– Скорее, историко-литературное…
– С таким бюджетом? Я положил на скатерть золотистую карточку.
– Это она? – спросил Умберто.
– Так точно. Мент принес.
– Видимо, партия придает существенное значение данному вопросу.
– Ты сам-то в это веришь? Что за исследование?
– Ты должен установить автора «Тихого Дона».
– Чего?! Показалось, что вся жизнь пронеслась в голове – «Тихий Дон», Лия, Ермаков, Вассертрум… «Следите за совпадениями, молодой человек…»
– Какого хрена, Умберто?! Что ты недоговариваешь, при чем здесь «Тихий Дон»?
– Вильгельм, успокойся, – он реально испугался. – Я все договариваю. Есть мнение, что автором «Тихого Дона» является не Шолохов, а казацкий писатель Крюков. Они решили раздуть из этого сенсацию. Поручили мне найти специалиста…
Умберто осекся.
– Говори!
– На самом деле они с самого начала спрашивали о тебе, просили, чтобы это сделал именно ты.
Мысли путались. Я сосредоточился и спросил:
– Кто такие – «они»? Умберто поковырял шашлык. Отложил вилку.
– СД! Что, сам не понимаешь? Слова звякнули резковато.
– Шелленберг опирается исключительно на СД. В Рейхе все вопросы сейчас решает СД. Но послушай, Вильгельм, они действительно хотят реформ. Если тебя смущает…
– Умберто, а ты тоже связан с СД?
– Что ты, что ты, Вильгельмушка! Ну, просто… я работаю с информационными технологиями… Ты же знаешь. Это приоритетное направление, конечно, есть какие-то связи.
– Понятно.
Я колебался. Меня не смущало участие в сомнительных СД-шных играх под названием «перестройка». Ради того, чтобы поехать в Москву, повидать детей, Лию, я бы и секунды не раздумывал. Меня смущали бесконечные совпадения.
– Ты когда улетаешь? – спросил я.
– Завтра утром, даже не искупаюсь, – ответил Умберто.
– Послушай, хочу тебе сказать, потому что верю – ты мне друг. Вся эта хива насчет перестройки – блеф. Этот роман идет за мной еще с Москвы. Я возьмусь за это дело. Но если ты что-то знаешь или узнаешь в будущем, скажи мне, пожалуйста.
Умберто смотрел на меня, как на безумца.
– Конечно, само собой. Все расскажу. Один малый из СД, серьезный человек, работал всю жизнь с Шелленбергом, прознал про какие-то рукописи, якобы исчезнувшие из Петербурга. Раскопал их один готский журналист, некто Моложавенко, еще в шестидесятые. Была какая-то статья. Речь в статье о том, что, дескать, это рукописи «Тихого Дона». Но принадлежат они не Шолохову, а некоему Федору Крюкову, белогвардейскому офицеру и писателю. В СД решили эту карту разыграть. Зачем? Чтобы двинуть Леопольда Ильича и чуть-чуть развеселить народ. Туда-сюда, хватились, рукописей нет. Исчезли без следа. Они этого не любят. Решили начать поиски. Но не официальные, а вроде как заказать литературное расследование. Нашли меня. Спросили про тебя… Сказали, что рукописи эти – бомба, троянский конь, сенсация.
– Но почему я? Это же нонсенс.
Умберто приложил руку к сердцу.
– Не знаю, Вильгельм, клянусь, не знаю.
Я проводил его до гостиницы. На обратном пути домой у меня было время подумать. Все, что приходило в голову, было полным бредом. Но в любом случае это сулило шанс – вернуться в Москву, увидеть Лию. Внезапно я поймал себя на гадкой мысли: «Хочу узнать тайну. Вне зависимости от того, увижу Лию или нет».
На следующий день предстояло сделать много важных дел.
С утра в банк. Операционистка очень удивилась, увидев карточку, попросила паспорт и ушла – наверное, советоваться. Вернувшись, долго и неохотно заполняла какие-то бумаги, но требуемую сумму выдала. Я запросил рейхсмарки, все-таки лучше местных тугриков.
На улице около моего велосипеда скромно стоял Боббер.
– Здравствуйте, Вильгельм Павлович.
– Привет, Шура, уезжаю я.
– Понятно, кто бы сомневался. Если уж такие карточки присылают, наверное, и паспортишко не забудут.
– Верно, Шура, так что бывай…
– Не плюйте в колодец, Вильгельм Павлович, пригодится воды напиться.
Я с интересом взглянул на участкового.
– Ты о чем, друг?
– Ну, придумайте что-нибудь, вы человек ученый, порученьице какое-нибудь. Все выполню. Я выполню, а вы меня отблагодарите. Времена-то какие наступают! Капиталец надобно иметь стартовый.
– Во как. Грамотный милиционер пошел.
– Я из народной милиции уходить собираюсь, Вильгельм Павлович. Кооператив хочу открыть. Раскручусь, вовек не забуду.
– Лучников что ли сагитировал?
– Почему Лучников? Много и без него разговоров ходит.
– А как кооператив-то назовешь, Шура?
Боббер оживился, в глазах заиграл огонек.
– О, это я давно придумал, Вильгельм Павлович. «Афина Паллада» назову.
Я вздрогнул.
– Почему?
– Просто так, название красивое. Понравилось.
Я выдал Бобберу 500 рейхсмарок и поручил навести справки о ростовском журналисте Моложавенко.
Весь день мне было нехорошо. Мысли путались. Ближе к вечеру я уволился с работы. Съездил на вокзал. Сделал еще кое-какие дела, домой вернулся поздно. Лучников бродил по квартире мрачный.
– Ты уедешь, и мне подселят какого-нибудь му-да-ка, – по слогам произнес он. – Что я буду делать? Вообще, наверное, с ума сойду.
Мне стало жалко соседа.
– А как же твои кооперативные планы?
Лучников махнул рукой.
– Бесполезно, брат, пустые мечтания, ты же знаешь…
– Нет, Андрюха, не бесполезно! Мне, представь себе, кое-что известно. Ты был прав, грядут перемены, не упусти момента.
Лучников тоскливо посмотрел на меня.
– Я неудачник, Вильгельм, жизнь прошла мимо.
Он повернулся и вышел из кухни. Я судорожно полез в потайной карман.
– Андрей, подожди. – В руке были деньги. – Мне подфартило… наследство получил. Возьми, приятель, пригодится.
На следующий день ближе к вечеру, захватив конструктор «TELEMAX» и несколько полезных в дороге вещей, поездом я уезжал в Москву. На вокзале меня провожали Боббер и Лучников. Боббер по-военному четко сообщил, что обязательно выяснит все по интересующему меня вопросу и через неделю вышлет отчет по любому московскому адресу. Лучников, прощаясь, сказал, что собирается на отдых, в Гурзуф.
Западная Москва. 26 июня 1976 года
Вряд ли найдется в целом мире другая жена, которая встретила бы так неприветливо мужа, вернувшегося к ней после долгой разлуки.
