– А что я должен буду сделать? – спросил Иван, чувствуя, как у него слабеет в животе.
– Вы должны будете поехать в Симбирск и установить связь с тамошними товарищами. Чтобы они поддержали нас, когда здесь начнется восстание.
– Я готов, – окрепшим голосом повторил Глассон. – Но как они узнают, что я ваш?
– Вот вам рекомендательное письмо, – протянул Ивану осьмушку бумаги Иваницкий. – А это, – положил он на стол незапечатанный конверт, – список наших товарищей, с кем вы должны будете встретиться и объяснить сложившуюся ситуацию. Вы поняли, что надлежит сделать?
– Да, понял, – стараясь придать голосу еще большую твердость, ответил Глассон.
– Благодарю вас, – протянул через стол Ивану руку штабс-капитан. – Вижу, что вы совершенно не шпак и абсолютно наш человек.
– А с Клеопатрой я… у меня… будет встреча? – посмотрел на Семена Глассон.
– После выполнения задания, – усмехнулся Жеманов, – когда ты станешь действительным членом Замкнутого кружка. Так что все зависит от тебя, – добавил он, берясь за стакан. – Ну что, за твой удачный вояж?
К себе на квартиру Глассон возвращался в глубокой задумчивости. То, что он получил задание, означало, что ему доверяют. И вообще, принадлежность к тайной организации, о существовании которой большинство людей не только не знает, но даже и не догадывается, возвышала его в собственных глазах и делала его персону значимой. Тем более когда он станет десяцким. Выходило, что он из когорты тех особенных людей, которым дано и позволено больше, нежели всем остальным. Опять же появлялась возможность войти в круг избранных и получить, наконец, право на свидания с Клеопатрой. Про нее говорили такое… С другой стороны, дело, к которому он принадлежен, есть настоящий заговор, а это крайне опасно. Правда, он немного подстраховал себя на случай провала тайной организации, послав два анонимных письма губернатору и архиепископу с изложением планов и целей организации. Если его арестуют, он откроется, что письма эти писал он, и ему, несомненно, выйдет послабление, однако полной гарантии, что он избежит всякого наказания, дать было все же нельзя. «Ох, вей, – как сказал бы дед, если был бы жив, – пусть у меня отвалятся пейсы, как шерсть у шпаренной собаки, пусть подохнет вся щука в водах и сгниет весь чеснок, если кто-то в этой стране сможет мне дать гарантию, что я проживу спокойно и безмятежно весь свой срок, отпущенный мне Яхве».
Возле дома на Вознесенской, где Иван снимал квартиру, к нему подошли двое: молодой и усатый в шинели с башлыком, и пожилой, но весьма крепкий еще мужчина в старомодном рединготе с отложным воротником. Они вежливо поздоровались и, представившись чиновниками особых поручений при губернаторе, предложили побелевшему от страха студенту пройти в сад при Богоявленской церкви, расположенный неподалеку, дабы поговорить о его делах. Едва передвигая внезапно ослабевшие ноги, Глассон дошел с ними до яблоневого сада, уже начавшего просыпаться после долгой и бурной зимы, присел на сыроватую скамейку и бессильно откинулся к спинке. Молодой и пожилой сели по бокам.
– Как вы себя чувствуете, Иван Вениаминович? – ласково спросил пожилой, тщетно ловя взгляд Глассона. – На вас лица нет.
– Устал немного, – промолвил студент, стараясь говорить ровно и спокойно. – А почему вы меня знаете?
– По долгу службы, дражайший господин Глассон, – ответил тот, что был много моложе, и жестко добавил: – Мы про вас много чего знаем.
– А отчего вы устали, позвольте вас спросить? – поинтересовался пожилой.
– Я сегодня много занимался, – буркнул Иван.
– Понимаю, революционная деятельность. Она ведь отнимает так много сил.
Иван поднял наконец глаза на говорившего и встретился с проницательным и несколько насмешливым взглядом. Однако лицо его собеседника было строгим, кустистые брови хмурились, губы были плотно сжаты, что придавало его облику степенность и основательность.
– Я не занимаюсь никакой…
– Будет вам, Иван Вениаминович, будет, – по-отечески пожурил его пожилой. – Мой товарищ сказал же вам, что нам многое про вас известно. Так что не стоит отпираться.
