покидают 'Ритц'.
— Ханна?
— Я никогда не буду ни с кем объединяться.
— Рано или поздно вы встретите их на своем пути.
— Тем хуже дли них. Никакого сотрудничества! Полли встает и начинает прохаживаться.
— Сидите, прошу вас, Полли. Я хочу создать новые общества.
— Как в Австралии?
— Подобные им. Одно для институтов, другое для магазинов и так далее.
— Герметичные каюты, как делается сейчас на флоте, я читал об этом в 'Тайме'. Я понял.
— Не сомневаюсь. Если угодно, анонимные общества.
— Непременно.
— Но которые буду контролировать я одна.
— Согласен.
— И которым я продам свою эмблему.
Он кивает.
— Вы сможете подготовить проект во всех подробностях к июню? К 15 июня?
— Даже раньше.
— Полли, я достаточно вам плачу?
— По-моему да. В один из дней я намерен выкупить у королевы Виктории Бэкингемский дворец. Затем, может быть, Лондонскую башню, чтобы разместить там свою коллекцию табакерок. Ханна, когда я должен ответить 'нет' этим троим господам?
— Постарайтесь продержать их здесь как можно дольше.
— Оставляя надежду на положительный ответ?
— Именно.
— Может быть, мне навести о них справки?
— Я уже сделала это. Двое шотландцев значат мало. У них есть деньги, но не идеи, они лишь банкиры.
— А третий?
— Петер ван Эйкем, 46 лет, уроженец Батавии, женат, трое детей, дочери восемнадцать. Она похожа на кислую капусту, выкрашенную в розовое. У него есть любовница, танцовщица в Театре де ля Монне в Брюсселе. Имя и фамилия танцовщицы — Матильда Бейленз, ей девятнадцать лет и семь месяцев, она на пятом месяце беременности благодаря вышеуказанному ван Эйкему, во всяком случае, она так утверждает. Семья ван Эйкемов располагает значительным состоянием, рассредоточенным в Индонезии и Южной Африке. Специализация: золотые прииски и зерно. Наш человек считает его гением в делах.
— Он таковым является?
— Больше, чем я хотела бы, и меньше, чем он сам думает.
— Он может причинить вам неприятности?
— Если создаст кремы, стоящие моих, то — да.
'Он на это не способен', — думает она не без гордости. И не без причины: в то время она с полным основанием считает, что в косметологии ушла на десять лет вперед остального мира.
Досье на обоих шотландцев, а также на ван Эйкема были, разумеется, составлены Марьяном Каденом. К 1898 году Марьян практически завершил созидание своей личности. За внешней медлительностью, говорящей якобы о посредственности, ограниченной способности к душевным порывам, скрывается ясный, сильный ум. Он не выдвигает ничего без предварительной проверки; он лишен какой бы то ни было предвзятости; кроме того, память у него — потрясающая. Он испросил у Ханны разрешения нанять на постоянную работу трех из своих братьев, которых использовал ранее в качестве эмиссаров и агентов. Она ответила положительно: ей не нужно, чтобы он разменивался на второстепенные дела.
Впоследствии он удалит от себя одного из старших братьев, — по его мнению, недостаточно способного. Что же касается двух остальных, то одного из них он назначил контролировать поставки выше и ниже по течению от фабрики в Эври; другого же послал в Лондон за собственный счет, найдя ему должность клерка в Сити, с условием выучить английский и банковское дело. То есть повторить путь, пройденный им самим. Ханна предложила ему помощь в этом мероприятии. Марьян твердо отказался. Он показал ей свои личные счета ('Ханна, я никогда и ничего от тебя не скрываю, никогда, и я вплотную займусь своими личными делами только в том случае, если у меня будет свободная минута на твоей работе…'), счета, которые говорят, что он тоже не без успеха делает себе состояние.
Опять же с одобрения Ханны — а на самом деле по ее просьбе — он создает группу наблюдения и разведки и называет своих людей 'хорьками'. Вначале предполагалось, что они будут присматривать за институтами и магазинами. Но в дальнейшем сфера их деятельности расширилась. Именно благодаря 'хорькам' удалось собрать досье на шотландцев и ван Эйкема.
Именно они забьют в июне тревогу, в то время как Полли тянет время, заставляя троицу ждать ответа от так называемого 'работодателя' Ханны. Они сообщат, что ван Эйкем перешел в наступление не дожидаясь. Тайно.
Тайно, но значительными силами. То, что не удается взять в аренду, он покупает. Все самое лучшее — например, место на Вандомской площади в Париже, цена за которое заставила Ханну отступить. В полном секрете он начинает проникать во все жизненные центры Европы. Марьяну, который предлагает перейти в контратаку, Ханна отвечает, что на данный момент единственно возможное решение — ничего не предпринимать. Только наблюдать.
— Ханна, если ты их не остановишь, они разорят тебя.
— Я знаю.
Да, она знает это очень хорошо. Но как бороться с мужчинами, способными бросить на чашу весов 200–300 тысяч фунтов (по последним подсчетам Полли), не считая кредитов, предоставленных банками?
Марьян испытующе смотрит на нее.
— У тебя есть идея, Ханна?
— Нет.
Это почти что правда. Пока она не знает, как провести сражение. Но зато, кажется, раскусила ван Эйкема, нашла его уязвимое место. 'Это тип мужчины, который хочет всего и сразу. Тогда, в 'Ритце', он даже не посмотрел в мою сторону. Как же, станет он говорить о делах с женщиной! Скотина!'
Начало июля 98-го. Протянув даже больше, чем позволяли приличия, Полли Твейтс передает компаньонам ван Эйкема ответ так называемого 'работодателя'. Ответ отрицательный. Но он сдобрен откровениями относительно истинного владельца цепи институтов и магазинов: это не меньше, чем некий принц, который не может назвать себя. По секрету: он происходит по прямой линии от усопшего Георга III, то есть является кузеном Ее Величества королевы Виктории.
Распространяя эту наглую ложь, Полли следует указаниям Ханны, хотя относится к ним скептически: и она думает, что этого будет достаточно, чтобы вывести шотландцев из игры? Чтобы остаться один на один с ван Эйкемом?
Она никогда этого не говорила и не думала об этом. Она двинула вперед первую фигуру, ничего больше.
— И если наш голландец действительно нечист на руку, как я рассчитываю, Полли… Скрестите пальцы и молитесь.
В ответ он заявляет, что молится с того дня, как повстречал ее в Мельбурне. Молится страстно.
Проходят лето и осень 98-го. Рапорты Марьяна и его 'хорьков' подтверждают одно: молчаливая экспансия ван Эйкема продолжается. Больше всего раздражает выбранная им стратегия: голландец ограничивается копированием. Марьян дуется на Генри-Беатрис. Почему, черт возьми, Ханна ничего не сделала, чтобы помешать английскому декоратору работать на ван Эйкема? А ведь именно Генри-Беатрис помогает конкурентам разбросать их дьявольскую сеть по всей Европе: 'Ханна, он тебя предает, по-другому это не назовешь! А я думал, что он тебе друг!'— 'Он мне друг, но он — профессионал, которому, чтобы жить, нужны деньги. А с теми бешеными гонорарами, которые он получает у ван Эйкема…'
Весь смысл в этой последней фразе, и в глазах Ханны горит хищный, хотя и едва уловимый блеск.
