непросто, но Вивьен выбрал примерное направление и старался придерживаться его. Он уже успел привыкнуть к тому, что идет в относительной тишине и все звуки принадлежат лишь ему. Но какой-то новый шум заставил его насторожиться, замереть. Что это? Игра воображения или кто-то еще бродит в неприветливых чертогах?
Алхимик застыл не шелохнувшись. Он торопился, но терять бдительности не собирался. Ему казалось, что стук собственного сердца разносится на многие футы вокруг и тем самым созывает к небольшому кольцу света всех выживших и воскресших чудовищ. Впервые за время своего одинокого путешествия по подземным переходам Вивьен пожалел, что вокруг него продолжают виться искрящиеся шары. Как бы он не прятался, а все равно будет, как бельмо на глазу — замечательная мишень, лучшей и желать нельзя. Тем более, что испускаемого огоньками света было так мало, что хватало лишь на несколько шагов вокруг. Все остальное пространство плавно тонуло в непроглядном мраке. Больше вреда, чем пользы.
Он уже почти не дышал, опасаясь пропустить настороживший его шум. Невольно вспомнилось дно колодца и первые ускользающие звуки мелодии, которую он так же боялся потерять. Но теперь все было иначе. Тогда он шел — восторженный, исполненный надежд и предвкушения, теперь же — настороженный, испуганный, без веры в благоприятный исход.
Шум донесся снова. Больше всего он походил на то, словно бы по полу перетаскивали что-то большое и тяжелое.
«Если там еще одна Обращенная — значит на этом все и закончится», — подумал алхимик, с тоской взглянув на стилет. Снова ожидать такой удачи, как в зале с живыми колоннами, было глупо. Он не сможет справиться с очередной исковерканной бестией. А вновь оказаться в путах и почувствовать, как из тела медленно выкачивается жизнь — Вивьен попросту не мог себе позволить. Самоубийство не лучшее решение, но если подумать и прикинуть варианты… выходила очень непростая дилемма.
Так или иначе, но стоять на месте в ожидании, пока источник шума сам пожалует на огонек, казалось алхимику еще более неправильным. Пока не поздно, можно было повернуть обратно и попробовать поискать другой путь, но, сколько на это может потребоваться времени — Вивьен не знал. Да и не было никакой уверенности, что в следующем коридоре он снова не услышит такой же шум. А вдруг там нет ничего опасного? Вот же дураком он сейчас выглядит, дрожа от нетерпения и сомневаясь в принятом решении.
Алхимик вздохнул, закашлялся, в который раз вытер окровавленные губы рукавом. Шорох стал ритмичным, он приближался. Теперь отступать было уже поздно.
«Что ж, тем лучше, — невесело улыбнулся Вивьен. — Не придется бегать по этому муравейнику, ломать ноги».
Он пригнулся, осторожно двинулся навстречу звуку. Шаг — остановка, еще шаг — снова остановка. Во рту пересохло. От напряжения в ногах появилась дрожь. Алхимик выпрямился, постарался расслабиться.
— Вот же вояка, — прошептал он одними губами и тут же от неожиданности вздрогнул, чуть не выронив стилет. Из темноты, совсем рядом, раздалось утробное бормотание. У Вивьена округлились глаза. Источник бормотания находился выше любого, даже самого рослого, человека.
«Что ж, если там нет никакого возвышения», — судорожно рассуждал алхимик, — «значит, я нашел не Обращенную». Радоваться этому факту или огорчаться — пока было не ясно.
Вивьен чувствовал, как сжимающая стилет ладонь стала мокрой от пота. Как по лбу сбегают разъедающие глаза соленые капли. Приходилось щуриться и при этом постараться не пропустить малейшего движения во тьме. И он не пропустил. Нечто огромных размеров проявлялось неспешно, надвигаясь подобно скале.
Темнота сгущалась и обретала форму, пока над воином не нависла высоченная сгорбленная фигура с безучастным плоским лицом. Алхимик мельком посмотрел на стилет. Рядом с появившейся тушей тот казался безобидной булавкой, способной своим уколом вызвать разве что приступ гнева.
Вивьен не мог поверить в то, что спустя многие десятилетия, а то и столетия, чье-то мертвое иссушенное тело вновь поднялось. И это после встречи с утопленниками и личами. Те все равно уже не были живыми, хоть двигались и обладали невероятным могуществом. Пастырь же, а это, несомненно, был именно он, жил по-настоящему.
