затягивать шнур.
– Он уже мертв, – равнодушно проговорил Девлет. – Оставь его. Ты хорошо проделал свою работу. Очень рад, что не ошибся в тебе. Я по-братски награжу тебя.
– Самая лучшая награда для меня – твое расположение, – заглянул Булюк-Гирей в глаза двоюродного брата.
– И все-таки он был великий хан, – задумчиво произнес юный правитель Крыма. – Жаль, что нам стало тесно на одной земле. Хана Сагиб-Гирея похоронить в усыпальнице хана Хаджи-Гирея! Это моя воля. Сагиб-Гирей достоин великих почестей.
Ночью Булюк-Гирея грубо растолкали. Перед ним стояли двое янычаров из охраны хана и хаджи Якуб.
– Вставай! Тебя хочет видеть Девлет-Гирей! – проговорил хаджи.
– Хан хочет видеть меня ночью? – забеспокоился Булюк. – Неужели он не мог позвать меня утром?
– Хан хочет тебя видеть именно сейчас!
– Хорошо, я иду! – поспешно стал одеваться Булюк-Гирей, подпоясываясь на ходу.
Ночь была светлой, звездной. Из окон ханского дворца Девлет-Гирей видел, как широкий двор пересекли четыре фигуры, затем они остановились перед высокими дубовыми дверями дворца и о чем-то долго разговаривали.
– Что же они тянут? – недоуменно пожал плечами Девлет.
Тут один из янычаров поднял руку, в ночи сверкнула сталь, и обезглавленное тело Булюк-Гирея скатилось по крутым ступенькам высокого крыльца. Янычары завернули тело Булюка в покрывало и выбросили его за пределы дворца на съедение псам. Хаджи Якуб подобрал голову Булюка. Тяжела. Бросил ее в мешок. Надо спешить к Девлет-Гирею, наверняка он уже ждет.
В комнате при свете лучин на мягких подушках сидели двое: крымский хан и Кан- бирды.
– Все ли ты выполнил в точности, как я приказывал? – спросил Девлет, как только Якуб переступил порог его комнаты.
– Да, великий хан, – произнес хаджи, – и как свидетельство своей преданности я принес тебе голову Булюка. – И он вытряхнул ее на пол.
Голова с глухим стуком упала на ковер и застыла. Открытые глаза смотрели куда-то вверх. Девлет- Гирей вздрогнул: ему показалось, что глаза его брата моргнули.
Хан покосился на невозмутимого Кан-бирды. Казалось, его совсем не интересует произошедшая сцена. «Только бы Кан-бирды не заметил мою слабость. Он обо всем расскажет Сулейману».
– Брось голову обратно в мешок… и закрой ему глаза. Пусть спит, – проговорил Девлет.
Хаджи Якуб уже уходил, когда его остановил властный голос хана:
– Задержись! Отпиши великому султану Сулейману, что я выполнил все, что он приказал! Сагиб-Гирея больше нет! И еще… напиши Сююн-Бике в Казань, что ей нечего больше опасаться. Булюк-Гирей мертв, и пусть ее сын будет ханом.
Когда хаджи Якуб вышел, Кан-бирды произнес:
– Булюк не был тебе опасен. Он слишком молод и неискушен в делах. – По его губам скользнула легкая усмешка. – Или ты действительно хотел помочь вдове Сафа-Гирея?
– Если бы я не знал тебя, Кан-бирды, то подумал бы, что ты жалеешь Булюка. Я избавился от соперника! Если сегодня моему двоюродному брату захотелось стать казанским ханом, то завтра к нему может прийти желание сделаться крымским!
– Ты мудр не по годам, Девлет-Гирей, – согласился Кан-бирды.
