– Это в желтом доме, что ли?
– В нем самом.
– В общем, так я тебе скажу, Гаврила. – Голос Сарычева неожиданно посуровел. – Я знаю, что жиганы люди изобретательные. Если увижу, что у нас с тобой пошло что-нибудь не так или в засаду заманиваешь... Голову оторву! Ты меня хорошо понял?
– Как не понять... Все ясно. Ведь не в игрушки балуемся. Вон в той будочке твои люди спрятались, – кивнул Гаврила в заросли. – Надо бы тебе поизобретательнее быть.
– А ты глазастый.
– Жизнь у меня такая. Глазастым не будешь – так без башки останешься.
– У Кирьяна всюду свои люди. Есть они и у нас. Узнай, кто из моих людей работает на него...
– Попробую.
– Как узнаешь, позвони! – Кивнув на прощание, Сарычев направился туда, где его поджидали чекисты. Один из них, высокий молодой мужчина с аккуратной бородкой и в длинной шинели, с любопытством проводил взглядом удаляющуюся фигуру жигана.
Глава 32
СВОЙ ЧЕЛОВЕК НА ЛУБЯНКЕ
Потянув на себя вожжи, кучер остановил пролетку в конце улицы рядом с высоким человеком в длинной шинели. Отбросив недокуренную папиросу, тот кивнул пассажиру, сидевшему в пролетке, и, вскочив на подножку, сел с ним рядом.
– Но, пошли! – одернул Гурьян вожжи.
Недовольно всхрапнув, лошади поторопились легкой рысцой.
– Овчину взяли?
– Взяли, Кирьян.
– И что он?
– Молчит!
Захотелось курить. Курахин сунул руку в карман, чтобы достать портсигар, но вспомнил, что где-то посеял его. Потерю вещей он считал скверной приметой, потерял что-то – жди неприятностей.
– Если будет болтать, ты его уберешь.
– Его охраняют, – попытался возразить собеседник.
– А за мной с «наганами» по городу бегают, – отрезал жиган. – О себе подумай, тебя ведь первого могут сцапать.
– Хорошо... Придумаю что-нибудь.
– А теперь вопрос: где товар?
– Камушки должны быть у Саввы, ты же сам знаешь.
– Савва исчез... Ох не нравится мне все это! Только мы двое знали, что ты на нас работаешь. Если замечу какую-нибудь гнилую игру... Сам знаешь, что я с тобой сделаю.
– Обижаешь ты меня, Кирьян, – хмуро ответил собеседник. – Ты же сам знаешь, что ты для меня значишь! У меня для тебя еще новость есть...
– Что за новость? – насторожился Курахин.
– Гаврила стучит в Чека.
– Вот как? – не очень-то удивился Кирьян. – Откуда знаешь?
– Он встречался с Сарычевым.
– А я-то думаю, почему они мне все пятки оттоптали! Разберусь!
– На Коломенскую ты не ходи, не сегодня, так завтра там будет облава.
– Хорошо, – кивнул Кирьян.
– Где-нибудь здесь останови, – показал собеседник на пустынный переулок.
– Гурьян, попридержи!
– Как скажешь, Кирьян, – охотно отозвался кучер. – Тпру, родимые!
Пролетка встала. Подобрав полы шинели, молодой человек сошел на тротуар и скоро затерялся в одной из ближайших улочек.
Все базары, рынки, многочисленные толкучки были взяты под особый контроль. О любом подозрительном камушке тут же докладывали Сарычеву. Однако ничего из ювелирного магазина Брумеля обнаружено не было. Не объявлялись драгоценности и у скупщиков. Стало быть, грабители затаились. Оставалось запастись терпением, чтобы напасть на их след.
– Что ж, подождем. А терпение у нас имеется.
Правда, в одном месте пробился слабенький след. Скупщик Елисей, который уже полтора года работал на Чека, рассказал о том, что к нему как-то наведался человек, который хотел продать колье с четырьмя изумрудами. По описанию оно очень походило на то, которое находилось в розыске. Но след оборвался так же неожиданно, как и появился, – на следующий день скупщика нашли с проломленным черепом в одном из глуховатых окраинных двориков.
Оставалось только ломать голову, какая именно оказия заставила его переться на окраину, славившуюся дурной репутацией.
Не исключено, что кто-то узнал о его связи с московской Чека и, заманив в безлюдное место, приговорил.
Сарычев побывал в его квартире, разграбленной до основания. Так сурово скупщиков обычно не наказывают. Их берегут, ограждают от всякого рода неприятностей. В трудные времена майданщик и деньги может ссудить, так что таким человеком следует дорожить.
Значит, убийцей был кто-то чужой, не чтивший жиганский кодекс.
Но кто?
Полчаса назад позвонил Гаврила и сообщил, что у Кирьяна действительно имеется свой человек на Лубянке. Выведать его имя так и не получилось, но зато он знает его кличку – Танцор! Кирьян дважды ссылался на него во время разговора с Егором Копыто.
Что ж, будем исходить из малого.
Сарычев вызвал Рубцова и велел привести на допрос Романа Овчинского.
– Посмотрим, что он нам расскажет, – проворчал он.
Через несколько минут Рубцов привел в комнату молодого худощавого парня.
Внутренне Сарычев приготовился выслушать очередную историю о том, что задержанный забрел на малину совершенно случайно. И самый большой его грех заключается в том, что он отведал неразбавленного самогона, отчего теперь побаливает головушка, которую и подлечить-то нечем.
Сарычев слегка улыбнулся, вспомнив, что именно его он и увидел лежащим лицом на столе.
– Как ты оказался на малине? – начал Сарычев.
– У меня это... Симпатия к Вале.
– Это одна из сестричек, что ли?
Поерзав на стуле, Овчинский кивнул:
– Да, младшая.
– Не хотелось бы тебя расстраивать, парень, но у нее таких женихов, как ты... Если их выстроить, так до самого Кремля хватит!
Парень нахмурился.
– Ну если это, конечно, любовь, тогда уже ничего не попишешь. А чего же ты тогда так напился-то? Ты же башкой на столе чуть ли не в тарелке лежал, насколько я помню.
– Верно, немного перебрал, – чуть смутившись, признался Роман. – Причина была.
– И что же за причина?
– У нее там уже ухажер был... В общем, она сказала, чтобы я понятие имел. Боялась за меня, говорила, что тот без ножа не ходит. А чего мне оставалось делать? – пожал он плечами.
– И ты, обиженный на весь белый свет, запил?
– Получается, что так.
– А чего же ты к ней раньше-то не наведался? Видно, тебя долго не было, если она кавалера завела. Где же ты был?
