– Всё просчитали… Всё. А глупые люди полагают, что это вы из любви к ним. Что это вы от великой любви к смертным возвели стену. Или ты их и вправду любишь?
– Ты меня еще в скотоложестве обвини. Или в том, что я в наш Зверинец хожу, к Сторукому. – Дева потянулась. – Так ты – со мной?
– Нет, – сказал Ясик. – Я лучше отдохну от вас всех.
– Как хочешь. – Дева протянула руку и дотронулась до щеки Ясика. – А я думала после праздника заняться тобой… Тебя давно насиловали последний раз?
Ясик дернул головой, а Дева засмеялась и исчезла.
– Так, значит?.. – пробормотал Ясик. – Мы победители, значит? Теперь мы можем со мной так разговаривать? А не пожалеете?
Ясик взглянул на валун, и тот взорвался. Ясик перевел взгляд, и полыхнул следующий камень, дерево, загорелись розовые кусты. Вспыхнула земля, и жирными каплями стала стекать, плавясь, скала.
– Пожалеете! – выкрикнул Ясик. – Пожалеете! Только поздно будет… Поздно будет, – пробормотал Верховный бог. – Сволочи… Пожалеете. А я…
Ясик выворотил из земли камень и швырнул его далеко в море. Так далеко, что всплеска видно не было.
Глава 5
Царь Семивратья пил один. Страже возле шатра было строго приказано гнать посторонних безжалостно, не обращая внимания на возраст, пол и общественное положение. Царь Семивратья не хотел, чтобы кто-то видел его в таком настроении. Не хватало еще насмешки или жалости, демоны их побери.
Он привык председательствовать на советах. Его отряд был самым многочисленным, его боевой опыт был самым большим, и возраст позволял смотреть на большинство сопливых царьков сверху вниз. Разом рухнуло все это. Какой, к свиньям собачим, боевой опыт, если долбаные горожане вырезали четверть его отряда! И отряд, естественно, стал не самым многочисленным, если к убитым прибавить раненых, покалеченных в давке, обгоревших возле кораблей… Корабли… Царь застонал и помотал головой. Ему даже инвалидов не на чем отправить домой.
А вечером на совете союзников место председателя занял Северянин, урод в овчине. Явился к костру заранее, чтобы успеть взгромоздиться на золоченое кресло до прихода остальных. А остальные и не возражали, скоты. Им бы еще раз побольнее ткнуть Семивратца в открытые раны. Кровь бросилась царю Семивратья в голову, когда он понял, что теперь придется безнадежно требовать, или обиженно уходить, или…
Царь выбрал третье. Он смог себя заставить молча пройти вдоль ряда настороженно сидящих вождей, не сорвавшись, не выдав (он очень надеялся, что смог не выдать) ярости и обиды, кипевших внутри него. И даже смог привстать со своего нового места, прижав руку к сердцу, в ответ на соболезнование Северянина.
– Жаль… – прорычал Северянин. – Твоих воинов нам будет не хватать.
Воинов, а не самого Семивратца. Ублюдки. А вино в кувшине закончилось. Царь встал со шкур и заглянул за ложе. Нету. Ничего больше нету. Ни власти, ни чести, ни…
– Царь! – крикнул стражник снаружи.
– Чего еще? – спросил царь.
Было бы неплохо сорваться на ком-нибудь сейчас. На том же стражнике.
– Что там случилось?
– Это я случился, – сказал рыжий Хитрец, царь Заскочья, герой давешней битвы, спаситель воинов и защитник кораблей.
Семнадцатилетний сопляк.
– Иди ко всем хренам! – посоветовал Семивратец, глядя на опущенный полог. – И захвати с собой всех остальных уродов.
– Тогда пошли со мной, – засмеялся Хитрец. – Больших уродов, чем мы с тобой, в мире не найти.
Семивратец задумался. Первой мыслью было выйти и набить хитрую рыжую морду.
Но драки в лагере были запрещены. Как среди рядовых пехотинцев, так и среди гордых вождей. Провинившегося пехотинца пороли, а царя должны были выгнать из рядов союзников. Боги, отправляя всех в поход на Проклятый город, очень ясно изложили свою позицию – кто не с нами, тот с Разрушителем. Со всеми вытекающими. Боги…
«И ведь сам не уйдет, – подумал Семивратец. – Будет вот так орать снаружи, привлекая всеобщее внимание, а все эти пахари и пекари, набранные в войско, будут зубоскалить и шушукаться. Уроды. И Хитрец – тоже урод. Только рыжий. И ведь не прицепишься. Стражникам было приказано никого в шатер не пускать – они и не пустили. Он сам спросил, кто там, и сам нарвался на ответ. Рыжая сука! Ведь не уйдет».
– А я не уйду, – крикнул Хитрец, словно прочитав мысли. – Лучше бы, конечно, тихонько с глазу на глаз перетереть, но если хочешь – я могу и так.
Семивратец отдернул полог шатра и выглянул. Со света и не разглядишь толком, где стоит Хитрец. Костры слабо освещали площадку перед царским шатром. Сегодня (да и вчера тоже) храбрые воины Семивратья старались держаться от своего царя подальше. И костры зажигали подальше, насколько позволял частокол. И даже песен не орали, вроде как и не разговаривали вовсе. В шатре Семивратец не слышал вообще ничего, а вот сейчас, когда вышел на площадку, стало слышно, как несколько голосов стонут в палатке для раненых, как трещат дрова в костре… Царь сжал зубы и чуть не застонал, настолько это было похоже на треск и гудение горящих кораблей. Гордости Семивратья. Основы его могущества. Пятнадцать из двадцати…
– Привет! – сказал Хитрец.