«Неужели и это тоже раньше было человеком»? — не веря себе, думал алхимик. Перед ним замерло нечто, вдвое превышающее его в росте, но уже в плечах. Вживую Пастырь выглядел еще более отталкивающе, чем в видениях. Грязный, в еле прикрывающих наготу клочьях истлевшей ткани, покрытый тонкой маслянистой пленкой, с сочащейся из множества нарывов сукровицей. Существо двигалось неловко, подволакивая одну ногу. Вивьен с удивлением отметил, что колени у Пастыря гнутся в обратную сторону.
— Доброе сочное мясо, — разорвал великан повисшую тишину. Его голос звучал тускло, без эмоций. Безгубый рот открывался темной дырой, наполненной корявыми черными зубами. Носа и ушей не было вовсе. На их месте виднелись провалы с неровными шевелящимися краями, из которых вытекали струйки темной жидкости.
«Растение и есть», — подумал Вивьен и неприязненно сплюнул.
— Новое Семя, — продолжал Пастырь. — Неправильно. Не должен ходить, должен быть источником. Мало отдал.
— Извини, источник пересох, — глядя исподлобья, буркнул алхимик.
— Нет, вкусное мясо здесь. Хватит, чтобы тело больше не болело, чтобы стать сильным, — Пастырь высунул распухший длинный язык, покрытый клочьями отмирающей кожи, и облизнулся. Затем попытался схватить Вивьена за горло, однако длинная рука взрезала лишь пустоту. Алхимик не терял бдительности. Больше того, в нем родилась и начала крепнуть уверенность в том, что не все еще было потеряно. Не до конца восстановившееся чудовище оказалось неповоротливым и медлительным. А, значит, появлялся шанс на спасение бегством. Еще бы успеть найти и освободить Мили — день можно считать удавшимся.
Вивьен начал медленно обходить Пастыря. Никаких резких движений, никаких слов — ничего, что могло бы вызвать преждевременную ярость у великана. Усыпить бдительность, оттянуть время неизбежной атаки.
— Мясо должно остаться. Мы так ждали. Очень долго, — новая попытка существа добраться до алхимика. И снова неудача. Уклоняться от неуклюжих замахов чудовища оказалось плевым делом — и ребенок бы справился малый. Куда как сложнее было выдерживать его вид, вдыхать зловонные миазмы, исходящие от все еще распадающегося тела.
Слушать и далее размышления Пастыря о тяготах затянувшегося ожидания Вивьен не стал. Он, как мог резко, развернулся и бросился бежать. Светящиеся шары последовали за ним. В груди пожар разгорелся с новой силой. Уже спустя несколько размашистых шагов прыть алхимика значительно поубавилась. Бег превратился в быструю ходьбу с редкими остановками, чтобы откашляться и отдышаться. Вивьен, которому запас собственных сил виделся значительно большим, чем оказалось на самом деле, в первые мгновения с замиранием сердца ждал справедливого возмездия за глупую самонадеянность. Он даже представил, как тяжелая узловатая рука опускается ему на спину, как хрустят под этим чудовищным натиском позвонки, а неспособное пошевелиться тело безвольным кулем летит на камень. Однако Пастырь оказался еще менее расторопным. Он проводил ускользающую добычу пустым взглядом, попытался прыгнуть следом, но одна нога с чавкающим звуком подломилась, и существо грохнулось на пол, рыча и поднимая облака пыли.
Падение Пастыря прибавило Вивьену оптимизма. Теперь главным было не потерять темпа и не сбиться с намеченного пути. Если он все правильно определил, то крик Мили, если конечно это кричала чародейка, доносился откуда-то из района приемного зала — того самого, где они и встретили Обращенную. Из зала должны были уходить в стороны несколько ответвлений, часть из которых оканчивались тесными комнатами. Алхимик надеялся, что сумеет найти девушку быстрее, чем окажется запертым в узком коридоре настигшим Пастырем. Но пока следовало добраться хотя бы до зала.
Вот только Пастырь не разделял столь смелые планы алхимика. Чудовище попыталась встать, но тут же упало. Подломившаяся нога более не могла выдерживать веса своего хозяина. Более того — из голени, разорвав на лоскуты бледную кожу, торчал окровавленный кусок кости. Пастырь пошатал его рукой, попытался вправить. На полу почти сразу образовалась лужа крови. Плоть же вокруг перелома превратилась в рыхлую кашу. Но это нисколько не огорчило великана. Более не мешкая, он встал на
