Маша покачала головой:
– Нет, фонограф был. Он до сих пор рядом с телевизором стоит. Ведь стоит?
– Стоит, – подтвердила Аня.
– А где же тогда сарай с куклами? Ведь он тоже был.
– Был.
Девочки еще некоторое время стояли и растерянно оглядывались вокруг себя, надеясь, что все разъяснится. Но все было напрасно. Огород был пуст, и только проливной дождь обильно омывал его невозделанную и заросшую бурьяном землю.
Чувствуя, что они уже начали промокать, девочки нехотя повернули обратно.
Дело явно шло к вечеру. Небо стало совсем темным и непроницаемым. Уже шагов через пятьдесят ничего нельзя было разглядеть. В душу заползло какое-то тяжелое и непонятное уныние.
– Жалко, – вздохнула Маша, когда они уже были в саду и направлялись к дому. – Жалко, что мы утром не взяли хотя бы пару кукол. Ведь верно?
Аня в ответ только вздохнула. Она ломала голову, размышляя над происшествием. И ничего толком понять не могла.
– Маша, тебе не кажется, что слишком много вокруг таинственного и непонятного? – спросила она, наконец.
– Кажется, – согласилась Маша. – Но только я совсем ничего не понимаю.
– Вот и я тоже ничего не понимаю.
Когда они уже покидали сад, Аня вдруг остановилась, оглянулась и посмотрела старую засохшую яблоню, которая одиноко лежала у входа в огород. Маша последовала ее примеру, и обе девочки замерли оттого, что они увидели.
На темных останках дерева сидели птицы. Черные большие вороны. Сидели так густо, что буквально облепили все ветки яблони. Они сидели молча, не издавая ни звука и глядя на девочек маленькими блестящими как бусинки глазками. А дождь поливал их, и птицы были жалкие и несчастные. И тем не менее они не улетали, а словно чего-то ждали.
– Чего это они? – удивилась Маша. – Почему тут сидят? Под дождем. Почему не летят в свои гнезда.
– Мне кажется, что они ждут, – глухим голосом ответила Аня.
– Чего ждут?
– Они ждут, когда освободится дом, – еще более глухим голосом повторила Аня.
– От кого освободится? – не поняла Маша.
– От кого, от кого? От нас!
17
Когда они вернулись домой, то за окнами стало совсем темно. В комнате уже горела лампочка. Мама что-то готовила на плитке, папа возился с фонографом.
– Ну что, нагулялись? – не отрываясь от своего занятия, спросил он, когда девочки отряхиваясь от воды, вошли в дом.
Сестры промолчали.
– Куртки где повесили? – спросила мама и тоже не подняла голову от плиты. – И сапоги где оставили?
– Сапоги мы оставили на крыльце, – усталым голосом ответила Аня. – А куртки повесили у порога на гвоздике.
– Молодцы, – похвалил папа. – А я вот тут с фонографом вожусь. Никак понять не могу, почему он не заводится. Вроде бы и пружина на месте, и механизм целый, а все одно не идет.
Тогда Маша прямо от порога подошла к отцу, заглянула ему в глаза и твердым голосом сказала:
– Папа, мы должны сейчас же отправиться домой!
– Вот как? – папа с удивлением воззрился на дочь. Словно в первый раз ее увидел. Куда?
– Домой. То есть в город. К нам домой.
– Ты это серьезно?
– Да, я говорю это серьезно. Очень серьезно. Уж ты поверь.
– Я целиком и полностью с ней согласна, – поддержала сестру Аня.
Папа удивился еще больше:
– А разве не вы всю зиму твердили о том, что хотите все лето провести в деревне? Просто все уши прожужжали. Не хотели, чтобы я продавал дом.
Девочки на какое-то мгновение замялись.
– Вам что погода не нравится? – продолжал удивляться папа. – Так она скоро наладится. Завтра проснетесь, за окном будет солнце светить. Можно и на речку, и в лес. Да хоть куда!
