опасности, в нем проснулся звериный инстинкт, задавленный плодами урбанизации. Звонил враг. Даже трезвон был какой-то особенный, предостерегающий, что ли.
Чертанов поднял трубку и молча стал слушать тишину. Пауза была недолгой, потом чей-то хрипловатый голос спросил:
– Ты узнаешь меня?
– Да, – отвечал Чертанов.
– Не догадываешься, почему звоню?
– Нет.
На том конце провода раздалось удовлетворенное хмыкание.
– Я хотел тебе сказать, что у тебя была замечательная жена. А трахается она и вовсе отменно, я даже не представлял, что она такая темпераментная. – Чертанов слушал, сжав челюсти. – Ты почему молчишь? Не одобряешь моего выбора? Мне показалось, что у нас много общего – мировоззрение, привычки, внешность, женщины, наконец! А потом у тебя такой славный сын, сегодня он впервые назвал меня папой…
Последней фразы Чертанов вынести не сумел:
– Послушай, ты!.. Как там тебя!
– Вот как? – раздался в ответ удивленный голос. – Ты не знаешь, как меня зовут? Я в тебе разочарован.
– Я убью тебя, Назаров! Клянусь всеми святыми.
В трубке раздался довольный смешок.
– Теперь я вижу, что не ошибался в тебе. Ты неплохой опер. Только не клянись святыми. Они тебе не помогут.
И тотчас в барабанные перепонки ударили короткие гудки, показавшиеся Чертанову необыкновенно громкими, и он невольно отодвинул трубку от уха. Он никак не мог успокоиться, руки мелко дрожали. Прежде он такого за собой не наблюдал.
Чертанов подошел к холодильнику, вытащил бутылку водки и налил в кружку. Горлышко неприятно забарабанило о фарфоровый край. Выдохнув, он влил в себя спиртное тремя огромными глотками. Слегка успокоился, даже руки как будто бы теперь не так дрожали.
– Я убью тебя, – скрипнул зубами Михаил.
Котляра вышибли из МУРа, как только было установлено, что именно он снабдил прессу компрометирующими материалами на майора Чертанова. Случившееся в высшей степени выглядело странным – до самого последнего дня Михаил считал Бориса своим приятелем и за кружкой пива нередко делился с ним сердечными тайнами. Сложные коленца порой выделывает судьба. Ты человека считаешь другом, доверяешь ему, а оно вон как получается. Обидно.
Котляра уволили по-тихому, без лишних разбирательств. Полковник Крылов просто вызвал его к себе и сказал, чтобы он подавал рапорт на увольнение. Предупредив при этом, что самое большее, на что тот может рассчитывать в дальнейшем, так это на местечко сотрудника вневедомственной охраны где-нибудь в захудалой провинции. Полковник Крылов умел держать слово, и Котляр понятия не имел, как теперь устраивать свою судьбу. Пока что он просто бесцельно бродил по городу, не зная, чем занять себя.
В подъезде было темно, и Котляр едва ли не на ощупь поднимался на свой четвертый этаж. Время для подобного восхождения было выбрано не самое лучшее – как-никак полвторого ночи. Если учитывать, что на убийства в подъездах приходится изрядный процент всех подобных преступлений, то приятного мало. Даже после ухода из милиции в Котляре не умер оперативник, а потому к потемкам он относился с опаской.
Обычно до самой глубокой ночи в подъезде раздавались голоса: то неунывающие курильщики с верхнего этажа травили похабные анекдоты, отравляя никотином все ближайшее пространство, то на лестничных площадках куражилась молодежь. А сейчас мрак и гробовая тишина, как в могиле.
Котляр достал утаенный пистолет, какими обзаводится каждый уважающий себя милиционер, и осторожно, ступень за ступенью, как если бы двигался по минному полю, стал подниматься на свой этаж. Прижавшись спиной к стене, он лопатками ощущал холод, исходивший от бетона. Внутри его словно все застыло и покрылось изморозью, а оперативный опыт подсказывал, что сейчас что-то должно произойти.
Между вторым и третьим этажами мелькнул какой-то отблеск. Котляр застыл, ожидая худшего. Но нет, обошлось, то брызнул в окна свет от фар проезжавшей мимо машины.
