– ангелочек расплылся. Господи, что же теперь делать? Она так мечтала, она думала, счастье и вместе. Какая жестокая жизнь! С жизнью пора сводить счеты, с ангелочком пора сводить счеты – наказать, страшно, ужасно наказать милого ангелочка. Обидела! Калеку обидела! Глухую, больную обидела! Ей не простится, не простится! Ей никогда не простится! Ни человек, ни Бог не в силах такое простить! Так пусть же живет непрощенной, всю жизнь непрощенной! Живет и мучается, живет и страдает – навеки проклята! А Люба знает, что ей теперь делать. Это страшно, но ведь так… То, что Алена с ней сделала, хуже чем измена. Она ей душу надорвала. И теперь ничего другого не остается, как только…
Только как это сделать? Алену нужно связать – чем ее связать? Может быть, на балконе есть бельевая веревка? Может быть, есть, а может быть, и нет. И на балкон выходить не стоит – Алена воспользуется ее отсутствием и позвонит в милицию или выбежит из квартиры. Как же тогда?…
Покрывало! Если разорвать на полоски, можно скрутить веревку. Для того, чтобы связать Алену и…
для того, другого. Ей так нравилось это покрывало – мягкое, нежное, небесно-голубое. Но теперь все равно! Теперь все равно! И хорошо, что именно это покрывало! Пусть именно это, пусть именно это!
Люба вскочила, одним рывком стянула с кровати покрывало – как тогда, в ресторане, скатерть. Ухватилась за края двумя руками и с силой рванула. Потом еще и еще, рвала до тех пор, пока покрывало не превратилось во множество шелковых лент – такими лентами украшают свадебные машины, а она украсит смерть. Потому что предательство, потому что она не простит!
– Праздника не будет! Не будет праздника! Будет ужас! Будет кошмар! Смерть!
Боже мой, боже мой, кто бы знал, как ей страшно! Но Алене будет еще страшней! Так что пусть! Так что так и надо! Она цветы купила! И торт купила! А мама поставила тесто! Но не будет теперь праздника, не будет, не будет! Летальный исход – так врачи называют смерть. Ее любовь получила летальный исход. Она не простит, никогда не простит! Эту никогда не простит! Растоптала, убила!
Все, пора! Привязать к креслу. А самой – на люстре, больше-то не на чем. Как же она ее ненавидит!
– Вставай! Разлеглась тут! У, уродина! Вставай! Поднимайся!
Встала! Послушная сделалась, уродина! Да она ее боится! Уродина Любы боится! Гордая дрянь боится бедной глухой девушки! А ведь это только начало, дрянь, это только предисловие. Как ты себя почувствуешь, когда все начнется? Умрешь от разрыва сердца? Сойдешь с ума от ужаса?
Люба выдвинула на середину комнаты кресло, заставила Алену в него сесть – получилось легко, бывший ангел стал покорным. И все-таки рассчитывать на то, что она безропотно даст себя связать, не стоит, лучше оглушить. Не хотелось бы ее бить, но что поделаешь?
Музыкальный центр для этой цели подойдет как нельзя лучше: подкрасться сзади и опустить ей на голову.
Ну вот, пожалуй, самое сложное сделано. Теперь-то привязать ее к креслу не составит труда. Скрутить свадебные ленты в веревки и привязать.
Личико какое бледное! Да дышит ли она? Не слышно, не слышно! Неужели она ее убила! Ангела убила, красавицу свою убила!..
Дышит. Надо спешить, пока не очнулась, пока не очухалась, дрянь, надо торопиться. Скрутить в несколько раз, а то порвутся непрочные ленты. Скрутить, скрутить! Вот так, отлично, не вырвется! Да, еще рот заткнуть. Обрывки сгодятся, вполне сгодятся…
Крепко связанный ангел. Неужели это не страшный сон? Мама всегда ее будила, когда снилось страшное. Мама не разбудит.
Мама ее толкнула на это, мама праздник придумала! Будет праздник, у всех теперь будет праздник! Пусть приезжает и поучаствует! Это ее дочь, ее дочь! Пусть посмотрит на свою дочь! Она, Люба, никому не нужна, пусть остается со своей Аленой, со своей любимой доченькой, пусть посмотрит, как она корчится в ужасе!
Люба бросилась к телефону, набрала свой домашний номер.
