обговоренную сумму. Ничего предосудительного здесь не было, каждый зарабатывает как может. Не стесняясь, Ниночка заводила романы даже с арестантами, щедро наделяя их ласками в закутках процедурного кабинета. Именно одна из таких историй перечеркнула ее медицинскую карьеру, когда она со всей страстью отдавалась курчавому красавцу-бригадиру. Хозяин колонии, проходивший мимо, услышал громкий вскрик и грешным делом подумал, что его любимицу душат злые зэки, и, ворвавшись в кабинет, увидел медсестру с задранной юбкой прямо на служебном столе. И когда Ниночку Волкову перевели из этой колонии, многие мужики затосковали всерьез.
Но похоже, что она не потерялась и на новом месте, и теперь ей покровительствовал начальник склада, восьмипудовый прапорщик.
Пельмень лихо затормозил около склада и заорал во все горло:
– Хозяйка! Товар выдавай! Зэки жрать хотят!
Появилась Ниночка, как всегда, в коротенькой юбке. Баба ничего, подержаться есть за что, так что прапорщика можно было понять. Поговаривали, что ее муженек, кум, не был способен на любовные утехи, а потому к шалостям женушки относился с некоторым пониманием.
– Ну, чего орешь-то?! – оборвала она ухмыляющегося шофера.
– Вот тебе накладная, жранину давай выписывай! – по-прежнему улыбаясь, подошел к ней Пельмень.
«Если присмотреться, и грудь ничего», – заглянул в разрез блузки Пельмень. Правда, слегка поувяла, но это есть от чего, столько мужиков за нее подержалось!
– Ну, чего пялишься-то? – зло спросила Нина. – Не обломится! Много вас тут таких шастает.
Пельмень не сдавался:
– Шастает-то много, а вот таких, как я, больше нет.
– Ой, обычный треп! – махнула женщина накладной. – Место-то у тебя хоть в фуре есть, куда ящики складывать?
Нина сделала несколько маленьких шажков к фургону. Вышагивала баба ровненько, очень красиво, будто бы по подиуму. Знала, стерва, что на нее страдающий мужик пялится. Страсть разжигала! Заглянув в кузов, Волкова вдруг изменилась в лице. Накладная, выскользнув из ее рук, кружась и выписывая пируэты, полетела прямиком в грязь, но, кажется, Нина этого не замечала.
– Ты чего это, Нинок? – удивленно спросил Пельмень.
Повернувшись к ничего не понимающему Пельменю, она очень тихо спросила:
– Что у тебя там в кузове?
– Шкуры овечьи. А что, не положено? Так мне их туда Беспалый велел кинуть.
– А ты загляни, – так же тихо посоветовала Нина.
– Ну что там еще, – взмахнул в досаде руками Пельмень. – Ну, баба есть баба! Обязательно у нее что- нибудь не так, – сделал он несколько торопливых шагов в сторону кузова. – Что? Вымыть, что ли, его надо? Да твои ящики грязнее, чем у меня полы! – И, заглянув в фургон, невольно прикусил язык. – Мать моя, женщина!.. Кто же это его так?..
– Сам залезешь или тебе подсобить? – спросил у него водила.
– Ничего, сынок, сам справлюсь, – заверил его Беспалый. – Я хоть и старый, но еще не развалина.
Тимофей Егорович уверенно перелез через борт, осмотрел разбросанные в углу шкуры и присел, опершись спиной о шаткий борт.
– Все, сынок, можно ехать!
Двигатель громко взревел, и машина, дернувшись разок, поехала. Беспалый посмотрел на часы. Минут через двадцать грузовик выкатит на магистраль, значит, время еще есть. Хорошо все-таки, что он приехал погостить у сына. Вот и пригодился. Места здешние кому как не ему знать. Да и дело такое, что не каждому доверишь, а у него опыт, старая школа... И вообще, хорошо заняться чем-то настоящим, кровь будоражит. Тимофей Егорович сейчас чувствовал себя молодым фартовым вором по кличке Удача. Сунув руку в карман плаща, он выудил из него «макаров» и аккуратно стал прикручивать на ствол глушитель. Увидев чуть выглядывающую из-под шкур ногу, лишь хмыкнул – спрятался, значит, сукин сын! Можно было бы пристрелить Варяга, не разгребая шкур (промахнуться с двух шагов практически невозможно), но Беспалому-старшему интересно было взглянуть на человека, о котором так много говорят. Приблизившись, он откинул шкуры и увидел невысокого худенького человека, закрывавшегося от пистолета. В его глазах застыл самый настоящий ужас.
