– И это, по-твоему, повод для истерики? – капитан силой усадил Нинку возле себя. – Это, в лучшем, случае повод для смеха. Как они обломались!
– Обломались? Это они потом обломались, но ведь я и вправду думала, что ты эти деньги получил от Гири. И я тебя не предупредила… Это хорошо, правда хорошо, что ты денег не взял… Ты ведь не берешь взяток… Это все знают… А я…
– Дурочка, – усмехнулся Гринчук.
– Я знаю, – согласно кивнула Нинка.
– Ты не знаешь, – капитан погладил ее по голове. – Я действительно взял у Гири деньги. Взятку принял. А он, сволочь, записал все это на видео, чтобы иметь на меня компромат.
– Взял?
– Конечно.
– Но ведь номера…
– И серии, – добавил Гринчук.
– Они ведь не совпали… – шмыгнула носом Нинка.
– Не совпали, потому, что… – капитан вынул из кармана носовой платок и принялся вытереть девушке глаза. – Ты меня где нашла?
– В клубе.
– Вот там, у Графа, я деньги и поменял. Он пригласил знакомого нотариуса, и мы друг у друга одолжили деньги. Вот такие пироги.
– Так ты… – Нинка немного отстранилась от Зеленого. – Взятку…
– Дура ты, милая. Конечно взял, иначе как бы я определил, что для Гири наступил момент перелома. Он же так старательно меня готовил ко взятке, так трогательно укладывал тебя ко мне в койку и финансировал твою любовь ко мне, – Гринчук перехватил руку девушки возле самого своего лица. – И вдруг, когда я уже взятку принял – вдруг меня сдавать. Твой шеф, конечно, особым умом не блещет, но и полным идиотом не выглядит.
Подал голос сотовый телефон. Гринчук взял его со стола, нажал кнопку:
– Да.
Молча выслушав, Гринчук усмехнулся и отключил телефон.
– Только очень серьезные проблемы могли заставить твоего шефа меня сдать. Да еще так быстро. Только тот человек, который очень не хочет, чтобы Гиря в последнюю минуту спрыгнул с поезда. Вот сейчас, видимо, Геннадий Федорович бьется как рыба об лед, а Андрей Петрович, которого Гиря называл сукой, на него давит. Во всяком случае, как мне донесли мои наблюдатели, в клубе заменена охрана. И что это значит?
Нинка встала с дивана:
– Я пойду.
– Но я же тебе уже все объяснил.
– Но я все равно тебя предала, – прошептала Нинка.
– Но я же все равно знал, что ты меня предашь, – сказал капитан Гринчук. – Ты не могла меня не сдать.
– Я такая сука?
– Ты не понимаешь… Я ведь тебе уже говорил – от нас почти ничего не зависит. Все решается за нас, а мы можем только тупо получать пинки и затрещины.
– Но ты же можешь… – Нинка посмотрела в глаза капитану, – у тебя ведь получается оставаться самим собой. А я…
– А ты хотела бы жить так, как живу я? – Гринчук потер щеку. – Чтобы тебя ненавидели даже свои? Чтобы работа, которую ты любила и считала своим призванием, вдруг опостылела? Чтобы в тридцать шесть лет ты вдруг поняла, что нужно начинать все сначала, и что никто, или почти никто тебе не захочет помогать? И что лучшее, что тебя ждет, это работа в каком-нибудь охранном агентстве? Ты бы этого хотела?
– Я…
– Я мент, понимаешь? Я правильный мент, я всю жизнь прожил, думая, что кто-то оценит и поймет меня. И что? Я должен защищать тех, кого ненавижу. Гирю твоего ублюдочного вот должен защищать, потому, что он… А! – Гринчук махнул рукой. – Хочешь уходить – уходи.
– Я не хочу уходить, – призналась Нинка.
– Не хочешь – не уходи! – развел руками Гринчук. – Будем и дальше трахаться ради спортивного интереса.
Нинка почувствовала, как снова на глазах наворачиваются слезы.
– Господи, – Гринчук собрал деньги со стола и протянул их Нинке. – Вот, возьми.
– Я думала, что ты хоть немного…
– Немного? Ты же великолепно понимаешь, что, когда придет момент, ты меня опять сдашь, как сдала сегодня. А я, даже если ты почему-то не сдашь меня, буду ждать от тебя этого. Ждать каждую минуту. Мы с тобой так устроены. Я никому не доверяю, а ты не станешь ради меня жертвовать хоть чем-то. Я не прав?