– Мама! Приезжай, Алена вернулась! – выкрикнула, задыхаясь от ярости, и положила трубку.
Ну вот, а теперь…
Алена так и не пришла в себя. Нет, она должна это увидеть! Люба схватила со стола вазу, вытащила букет и выплеснула воду в лицо девушки. Захлебнулась, дернулась, затрясла головой – очухалась ненавистная дрянь. Смотрит испуганно, хочет, наверное, что-то сказать – глупая тварь, ты у Любы в ловушке.
А теперь привязать к люстре веревку и ни о чем больше не думать – думать нельзя, думать страшно, можно ведь и передумать…
Высокий потолок, роста не хватает, как это трудно! Финтифлюшки хрустальные звенят, звенят… Перестали звенеть – тишина. Это аппарат вылетел. Поднять? Нет смысла, нет смысла: смерть – тишина, вечная тишина. Она знает, что такое тишина, не боится ее и любит, вот только сейчас…
– Ты думаешь, мне не страшно? – пожаловалась она Алене и не услышала своего голоса. А у той-то лицо исказилось, словно от боли, – ей тоже страшно, значит, все правильно, верный выбрала путь, справедливое наказание. – Страшно. Но еще страшнее будет тебе.
Решиться и шагнуть. Решиться и сделать… Как трудно, как страшно! Отменить нельзя. Нельзя, нельзя! Это не сон, и никто не разбудит.
– Пора!
Люба сделала петлю из свободного конца веревки, просунула голову.
– Все! Меня зовут Люба. Я тебя никогда не прощу!
Глава 3
Он
Он думал, что у него в запасе еще сутки. Не бог весть что, конечно, но все-таки. Он думал, что Алена приедет только завтра, и значит, есть еще немного времени для того, чтобы найти выход из положения. Он надеялся, что выход найдется, и, наверное, так бы и произошло, если бы Алена не приехала на целые сутки раньше.
Звонку ее он не очень удивился. Да что там не удивился – он его ждал. Только не сегодня, а завтра. Ждал и боялся. И вот она позвонила и попросила помочь, сказала, что в ее квартире творится нечто странное и что ей страшно.
Страшно! А ему не страшно! Нечто странное творится во всей его жизни. Но надо ехать спасать Алену. Кто его-то спасет?
С ее звонка прошел уже час – пора, давно пора заставить себя подняться с дивана, собраться и отправиться в путь – навстречу опасной неизвестности. Чужая квартира, в которой он спрятался, словно в норе, никак не хотела его отпускать. Уже три дня Валерий не выходил из дому. Все необходимое привозила ему Галина, его секретарша. Только она знала, что он в городе. Только она видела его дрожащим и жалким – для всех остальных он уехал в Египет. Египет придумала Галина, эту нору сняла ему тоже Галина. Надежная и своя – ей можно довериться, перед ней не стыдно. Да, главное – не стыдно. Перед Аленой было бы стыдно так бледнеть и вздрагивать от каждого шороха, а перед Галиной нисколько.
Галина поймет, Галина утешит, с Галиной можно совсем не церемониться. Он и не церемонился, он ей все рассказал. Приехал к ней домой избитый, дрожащий от только что пережитого ужаса и все рассказал.
Три дня назад его чуть не убили. Еще никогда он не испытывал такого страха за свою жизнь, не думал, что его вот так запросто могут убить, и потому считал себя человеком смелым – сильным, независимым и смелым. А оказалось, что могут, а оказалось, что запросто, и не поможет ни охрана, ни милиция: раз, два – и все: был Валерий и нет его. Во всяком случае, сильного, независимого человека Валерия теперь уж точно нет.
Но Алена об этом еще не знает, и никто не знает, кроме Галины. Очень не хотелось бы, чтобы узнали. Особенно Алена. Поэтому надо подняться, привести себя в порядок, сделать вид, что он все еще прежний, и броситься ее спасать. Скорее всего, этот героический бросок не приведет ни к чему хорошему: Алену он не спасет и сам погибнет. Очень возможно, что ее звонок – это ловушка.
Галина не потребовала бы от него такой жертвы, она вообще ничего не требует, только дает. Но Галина – не Алена, Галина – это так, от безнадежности. Да и не нужна она ему вовсе, разве что на такой вот несчастный случай. В качестве жилетки и спасительницы.
