Смотри: с седьмого этажавидна тюрьма, и город едет,пошатывается, держасьза спины временных соседей.* * *От целого смятения и лжисовсем окаменело, пламенело,едва касаясь времени, смотрелои, отзываясь, прорастало в жизнь,выклянчивало: Боже, ну спаси,ну помоги мне вырваться, раскрыться,впитать дождинки-искры, расцвести,сквозь твёрдый камень дотянуться, сбыться —тебя мне мало, ты ещё больна,поспи ещё, ты снова заболеешь,не хватит сил, умрёшь во сне, одна,увидеть, что живой я, не сумеешь.И вот, послушна голосу, молчуи к свету не протягиваю руки,не вижу, не вдыхаю, не лечу,как ты, неповторима до разлуки.* * *Как платок, упавший на пол,как блуждающий огонь,неизбывным, новым знакомбуду связана с тобой.Вспыхнуть, вспомнить — не ответит.Не дождаться, помянуть.Не печалься, вторит ветер.Ничего, что не задуть.* * *За ним рассыпается и — свет прокрадывается — гаснетбелый закат — наваждения — зеленеютв водном тумане огромные клёны, липы.Парк на краю залива, конец апреля,статуи дремлют в дощатых опочивальнях,в зимней холстине туи и кипарисы,стылая, злая весна. Он выходит к морю —пристань — сейчас это только названье, море:в твёрдых морщинах, утратившая способностьпомнить и отражать ледяная толща.Словно очнувшись, оглядывается: лето.* * *Теперь — навеки, Боже мой, теперь — навеки.Запомню: вкрадывался голос, ночь стоялаи осыпалась, как сухими мотыльками,в труху и клочья, целовали, находили,вдвоём нащупывали первое биенье.Роман с Москвою, Боже мой, роман с Москвою,в домах понравившихся падают и тлеют,кружась, страшнее и роднее Петербурга, —я вобрала твои безудержность и голоди распылила их по улицам покатым.Белее снега, Боже мой, белее снегатечёт бумага, переваливаясь навзничь,меня пугая и меня одолевая —вот я беру тетради с кажущимся детством,и до сегодняшнего дня всё правда, правда.* * *Какая может быть надежда —на то, что так земля мала?Мир продолжается, невежда,за краем твоего стола.