…А утром жители Бахчэ-Сарая увидели голову Булюка. Она торчала на высоком колу в центре базарной площади, там, где продавали алую, будто застывшую каплями кровь, вишню…
Скоро в Казань докатилась весть, что Булюка – старшего сына Сафа-Гирея – уже не дождаться. А друг сеида и посол Казанского ханства Мухаммед Риза не подавал о себе вестей – ни плохих, ни хороших. И только через месяц стало известно, что все посольство Казани на обратной дороге было задержано на границе с Ногаями казаками мурзы Юсуфа. А затем, в знак верной и нерушимой дружбы Ногайской Орды и Московского государства, пленники были переданы царю Ивану.
Кулшериф, во спасение казанских послов, отписал послание в Москву, царю Ивану, но уже на следующий день в Казани стало известно, что оно запоздало. Всех мусульман, попавших в плен, крестили при большом скоплении народа на Москве-реке под белокаменными соборами Новодевичьего монастыря, с головой окуная в стылую воду. Принять православие даже под страхом смерти отказался только Мухаммед Риза.
Часть четвертая
ГОСПОЖА КАЗАНСКОЙ ЗЕМЛИ
Нелегкие времена
Рать Ивана Васильевича все ближе подступала к Казани. Воинство было поделено надвое: первая дружина, которую возглавлял сам государь, добиралась сухопутным путем через Нижний Новгород. Вторая, во главе которой стоял касимовский царь Шах-Али, отправилась от Нижнего Новгорода по Волге сразу после ледохода.
Казань жила настороженно, питаясь вестями, которые заносили в город дервиши.
По столице пополз липучий слух, что стол казанский достанется Сююн-Бике.
– Это чтобы женщина управляла мужчинами! – нашептывали на базарах дервиши. Да на кого же мы станем похожи, мусульмане?!
– Нужно отправить ее в Сарайчик, а на ханское место пригласить Ядигера!
Кулшериф щедро расплачивался с дервишами, а базары пополнялись все новыми слухами:
– Она шлет письма урусскому хану и хочет отдать ему Казань!
Столица все более волновалась, и скоро возмущение захлестнуло город…
– Пусть карачи сами выберут достойного человека на ханство, но это обязательно должен быть мужчина! – слышалось всюду.
Ханство трещало и распадалось на множество улусов. Арский эмир объявил свои уделы независимыми и грозился пойти на Казань войной. Он выставил ханских ильчи [46] за ворота и отписал Сююн-Бике ругательное письмо.
Кучак сурово расправился с городскими смутьянами, а главных зачинщиков бросил в зиндан.
Казань притихла. Но это молчание больше походило на затишье перед грозой.
Сююн-Бике обрушилась на Кучака, который молча сносил упреки, не в силах поднять глаза на разгневанную госпожу. Только чуткие ноздри степняка подрагивали хищно, будто у волка, смиренно принявшего укус рассерженной волчицы.
– Ты добиваешься того, чтобы тебя ненавидели еще больше прежнего! Ты хочешь, чтобы Аллах отказал мне в своем покровительстве! Казанцы не привыкли к подобному обращению!
– Я защищал твою честь, бике. Они говорили о тебе худые слова, – сделал улан попытку оправдаться. – Будто бы ты – слуга царя Ивана.
Глаза Сююн-Бике вспыхнули гневом:
– Разве я способна предать Казань?
За окном раздавался настойчивый голос муэдзина, который звал правоверных на молитву. Сююн-Бике подошла к узкому, словно бойница, окну и увидела, как со всех сторон к мечети потянулись мусульмане. Они совсем не походили на разъяренных людей, какими были всего лишь несколько дней назад.
– Мы не должны враждовать между собой, рать царя Ивана уже у самой Казани. Наши сторожевые отряды встретились с урусами у Васильсурска. И скоро их воинство будет здесь.
– Аллах будет к нам благосклонен, он не допустит, чтобы гяуры вошли в Казань, – уверенно ответствовал Кучак.
– Я думаю о другом: сумеем ли мы победить гяуров, если у нас у самих нет единства? – гнула свое Сююн-Бике.
Кучак удивился:
– Ты говоришь так, словно хочешь примириться со своими недоброжелателями – Кулшерифом и Нур-Али Ширином? Ведь они по-прежнему настаивают на том, чтобы ханом стал кто-нибудь из прямых наследников