– А что, что вам известно? – почти дерзко спросил Глассон.
– То, что вы состоите в тайной противуправительственной организации, конечной и главной целью которой является смена существующего строя и упразднение монархии как формы управления страной. А сейчас, под давлением каких-то внешних сил, может, вашего Центрального комитета, вы готовите заговор с целью поднять мятеж по всему Поволжью. Впрочем, все это вы написали в своих письмах господину губернатору и его преосвященству владыке.
– Откуда вы знаете, что их написал я, – воскликнул студент, – ведь я же… – Он осекся, сник и сложил руки меж коленей.
– Не подписались? Это вы хотели сказать? – мягко улыбнулся Артемий Платонович.
Глассон не отвечал и только нервически сводил и разводил колени.
– Ваши письма содержали более важные, чем подпись, доказательства, что их писали вы, – наставительным тоном произнес отставной штабс-ротмистр.
– Какие же? – не сразу спросил Иван.
– Ваш почерк! Конечно, нам с господином бароном пришлось повозиться, чтобы найти вас, но не так уж много и долго. Ведь в письмах было еще несколько зацепок, что помогли указать на вас.
– Например? – уже спокойнее спросил Глассон, смирившись, что он раскрыт, и решивший уже соглашаться на все, что ни предложат эти два господина.
– Например, что вы проживаете в Средневолжске около четырех лет, – пояснил Артемий Платонович. – А ваши обширные знакомства с универсантами позволяют сделать вывод, что вы и сами студент Императорского университета. В практические же детали, как мы отыскали вас и что для этого предпринимали, мы вас посвящать не станем, уж простите великодушно.
– Понятно, – потерянно сказал Глассон и даже вымучил на лице нечто подобие улыбки.
– Ну а коли так, рассказывайте, – улыбнулся в ответ Артемий Платонович отеческой улыбкой.
– Что рассказывать-то?
– А все, – жестко потребовал Михаил, подавшись ближе к студенту. – Ближайшие планы вашей тайной организации, явочные квартиры, фамилии рядовых функционеров и вожаков, особенно из числа офицеров, связи с другими комитетами вашей организации, в том числе и за пределами нашей губернии – все, что вам известно. Возможно, этим вы сможете загладить свою вину перед государем и отечеством.
– Но я же был только рядовым членом, – промямлил Глассон, боясь даже посмотреть в сторону грозного барона. – Я даже не состоял в Замкнутом кружке Студенческого клуба.
– Стоп, – быстро сказал Артемий Платонович. – Что за Замкнутый кружок?
– Господа, – воскликнул Глассон и бросил на них умоляющий взгляд. – Позвольте мне не отвечать на этот вопрос. Мне бы очень не хотелось касаться этой темы, потому что…
– Простите, Иван Вениаминович, но вы уже давно коснулись этой темы, и вам придется говорить все. Или ничего. Это будет ваш выбор. Тут все очень просто: либо вы «за», либо «против». Поверьте, никаких промежуточных ступеней здесь не существует. Их выдумали поганенькие люди, которым нужно было как-то оправдать свои неблаговидные поступки. «Не очень хорошо», «Не так уж плохо», – передразнил кого-то Артемий Платонович. – Ничего такого нет. Есть либо «хорошо», либо «плохо». И все. Нельзя быть немножко беременной. Дело гораздо серьезнее, чем оно может вам показаться.
Глассон рассказал все. И про Студенческий клуб на Старогоршечной улице, и про Замкнутый кружок, нелегальную библиотеку и прокламации, и про студента-медика Жеманова, и про штабс-капитана Иваницкого, что весьма заинтересовало барона и господина с кустистыми бровями. Особенно внимательно они слушали рассказ Глассона про некий важный документ, который вот-вот должны были привезти в Средневолжск люди из Центрального революционного комитета. Что касается задания, полученного студентом от Иваницкого, то оба чиновника особых поручений сошлись во мнении, что ему, Ивану Вениаминовичу, надлежит все же съездить в Симбирск, дабы не вызвать подозрений, и выполнить все, что ему поручено. Переписав в памятную книжку список и адреса симбирских «товарищей», отставной штабс- ротмистр вернул Глассону конверт со словами:
– С этого момента начинается наше с вами сотрудничество. Поздравляю вас, вы сделали правильный