– Ты чего, отец? – в страхе спросил он. – Положь «пушку»-то, она ведь и пальнуть может!
– Хм, – разочарованно произнес Тимофей Беспалый. – Я-то полагал, что ты побойчее будешь, а ты вон, оказывается... какой. Так что же ты мне хочешь сказать?
Клещ поднялся и слегка попятился. Дальше идти было некуда, мешал брезентовый тент.
– Отец... «пушку»-то убери! На человека ведь наставляешь!
– Испугался, – удовлетворенно протянул Беспалый. – Вошь!..
Тимофей Егорович поднял руку. Этот выстрел будет особенный, не похожий на все предыдущие. Сейчас он спасал сына, а следовательно, греха на душу не брал. Хлопнул выстрел. Вор дернулся и, опрокинувшись на тент, рухнул лицом в бараний мех.
Минут через десять машина остановилась. Старик уверенно преодолел высокий борт, махнул на прощание водиле и затопал по дороге. Через минуту он обернулся – грузовик, казалось, застыл темно- грязным пятном в самом конце трассы. Но это только казалось, на самом деле машина медленно и верно удалялась. А скоро в дымке затерялось и это неясное пятно. Постояв немного на обочине, Беспалый направился к запыленному «уазику», стоящему у обочины. Осмотревшись и не заметив ничего настораживающего, Тимофей Беспалый сел в кабину и поехал в сторону поселка. На въезде он притормозил около телефонной будки, набрал нужный номер и, услышав уверенный голос сына, произнес:
– Сашок, тебе больше не стоит тревожиться. Он спит.
И, не дожидаясь ответа, аккуратно положил трубку на рычаг. Зевнув, Тимофей Беспалый взглянул на часы. Выходило, что часа четыре он не доспал, а следовательно, придется добирать по возвращении. В преклонном возрасте нужно особенно заботиться о здоровье.
В эту ночь Александр Беспалый решил заночевать в собственном кабинете. Благо для этого здесь имелись почти все условия: топчан, одеяло с подушкой и стакан крепкого чая, если вдруг ночью будет мучить жажда. Спалось ему отвратительно как никогда, удалось задремать ненадолго только под самое утро. А тут и вставать пора! Ополоснув лицо, подполковник Беспалый включил чайник, который тотчас деловито зашумел.
Неожиданно, едва постучавшись, в кабинет вошел встревоженный Кузькин. Обычно таких вольностей он себе не позволял, а значит, случилось нечто из ряда вон выходящее.
– Товарищ подполковник...
– Что случилось, мать твою! – в сердцах восклинул Александр Тимофеевич.
– В жилом секторе... – нерешительно начал старший лейтенант.
– Не мямли!
– Заключенные четвертого барака забаррикадировались изнутри и не желают выходить!
– Пуговицу верхнюю застегни! – неожиданно заорал Беспалый. – Не в сельском клубе!
– Виноват, – вытянулся Кузькин и расторопно принялся застегивать ворот.
– Чего они хотят?
– Сказали, что свои требования передадут вам лично в руки.
О том, что вода вскипела, чайник оповестил хозяина негромким щелчком. Беспалый с сожалением посмотрел на пустую кружку. Придется довольствоваться вчерашним чаем. Выпив остатки одним глотком, он направился к двери. Неожиданно зазвонил телефон. А это кто еще в такую рань?
Подняв трубку, он привычно произнес:
– Да.
– Сашок, тебе больше не стоит тревожиться. Он спит, – услышал Александр Тимофеевич голос отца.
Во всяком случае, теперь ему стало не так тоскливо, как всего лишь несколько минут назад. Он хотел
