Голоса на воде

пора за ним, оно болит.
…спускаясь с неба этажей
в наружу отворённый город,
в полузакрытый алфавит.

* * *

На одном материке,
но у разных океанов
мы вдвоём, рука в руке,
вопреки меридианам.

С гор покатится трамвай,
мост метнётся неба выше,
опрокинет в ночь и в рай —
эхо, берег, волны, слышишь…

* * *

Я помню их осенний вид,
но их не видела весною,
они стоят передо мною
налево справа, как иврит.

Когда-нибудь переведу
тому, кто вырасти успеет:
деревья, что не розовеют,
не замерзают, как в аду.

* * *

Зимой дыхания тепло
осыплется, как смерть сухая,
по мёрзлой насыпи ступая
на глубине.

Мороз царапает стекло,
и поворачивает поезд,
какой восторг, какая горесть,
иди ко мне.

* * *

Обыкновенная зима
и снег нерусский, глянцевитый,
картина прерафаэлита,
бочок надрезанный граната,
разграбленные закрома.

Всё настоящее: луна,
вернее, месяц, лёгший навзничь,
мышь, удирающая прочь,
куда глаза глядят, и плач
хозяйки от дурного сна.

* * *

Какая радость, что меня
он потерял и не увидит, —
так ненавидящий, тая,
заходит в дом и ненавидит,
собой неузнанный, молчит,
сквозь слёзы морщась, колупая
на стенах краску, голубая,
как все умытые подъезды,
обитель хлорки и стыда,
она навечно, навсегда,
как ненависть и как несчастье —
но в том и радость, что, стерев
простую надпись «здесь забыли»,
стоишь, закрыв глаза от пыли,
передохнув, переболев.

* * *

Не поднимет душа — тяжелее зла,
легче бабочкина крыла —
с тех дорог, по которым она прошла,
крошек того стекла.

Так не вспомнит вода, что сомкнула рот
рыбе, вросшей в речной лёд,