Аня глянула в тоненькую щелочку между закрытыми ставнями. Щелочка была черная, как смола.
– Нет, – сказала она, – до утра еще далеко.
– Как же медленно идет время, – вздохнула Маша. – Оно наверно остановилось. Да конечно, остановилось. Для нас. Для других наверно нет. Люди спят себе спокойно и не знают, что происходит с нами. А мы наверно до утра не доживем.
Аня ничего не ответила. Она не отрываясь смотрела на лампочку.
Лампочка медленно угасала. Темные углы стали расти и надвигаться на детей.
– Это идет Она, – тихо сказала Маша, – за одной из нас.
– А может и за обеими, – в тон ей ответила Аня.
Сестры покрепче прижались друг к другу.
Лампочка стала мигать тусклым безжизненным светом. Она уже почти ничего не освещала. Мрак становился все гуще и все ближе приближался к сестрам.
– Я хочу, чтобы первой забрали меня! – внезапно сказала Маша.
Аня по настоящему испугалась.
– Это еще почему? – спросила она.
– Потому что я не хочу оставаться здесь одна, – ответила Маша. – Тогда я точно умру.
Вдруг они обе почувствовали, как диван под ними вздрогнул. Слегка. Всего лишь вздрогнул. Но они обе почувствовали это.
А потом они увидели, как пол стал прогибаться вниз. Сначала чуть-чуть, а потом все сильнее и сильнее. Черная дыра погреба вдруг стала терять углы, затем она стала круглой и медленно поехала вниз, утягивая за собой доски пола, которые вдруг стали словно резиновые.
Девочки не отрываясь смотрели на скручивающийся в воронку и уходящий вниз пол. Вокруг все скрипело, трещало и стонало. Хрустели стены, сыпалась с печки штукатурка, падали и опрокидывались табуретки, затем какая-то неведомая сила протаскивала их по кругу. Один круг, второй, третий, и табуретка проваливалась в черную дыру, которая когда-то была люком подпола.
Грохнуло. Это слетел со стола телевизор, упал на пол и подпрыгивая и переворачиваясь, полетел вниз. По пути он раскололся на три части, и все они одна за другой исчезли в черной дыре.
А воронка становилась все больше и больше, глубже и глубже. Вот она поглотила стол, притянула к себе печь, но затем как живая увлеклась кроватью. Железная кровать со звоном и скрежетом закружилась в воронке, ее спинки и ножки и пружинная часть стали сгибаться, словно были не из металла, а из пластилина. Воронка буквально скрутила ее в клубок, потом с шумом растерла и отправила в свое ненасытное жерло.
Настала очередь дивана.
Девочки завизжали и вскочили на спинку дивана. Спинка отогнулась, и они свалились на пол. Аня успела вскочить на ноги и схватилась за искореженную раму одной рукой. Другой она держала за руку Машу.
Диван скользя и потрескивая рвущейся клеенчатой обивкой покатился вниз. Когда он оказался в центре воронки, то его размолотило в ней за считанные секунды. Воронка проглотила его и потянулась в сторону девочек.
– Маша, держись! – закричала Аня, подтягивая сестру к себе.
Она встретила испуганный и несчастный взгляд сестры и почувствовала, что не в силах удержать ее. Какая-то невидимая сила тянула Машу к себе, отрывая ее от Ани.
– Аня! Спаси меня, миленькая! – жалобно протянула Маша и сама же первой разжала руки.
Аня еще некоторое время держала одну ее руку, а потом почувствовала, как неумолимо она соскальзывает с ее руки.
– Машенька! Держись! – простонала Аня.
Но сил уже не было ни у Маши, ни у нее. Пальцы еще долю секунды удерживались, а потом девочка полетела вниз.
Аня хотела закрыть глаза, чтобы не видеть самого страшного, но не смогла. Она услышала последний отчаянный крик сестры, и видела, как она медленно исчезает в жерле воронки и смотрит на нее измученными и ничего не понимающими глазами.
Затем ее не стало. Из жерла вырвался какой-то громкий, похожий на удовлетворенное сытое рыганье, звук, затем что-то чмокнуло, и черная дыра исчезла. Хотя воронка продолжала вращаться.
Аня перестала держаться за раму, разжала руку и полетела вниз. Ей уже было все равно. Она решила последовать вслед за сестрой и очень удивилась, когда ударилась об пол.
Сознание, уже в который раз, оставило ее.
22
Аня открыла глаза и увидела, что лежит на полу недалеко от погреба, который был аккуратно закрыт крышкой. Она с трудом повернулась на спину и окинула взглядом комнату.
Комната была пуста. Ни стола, ни дивана, ни кровати. Только голые стены и одинокая ненавистная печь, поглотившая маму, и такие же безжизненные пустые окна, закрытые снаружи ставнями.
Аня застонала. Она чувствовала себя так, словно ее только что сильно избили и оставили одну умирать.
А умирать по-прежнему не хотелось.
