помощью мне удалось изготовить несколько сверхпрочных сверл. Одним из них я даже просверлил отверстие в сантиметр глубиной. Но оно, сильно накалившись, лопнуло. Мне ничего более не оставалось, как закрыть свой саквояж и отправиться в обратную дорогу.
– Это и в самом деле неприятно, – искренне посочувствовала Елизавета. – Представляю! Для тебя это было большим ударом.
Савелий поймал взгляд Елизаветы.
– Не больше, чем в тот день, когда мы расстались, – сдержанно заявил Савелий.
– Так, значит, что тебя все-таки победили? – Теперь в глазах Елизаветы засияли искорки веселья.
Савелий оставался серьезным.
– Выходит, что так.
– А хочешь, я тебе помогу одолеть сверхпрочную сталь? – с вызовом произнесла Елизавета.
Савелий невольно улыбнулся:
– Это каким же образом? Ты знаешь какое-то заветное слово?
Теперь перед ним сидела не напыщенная дама, какой Елизавета была всего лишь пятнадцать минут назад, а милая барышня, выпускница института благородных девиц, с которой он познакомился на Тверском бульваре.
– Ты слышал что-нибудь о докторе Нобеле?
– Извини, нет. Среди моих знакомых таких не имеется, – чуть раздраженно ответил Савелий.
– Оно и понятно, тебя интересуют сейфы и их содержимое. Но ничего страшного в этом нет, его многие не знают, но скоро о нем заговорят все. Дело в том, что это очень крупный промышленник. У него имеются свои заводы по всей Европе, есть и в России. Но кроме наращивания капиталов, он страшно увлечен химией и изобрел взрывчатое вещество, которому дали название динамит. Это вещество страшной разрушительной силы.
– Любопытно. Он что, тоже медвежатник? Отдыхая от своих научных дел, иногда балуется тем, что взрывает сейфы? – хмыкнул Савелий, отхлебнув вина. Разговор принимал очень интересный оборот.
– Совсем нет, он изобрел динамит в помощь горной индустрии, чтобы легче было взрывать скальные породы.
– И какова реальная мощность этого динамита? – заинтересовался Савелий.
– Очень велика. Сто граммов динамита способны разнести пятиэтажный дом.
– Так как, ты говоришь, зовут того замечательного человека, что изобрел динамит?
– Его зовут Альфред Нобель.
– Я запомню его имя. Если все-таки мне удастся распечатать сейф из титановой стали с помощью его изобретения, обязательно отправлю ему открытку, полную восхищенных слов.
– Так, значит, ты едешь в Москву? Планы твои меняются?
– Да, еду. Как видишь, в Москве у меня обнаружились срочные дела. Мы с тобой встретимся?
– Надеюсь, – улыбнулась Елизавета. – Я верю в судьбу. Извини, мне надо идти, а то мой обожатель умрет от ревности.
Савелий видел, как нелегко дается Елизавете спокойствие, – достаточно всего лишь одного неосторожного слова, чтобы она пролилась теплым нежным ручьем.
Елизавета поднялась и, приветливо улыбнувшись, направилась к своему столику, где ее ждал юный Оболенский.
Глава 46
Назар Пафнутьевич Тарасов проживал в Конюшенном переулке, в глубине дворов, в покосившемся от времени срубе. Оконца были настолько низкими, что казалось, будто дом врос в землю. Почерневшая невысокая дверь свидетельствовала о том, что хозяин не обладал габаритами былинного богатыря и предпочитал жить не в хоромах, а в тесной горнице, где от тесноты запищала бы даже мышка- норушка.
Рядом – дома покрепче, наполовину каменные. Их сводчатые крыши уверенно подпирали небо и выглядели настоящими витязями на московской улице. С многоаршинной высоты хозяева особняков не без высокомерия посматривали на покосившееся строение, совсем не подозревая о том, что в нем живет старый медвежатник, уже лет пятнадцать отошедший от больших дел. Он не был беден, даже не истратил десятой доли из накопленного, мог запросто скупить не только близлежащие дома, вместе с нажитым добром, но и половину улицы. Однако старик предпочитал жить незаметно и не забывал кланяться своим соседям даже издалека, удивляя самых неулыбчивых своей любезностью.