Котляр вытянул руку – вот и дверь, кажется, добрался. Он долго возился с ключами, пытаясь отыскать скважину, и вспоминал забавный случай из своей богатой на приключения молодости, когда он был приглашен соседкой, крепкой тридцатилетней бабой, проверить перегоревшие пробки. Помнится, он долго не мог ввернуть пробку, которая почему-то без конца перекашивалась, и в сердцах пожаловался: «Попасть не могу!» Соседка на это плотоядно хихикнула и с ехидцей заметила: «Жениться собираешься, а попасть никак не можешь. Тебе, парень, потренироваться нужно бы сначала, чтобы перед супругой не оплошать!» Внутри его вспыхнуло, и пламя стало беспощадно обжигать его лицо. Тогда он даже обрадовался, что в квартире стояла непроглядная тьма. А когда Борис спустился со стремянки, то тут же оказался в страстных объятиях соседки.
В общем, к своему браку он был подготовлен основательно.
Вспомнив о маленьком приключении своей юности, Котляр улыбнулся, расслабившись. Ага, вот и ключ в замке повернулся. Перешагнув порог, он почему-то не смог освободиться от ощущения близкой опасности. Нажал клавишу включателя. Яркий свет мгновенно разогнал мрак. И тут в зеркале он увидел мужчину, вольготно сидящего на диване, и понял, что ему не понравилось, едва он вошел в квартиру, – чужой, едкий запах одеколона.
Вот так оно и бывает. В тот самый момент, когда уже не ожидаешь плохого и думаешь, что худшее осталось позади, костлявая начинает махать косой, да так яростно, что смертельным ветерком морозит до самых печенок.
– Какого черта тебе здесь надо! – в сердцах выругался Котляр, стараясь под напускным гневом запрятать отразившийся на лице страх.
На диване, по-хозяйски развалясь, сидел Серый. Самый последний человек, которого сегодня хотелось видеть в гостях.
– А ты не железный, – довольным тоном протянул он. – Очко-то жим-жим… играет!
– Как ты сюда попал? – сердито спросил Котляр, проходя в комнату. Руку подавать Серому не стал, воздержался. И совсем не потому, что находился в смертельной обиде на шантажиста, а оттого, что страх потом проступил сквозь кожу ладоней, и теперь пальцы были до противного липкими.
Серый широко заулыбался:
– Что, значит, как попал? Вошел так же, как и ты, через дверь. Все-таки я серьезный человек, неужели ты думаешь, я буду уподобляться какому-то форточнику и стану лазить по водосточным трубам? Ни в жизнь! Подобрал соответствующий ключик и вошел. Дверь у тебя, конечно, крепкая и замок хороший, но хочу заметить, что для настоящего вора это не проблема. А коньячок у тебя, прямо скажу, великолепный! – весело тараторил Серый. – Этому коньячку лет пятьдесят будет, а может быть, и все семьдесят.
Котляр подошел и яростно вырвал бутылку из рук наглеца.
– Можешь не сомневаться, все сто будет! Ведь не для тебя берег…
– Грубый ты! – укорил его Серый. – И воспитания ни на грош. А я разве не достоин рюмочки? – Он погрозил пальцем. – Я ведь к тебе со всей душой. Вот, решил вернуть тебе кассеты, на которых ты запечатлен в роли Пупса. Владей. Тебе будет что вспомнить на старости лет.
Котляр стремительно схватил сверток и убрал его подальше, решив уничтожить все это безобразие, как только избавится от визитера. После чего, пренебрежительно выпятив губу, произнес:
– Даже если ты придержал одну копию про запас, то тебе теперь все равно никакого проку не будет. Из органов меня уволили. Жена от меня ушла… – почему-то добавил он.
– Ну, право, дорогой мой друг, это смешно. Кто собирается шантажировать тебя подобной ерундой? Мало ли кто как проводит время с женщинами? Хочется ползать на четвереньках – ползай на здоровье, это твое личное дело… Вот если ты еще и маньяк-убийца при этом, то тогда, конечно, ситуация выглядит по- другому…
