– А в городе все еще бушуют страсти, – сказал Старший. – Посмотри.
Экран заполнял дым. Часть улиц были залиты чернилами. Вертолет развернулся над зданием СИА, качнулся, шар огневой системы дрогнул, окутался дымом. Огненный пучок уткнулся в борт вертолета, разнося вдребезги кабину.
Полетели в стороны лопасти – вертолет рухнул вниз, между домами, на людей, которые все еще не могли выбраться с площади.
– Может быть, – предложил Младший, – дать команду прекратить?..
– Зачем? – Старший махнул рукой. – Тем значимей и реальнее будет победа народа над предателями. Что там у нас, кстати, в Клинике?
– А что там может быть? Чужекрысы, полковник Сергиевский бьется головой о стену, пытаясь решить, как же ему все-таки зачитать тот прочувствованный текст о Великом предназначении и Цели, в настоящий момент… – Младший развернул файл. – В настоящий момент он… Черт!
Младший ударил кулаком по ручке кресла.
– Черт побери!
– Что случилось? – поинтересовался Старший.
Его всегда очень забавляла непосредственная реакция Младшего. Тот становился таким потешным, когда происходило нечто, чего он действительно не предполагал.
– Что там у нас?
– У нас там через тридцать две минуты огневой налет Тервойск, полковник Жадан уже в достаточно приподнятом состоянии. Еще у нас через тридцать минут свободный агент Скиф начнет уничтожение Клиники из своего «блеска», если не получит отбоя… А еще у нас свободный агент Гриф мило беседует с полковником Сергиевским в его командном пункте. В Адаптационной клинике. – Младший щелкнул пальцами. – Интересный поворот событий?
– Мило беседует… – повторил задумчиво Старший.
Младший был не совсем точен. Можно, конечно, назвать диалог между двумя взвинченными мужчинами беседой, но милым он не был ну никак. Абсолютно.
Собственно, и начинался он не так, чтобы по протоколу.
Гриф не соврал – дверь он открыл осторожно, руки свои безоружные высунул, давая возможность надеть на них наручники. Наручников надевать не стали, в протокол «сопроводить» это не входило, просто вытащили из-за двери за эти самые руки, обыскали, потом отпустили и повели наверх. Вместе с капитаном Горенко.
Лицо капитана было разбито, капала кровь, на которую сам капитан внимания не обращал. Просто шел между двумя бойцами.
Гриф тоже казался спокойным. Старший группы мельком глянул в его глаза и поспешно отвернулся: глаза светились.
Движения свободного агента были какими-то неровными… Нервными. Но не опасными.
Грифа ввели в командный пункт. Гриф обвел взглядом присутствующих, задержал взгляд на журналистах, перевел его на кофр, стоявший на столе.
– Что вы хотели сказать? – спросил полковник Сергиевский.
И тут Гриф словно взорвался.
Двое, которые сопровождали его до места, столкнулись друг с другом и потеряли равновесие всего на несколько секунд. Этого хватило.
Гриф оказался возле полковника, зацепил его левой рукой за шею, правой приставил к горлу нож. Что самое обидное для полковника – нож был его собственный. Можно сказать, родной.
Сергиевский брал его с собой на все операции, боевые или учебные. Без ножен на бедре он чувствовал себя безоружным.
Теперь лезвие, которое полковник традиционно подправил перед операцией, оцарапало ему горло.
Отлетели в сторону стулья – сержант и лейтенант вскочили и держали Грифа под прицелом своих пистолетов.
– Пфайфер, как там тебя… – сказал Гриф. – Где лекарство?
– Какое, простите?.. – не сообразил оператор.
Наконец и техники отреагировали на нападение. Один остался у пульта, остальные обнажили стволы, хотя какие из техников бойцы? Лишь бы стрелять не начали, подумал полковник.
– Отпусти его! – крикнул сержант. – Отпусти, я тебе сказал!
– Брось нож! – заорал лейтенант. – Нож!
Нож! Отпусти! Нож! Отпусти! Отпусти!
– Лекарство. Аэрозоль… – Гриф чувствовал, что еще минута – и он не выдержит.
Какой здесь яркий свет! И пульсируют индикаторы на пульте… Словно вгоняют раскаленные гвозди через глаза в его мозг.
Старик думает медленно. Медленно. Медленно проступает на его лице понимание, медленно, чертовски медленно плывет рука к нагрудному карману жилета.
Отпусти… нож… сволочь… нож…
