– Мы знаем, что наша вера – самая правильная. Но почему мы не думаем, что и он, наш враг, может думать так же. Верить искренне, что не наш всеблагой и всеведущий, а его собственный, обезьяноголовый – единственно правильный. Настолько верит, что готов умереть за эту свою веру. И умирает, если нет другого выхода. А так всё норовит нас убить. Потому что по его убеждению – мы сволочи. Мы знаем, что его бог – правильный, а все лезем со своим крестом в его пещеру, – Пес остановился и покачал головой. – А если еще наши боги помалкивают? Молчат. И что тогда? Убеждать надо. Огнем его, супостата, нужно и мечом его, гада. Да так, чтобы другим неповадно было. Иначе как выяснить, чей бог круче...
Вот когда Империя христианство приняла, а варвары пришли и ее, извиняюсь, поимели. Что, их бог сильнее был? Нет? Мы придумали потом – в наказание это нам и в поучение. В поучение и наказание. Потом и варвары эти самые стали христианами, других начали крестить. И ведь никто – никто – не видел бога, которому стали поклоняться. На слово поверили. Уловили главное слово? Поверили.
– Не так чтобы новые мысли излагаешь, – сказал Хозяин.
Кровь больше не шла, и кости срослись.
– А что тут нового можно придумать? Ты искал Бога, этот вот, – небрежный жест в сторону Кардинала, – хотел его заменить, А нужно верить. И не просто верить.
Пес сел на табурет, ударил кулаком по столу и снова вскочил.
– Тебе бы с Ловчим пообщаться, вместе бы по комнате побегали, – Хозяин взял со стола кувшин, отпил.
– Успею. Еще поговорим. Знаешь что меня в нашей доброй Церкви настораживало? Знаешь? Они все время говорят – люби искренне и бескорыстно. Без корысти, значит. Не проси богатства для себя, проси счастья для других. И тогда, если ты все будешь делать правильно, не будешь нарушать заповедей и закона, ты обретешь вечное блаженство... – голос Пса стал напевным, даже каким-то благостным.
– Да какого черта! – закричал Пес. – Какого черта – бескорыстно? Где ж тут бескорыстие, если все мои благие мысли и поступки только ради одного – вечного блаженства. Я спрашивал. Я честно ходил и спрашивал, если я, скажем, перекрещусь перед иконой, мне святой отец даст кусок хлеба? Как же, даст, потом догонит и еще раз даст. Нельзя торговаться. Нельзя просить плату за свою веру. А как же тогда это – веди праведную жизнь и получишь в награду... Тут не торг?
Как ты отличишь, искренне верует человек или только покупает себе блаженство вечное? Ты сможешь отличить, Кардинал? Нет? И знаете, что я понял? Мне не нужно вечное блаженство. Не нужно Царство Божие. Нет, я хотел бы, конечно, но ведь смогу ли я сам отличить, действительно я верую или хочу обменять свою веру на вечную жизнь... Путано говорю?
Кардинал молчал, сжимая голову руками и глядя в стену. Хозяин молча пожал плечами.
– Не бойся, я скоро закончу. Недолго осталось, – Пес подошел к двери, выглянул в коридор, что-то спросил и вернулся к столу. – И я решил, что нужно верить в Бога бескорыстно. Не ожидать награды. Только тогда я мог быть спокоен и уверен в себе. Лишить себя надежды на вечную жизнь. Совершить преступление, которое... Вроде как захлопнуть перед собой небесные врата... Вроде как ключнику небесному в рожу плюнуть, чтобы он меня точно не впустил в рай. Вот тогда можно искренне служить Богу, искренне и бескорыстно. Как я и служу – бескорыстно и искренне. Ты думал, я твои приказы выполняю, лью чужую кровь только потому, что хочу умереть? Мне нравится убивать? Ничего подобного. Я так служу Господу, беру на себя грехи, которые не под силу другим...
Кардинал вдруг вскочил, опрокинув стол. Лампы погасли.
Грохот бьющейся посуды, невнятный крик. И стон.
Хозяин сидел неподвижно, понимая, что нет у Кардинала ни малейшего шанса. Ни самого крохотного.
– Огня сюда! – крикнул где-то рядом Пес. В комнату внесли два факела.
– Бедняга, – сказал Пес, наклоняясь с факелом к лежащему на полу Кардиналу. – Не выдержал старик. Жаль. Наверное, и я виноват – разболтался. Не думал, что меня так прорвет. Жалко старика. Только все равно ему сегодня выпадало умирать. Очень уж он хитрый. Может, чего в рукаве держал, про запас.
Пес вытер кинжал об одежду Кардинала и подошел к Хозяину:
– А что, он и вправду знал истинное имя твоего приятеля?
– Знал.
– Выходит, я в последний момент успел. Он слишком долго говорил. О Боге, о порядке... Решил бить – бей сразу, без трепа.
– Угу, – кивнул Хозяин, – вот как ты сейчас.
– Уел. Молодец. Пока он тебе все рассказывал, я успел сходить к тем, кто должен был приказ о жертве передавать. Тоже через ведьм.
Как ведь ловко придумал, дедушка, ведьм и колдунов использовать. А следом за ними и богов бы приспособил. Большого ума был человек. Человек, – Пес поднял палец. – Слышишь, как звучит! В общем, когда он приказал приносить жертву, передавать приказ уже было некому. Он немых держал за городом, в старых каменоломнях. Туда сейчас пошли мои ребята. Что с полутора тысячами немых делать буду – не знаю. И тебе это не интересно. Но всех палачей я приказал, не расспрашивая, вывести в расход... Вместе с истинным именем. От греха подальше. Очень уж вы большой соблазн, ребята. Слишком большой,
– Может, пошли на выход? – предложил Пес, протягивая бессмертному факел. – Душно мне здесь. Тоскливо.
– Пошли, – согласился Хозяин.
Они молча прошли по коридорам, поднялись на несколько ярусов вверх. Пес шел впереди, а сзади, как слышал Хозяин, шли еще несколько человек, без факелов. Так уверенно в темноте могли ходить только пившие сому.
– Их же все равно слышно, – сказал Хозяин. – Тот, кто пил амброзию... По запаху.
– Да знаю я, знаю, – махнул рукой Пес, чуть не погасив факел. – Честно – боюсь. Вдруг ты меня
