– Во большевики дают! Помнится мне, когда я сиживал при царе-батюшке, так меня господа из сыскного отделения не очень-то баловали своим присутствием. А тут такая честь! – проговорил Мишка Хват из своего угла. – Ведь ночь на дворе, господин сыскарь, ты что же, до завтра не мог потерпеть?
Высокий жилистый опер невесело улыбнулся и негромко ответил:
– Выходит, что не мог. Давай поговорим с тобой начистоту. – Он сделал несколько коротких шагов к Мишке, и, когда дистанция между ними сократилась, он резко выбросил руку. Раздался щелчок лезвия, и в следующую секунду холодная сталь, легко распоров брюшину, вошла в тело. – Это тебе привет от Кирьяна Курахина. – Опер увидел на лице Хвата гримасу – смесь ужаса и боли. – Ему не понравилось твое красноречие.
Мишка попытался что-то возразить, но вместо звуков из его горла полезли кровавые пузыри, вмиг перекрывшие дыхание. Карманник хотел дотянуться до убийцы, но силы уходили от него вместе с кровавой пеной. Сделав нетвердый шаг, потом другой, еще более нерешительный, он на мгновение застыл, а потом повалился вперед прямо на торчавший из живота нож.
– Вон то окно видишь? – спросил высокий парень с длинным вьющимся чубом, указав взглядом на крайнее окно на пятом этаже.
– И что? – отозвался другой. Росточка он был невысокого, но крепенький, как лесной пенек. Похоже, ему уже изрядно надоело топтаться на углу Бродникова переулка.
– Вот в ту квартиру он и должен прийти, – парень азартно тряхнул чубом, волосы неровной волной прикрыли лоб.
– А ты откуда знаешь? – подивился пенек осведомленности своего приятеля. Он уже давно успел усвоить, что тот шустрый малый. И очень странно, что он до сих пор не пошел на повышение.
– Мне опер знакомый сказал, что Мишка Хват раскололся, указал эту малину. Они собираются контору «Красной зари» ограбить и договорились здесь встретиться вечером. Если кто сюда повернет, так сразу нужно брать. Вот так-то, Гриня.
– Понял, – решительно отозвался Гриня.
Это было едва ли не первое самостоятельное задание. И Гриня знал, что от того, как он с ним справится, будет зависеть и его дальнейшая судьба, а потому сразу вознамерился удивить сослуживцев героическими действиями.
Работа в угрозыске ему нравилась.
Вместе с пайком он заимел уважение односельчан, которые, несмотря на его небольшой рост, отныне смотрели на бывшего шалопая снизу вверх и говорили, понизив голос почти до шепота: «Гринька-то наш в люди выбился! Пистолет на боку таскает да кожаную куртку носит».
– Со двора еще четыре человека стоят, – пояснил чубатый, – там со второго этажа можно спуститься по трубе. Только чего ему ноги-то ломать, когда он может через крыльцо пройти.
– И то верно, – согласился крепыш, уважительно поглядывая на напарника.
Чубатый знал все. И для Грини оставалось большой загадкой, почему же начальство не двигает далее такого сметливого сотрудника.
– Глянь-ка. Кто-то идет! – негромко, скрывая волнение, указал он.
Из темноты, прямо на свет фонаря, шел молодой мужчина в длинной гимнастерке. Держался он очень свободно, слегка размахивал руками и вел себя так, словно ночь принадлежала ему. Остановившись на углу, он щелкнул зажигалкой и с каким-то особым шиком прикурил. Затянулся так, что стало завидно. И затопал прямиком к дому.
– Кирьяна-то приходилось видеть? – спросил Гриня, посмотрев на чубатого.
– Только на фотографии, – несколько растерянно произнес тот. – Но ничего, узнаю. А потом – Сарычев сказал арестовывать всех, кто завернет в этот подъезд.
Мужчина между тем приближался, не сбавляя шага. Так может идти только очень уверенный в себе человек.
– Ваши документы, – вышел вперед чубатый, загораживая плечом проход.
