До нее постепенно доходил смысл Машиных слов, когда она сказала, что не хочет оставаться одна. Аня же как раз и осталась одна. И теперь она на себе узнала, что значит остаться одной, последней из живых.
Теперь ее уже ничего не держало и не поддерживало. Когда рядом была Маша, было легче. Она отвечала за нее. А теперь еще мучило сознание того, что она не смогла сберечь сестренку, не смогла спасти ее, хотя сама все еще жива.
Но скоро настанет и ее очередь.
Все вокруг говорило об этом. Стены, окна, пол и потолок, как живые с жадностью взирали на нее и словно кричали:
– Скоро и ты! Скоро и твоя очередь! Никто не уйдет отсюда!
Проклятый дом смотрел на нее со всех сторон и упивался ее беспомощностью, страхом и отчаянием. А девочка лежала без сил и чувствовала, как ее переполняет ненависть к этому дому, который так подло обманул ее, заманил в свои стены, приветил, а потом погубил. Ведь столько было связано с ним радостным надежд, которые он не только не оправдал, но и растоптал самым жестоким образом.
Внезапно Аня вспомнила, что мама, когда рассказывала о своем сне, упомянула о том, что сожгла дом. Эта мысль ослепила девочку. Она вдруг поняла, что тоже должна это сделать. Пусть даже если сгорит вместе с ним.
Девочка с трудом встала и на дрожащих от усталости и напряжения ногах и подошла к печке.
Спички лежали наверху у трубы. Там, где их позавчера положил папа. Там же лежала и банка от растворимого кофе, в которой был бензин. Папа налил и принес его для сырых дров.
Аня всхлипнула и попыталась открыть банку. Но с первого раза у нее это не получилось. Крышка была завинчена так плотно, что девочка лишь до боли истерла руки. Она чуть не разрыдалась в голос. Однако что толку плакать. Надо было действовать. Она попробовала еще раз, и опять ничего не вышло. Крышка ни в какую не хотела отвинчивать, и еще было невыносимо больно ладоням. И тут она поняла, что боль не позволяет открыть ей крышку. Слишком острые у нее края. Тогда она схватила тут же лежащую газету, приложила ее к крышке, смяла и через бумагу стала открывать банку. Теперь рукам было не так больно, и Аня приложила больше усилий, через секунду, крышка прекратила сопротивление и повернулась. Аня открыла банку и поднесла ее к носу. Ударил сладковатый запах бензина.
Несколько минут Аня ничего не делала. Стояла и смотрела на банку, крепко сжимая ее в руках. Затем она сильно вдохнула, вытерла слезы на глазах и стала плескать из банки на стены и на пол. Через несколько секунд в банке не было ни капли бензина. Воздух наполнился запахом горючего. Пахло так сильно, что сознание затуманивалось, и начинала слегка кружиться голова.
Аня взяла спичечный коробок и открыла его. Вытащила сразу три спички и…
…и поняла, что не в силах сделать с ними что-либо. Она очень хотела зажечь огонь и разом покончить со всем. И не могла. Руки не слушались ее. Они тряслись и дрожали. А когда девочка все же заставила себя чиркнуть ими о коробку, то движение вышло такое не ловкое, что все три спички разом сломались и полетели на пол. Она даже не попала головками по серной поверхности коробка.
Аня облизала пересохшие губы и достала еще две спички. Но и с ними случилось то же самое. Когда девочка снова полезла в коробок, то так сильно разволновалась, что он буквально вырвался из ее рук и упал на пол. Спички рассыпались по полу. Аня нагнулась и лихорадочно стала собирать их. Она собирала их и почему-то аккуратно укладывала обратно в коробок. Так она делала до тех пор, пока все спички, которые она собрала, не оказались на месте. И тут неожиданно для себя она не выдержала, быстро закрыла коробок и отбросила его от себя подальше. Коробок брякнул где-то в темном углу. Тут Аня увидела, что стоит совсем рядом с крышкой погреба. Она хотела отпрыгнуть от нее подальше, но почему-то осталась на месте. Несколько мгновений она глядела на крышку, потом легла на пол и приложилась к ней ухом. Прислушалась. Сначала она ничего не услышала. Под крышкой была абсолютная тишина. Затем откуда-то издалека сквозь толщу досок послышались тихие невнятные звуки музыки. Постепенно они становились громче. И Аня узнала музыку. Это была та самая мелодия, которая звучала, когда ведьма танцевала за окном, а куклы водили хороводы вокруг мамы и папы.
Аня нащупала медную ручку, которая кольцом лежала на крышке и потянула ее. Крышка приоткрылась. Аня осторожно заглянула внутрь. Как ни странно, но в этот раз ей не было страшно. Она уже устала бояться. Видимо страх, который был в ней, просто кончился, как может кончится смех, радость или даже горе. Так кончился и страх.
Она не удивилась, когда увидела, что длинный круглый тоннель бесконечной кишкой уходит куда-то вниз и вбок, и мягкое синее сияние виднеется где-то далеко на его конце.
Музыка становилась громче и сильнее.
Внезапно за дверью послышались быстрые шаги, осторожные и шаркающие.
Аня вздрогнула и уронила крышку. Погреб закрылся. Девочка с ужасом уставилась на дверь. Там в сенях кто-то был. И он шел сюда. Аня поняла, что настала ее очередь, и она безучастно смотрела, как открылась дверь, а за ней возникло завернутое в длинный балахон существо. Она даже не закричала, когда существо быстро направилось к ней…
23
Архип Крынкин так и не смог уснуть в эту ночь. Бессонница навалилась на него, как никогда. Хотя всегда он засыпал, еще не успев, как говорится, донести голову до подушки. Но тут будто выключило что-то. Словно спички в глаза вставили. Он их закрывает, а они открываются и пялятся в темноту.
– Что за напасть? – удивился Архип, когда проворочался до половины двенадцатого в постели, да так и не заснул. Даже досадно стало. Да и жене надоел своим кряхтением.
– Ну чего крутишься, как карась на сковородке? – проворчала она, недовольно повернувшись к нему широкой спиной. – Коли душно в горнице, иди на веранду.
– А ведь верно, душно, – согласился Архип. – Схожу я на веранду. Да и курить хочется.
Взял он с собой подушку и пошел на веранду. Постелил себе постель, затем отправился перед сном покурить. Вышел он в одних трусах на крыльцо и запалил сигарету. Сел на ступеньки, задымил и уставился в темноту двора.