Гости к Тарасову захаживали нечасто, а если и случалось, то во дворе подолгу не задерживались и, тщательно отерев с подошвы грязь о сосновый косяк, с громким приветствием переступали порог избы. В основном то были босяки, в Москве люди не редкие, промышлявшие случайными заработками и гораздые на всякую грязную работу.
В этот раз посетитель был иным. Английский светлый костюм сидел на нем как влитой. В правой руке – трость с набалдашником из слоновой кости, инкрустированным серебром. Посетитель обращался с ней уверенно, как человек, привыкший к подобным атрибутам. На голове – узкополая шляпа.
Постучавшись костяшками пальцев в дверь, он громко окликнул хозяина.
Навстречу гостю вышел старик лет семидесяти пяти. Сухой, кряжистый, невысокого росточка, с глубокими морщинами на щеках и с добрым прищуром, он напоминал языческого домового. Достаточно только перекреститься, и сгинет нечистая сила.
– Господи, кто ко мне пожаловал! – обрадованно произнес Тарасов, слегка приобняв гостя. – Ну, проходи, – великодушно разрешил хозяин, подтолкнув его в глубину комнаты. – Забываешь ты старика, Савелий. Раньше дня не было, чтобы не заходил, а сейчас месяцами тебя не вижу.
– Давно это было, ты тогда на Хитровке жил, – вяло оправдывался Савелий, присаживаясь на дубовый табурет. – А теперь ты там, знаю, редко бываешь.
– Да ведь и ты с Хитровки давно перебрался, – критически осмотрел он костюм Савелия, – в такой обнове там не ходят.
– Верно, перебрался, – согласился Родионов, – но родные места не забываю, наведываюсь иной раз.
– Это ты правильно сказал, – очень серьезно заметил старый медвежатник, – как бы высоко ни взлетал, а полезно иной раз возвращаться в то дерьмо, из которого вылупился. – Назар Пафнутьевич потоптался у шкафа. – Так где он у меня? Едрит твою, опять ключ куда-то запропастился. Вот беда, неужели от жажды помирать придется? Вот сколько раз давал себе слово не брать в руки отмычку, а все никак не получается. То и дело ключи теряю, вот и держу оттого в карманах постоянно крючок.
– И с каких пор ты слово держишь?
– Как с каторги вернулся. Ах, вот он, отыскался! – Он выудил из кармана большой загнутый гвоздь и ловко отомкнул шкафчик. – Видал! – гордо произнес он. – Не позабыл еще своего ремесла. – Распахнув дверцы шкафа, он достал огромную бутыль самогонки и торжественно водрузил ее на стол. – Это тебе, милый, не «Смирновка», а самый настоящий первачок, через негашеную известь пропущенный, – гордо сообщил медвежатник. – Стакан примешь, так с ног мгновенно валит. И знаешь, в чем его секрет?
– В чем же? – доброжелательно улыбнулся Савелий, твердо дав себе слово не прикасаться к первачу, невзирая ни на какие уговоры.
– Сахара жалеть не нужно!
– Это верно, – серьезно согласился Родионов, – хороший продукт требует и соответствующих компонентов.
– Так я тебе налью, Савельюшка? – Хозяин с надеждой посмотрел на гостя.
– Не уговаривай, Назар, не расположен, – наотрез отказался Савелий.
– Ну и зря! – Тарасов уверенно откупорил бутыль. Даже полумрак не мог скрыть счастливого выражения его лица. – Я тоже просто так не пью. Это дело сначала нужно заслужить. А я считаю, что заслужил сегодня. Давеча прохожу мимо строительной конторы, а в помещении-то никого, – весело заплескался первачок в граненом стакане. – А там у них в углу сейф стоит. Несложный совсем, раза два-то ковырнуть, чтобы открылся. Для такого матерого медвежатника, как я, это вовсе мелочь будет. И что, ты думаешь, я сделал, Савельюшка? – гордо посмотрел на Родионова старый медвежатник.
– А известно что, достал отмычку, с которой ты никогда не расстаешься, да и открыл себе, а деньги все