Человек в гимнастерке остановился и с интересом посмотрел на оперативников.
– А, собственно, в чем дело, товарищи, кто вы такие?
Голос незнакомца звучал очень уверенно. С такими интонациями только отчитывать за провинности и ставить очередную оперативную задачу. Начальственный голос, ничего не скажешь, отработанный со всем прилежанием на личном составе.
– Да мы здесь... – слегка растерялся чубатый, – ...в оцеплении стоим.
– Я так полагаю, что вы ждете Кирьяна? – строго спросил незнакомец.
– Верно, – заметно смутился чубатый, в упор продолжая рассматривать мужчину.
Тот был довольно молод, с располагающим и привлекательным лицом. Было в его облике что-то такое, что заставляло с ним считаться.
– Позвольте ваши документы? – неожиданно для самого себя сказал Гриня и даже протянул руку.
Лицо мужчины расплылось в доброжелательной улыбке. Подобрело и лицо чубатого, – он тоже угодил под обаяние человека в гимнастерке. Незнакомец вдруг расхохотался, запрокинув острый подбородок. Но вдруг смех его оборвался, и, посмотрев на заметно растерянные лица оперативников, он произнес:
– Товарищи, у меня к вам серьезные нарекания... Впрочем, вы, наверно, меня еще не знаете. Я – Смолин, от товарища Сарычева. Вы поступаете в мое распоряжение.
Чубатый от неожиданности поперхнулся и проговорил:
– Извините, товарищ Смолин... Нас не предупредили, что вы здесь появитесь, – он явно не знал, как себя вести.
– А я, товарищи, могу появиться где угодно! – веско возразил Смолин, заметив его неуверенность. – Работа у нас такая беспокойная. Надо помнить о том, что враг не дремлет.
– Так-то оно, конечно, так, – широко заулыбался Гриня, во все глаза разглядывая нового начальника. В том, что он начальник, Гриня не сомневался.
– Задачу вам ставил товарищ Сарычев? – Голос Смолина построжал.
– Так точно! – вытянулся чубатый и вновь тряхнул светлыми кудрями. – Велел хватать всех, кто войдет в подъезд!
Смолин понимающе кивнул.
– Проводите меня до дверей, товарищи.
По лестнице они поднимались не таясь, уверенно стуча каблуками сапог. Остановились перед крепкой дверью. Смолин развернулся и, строго посмотрев на сопровождающих его сотрудников, спросил:
– Есть еще одна революционная заповедь, советую вам тоже ей строго следовать, товарищи. В проверке нуждаются даже самые доверенные люди, это сказал Владимир Ильич Ленин. Я вам, конечно, доверяю, но все-таки предъявите ваши документы.
На лицах парней отобразилось заметное замешательство, а Смолин негромко, но требовательно продолжал настаивать:
– Главное – революционная бдительность, товарищи. Контра проникла даже в наши ряды... Ну, что же вы застыли, прошу ваши документы, – в его голосе зазвучал металл.
Чубатый неуверенно полез в карман и, вытащив удостоверение, протянул его Смолину.
Следом расторопно вытащил документ Гриня.
Смолин неторопливо просмотрел документ и внимательно сравнил фотографии с оригиналом.
– Печать слегка размыта, – неодобрительно произнес он. – Я вправе считать это удостоверение поддельным... товарищ Коновалов.
Чубатый заметно занервничал. Вроде крупный начальник этот Смолин, и надо же так по-глупому опростоволоситься.
– Тут такая незадача вышла, товарищ Смолин, девка моя, с которой я сейчас живу... из деревни ее привез. Галифе мои постирала, не вывернула, зараза, прежде карманы-то, а в них удостоверение оказалось. Вот печати-то и размыло.
Смолин неожиданно широко улыбнулся – пронял-таки его Коновалов бесхитростным рассказом! – и доверительно произнес:
– Бывает, товарищ Коновалов. Вот что... – Он сунул документы в карман гимнастерки и продолжил
