этом он совсем не подозревал, что в ведомстве, которому он служит, платных агентов называют подметками.
Сиваков важно надулся, напоминая мыльный пузырь. Создавалось впечатление, что достаточно до него дотронуться, как он разлетится на тысячи ядовитых и спесивых брызг.
– Парамон присмирел. Дальше Хитрова рынка нос не кажет. И краля его, Душечка Дуня, тоже все взаперти сидит. Они у нас что молодые, хе-хе, – заулыбался ехидно Алексей Ксенофонтович, – с постели не поднимаются.
– Кто в гости к нему захаживает, знаешь?
В комнате было душно. Аристов достал из кармана брюк платок и промокнул им лоб, оставив на белоснежной поверхности капли влаги. Подумав, тщательно высморкался. Июль генерал не выносил, оставалось только гадать, каким это образом он умудрился простудиться в самую жару.
– А все одни и те же! Храпы в секу режутся. Не далее чем позавчера крупная игра у Парамона случилась, – задушевно делился новостями Сиваков-Смердячий. – Трое храпов так проигрались, что исподнее с себя снять пришлось. А один и вовсе далеко зашел, поставил на кон чужую жизнь.
– И что же?
– Проигрался, – махнул рукой Алексей Ксенофонтович.
– И как потом?
– А чего как? – искренне удивился агент. – Пошел и зарезал. Прямо у Хитрова рынка мужичонка один с собачкой прогуливался, так он ему перышко под ребро сунул. Тот даже и крякнуть не успел.
Аристов призадумался. Действительно, сегодня утром пристав доложил ему о том, что близ Хитрова рынка произошло смертоубийство. Личность погибшего установить не удалось, и произошедший случай с легкостью списали на обычный грабеж.
– Кто пришил, знаешь? – постучал кончиками пальцев по столу Аристов.
– Как тут не знать, если об этом вся Хитровка только и говорит? – удивился Смердячий. – Заноза его пришил. Он потом по невинноубиенному еще свечу восковую поставил. Целых три рубля выложил!
– Деньги большие, – согласно качнул головой Григорий Васильевич.
– Только если вы его сцапать хотите, так у вас ничего не получится, уж больно он сметлив и опасность за версту чует. Городовой только хочет в его сторону взглянуть, а того уже след простыл.
– По этому поводу ты не беспокойся, Алексей Ксенофонтович, – подчеркнуто вежливо произнес Аристов. – Я еще найду время, чтобы потолковать с ним. Только ты мне вот что скажи, не наведывается ли к нему еще кто-нибудь?
– Чего же вы, ваше благородие, меня пытаете? – возмущенно протянул Алексей Ксенофонтович. – Все, что знаю, то и говорю. Вы бы сказали, как он выглядит сперва, может быть, что-нибудь и углядел бы.
Аристов медлил. Интуиция подсказывала ему, что человек, которого он разыскивает, далек от Хитрова рынка и в то же самое время он связан с ним так же крепко, как эмбрион с материнской плацентой. Он должен быть безукоризненно одетым, в начищенных до блеска ботинках, в которых можно запросто увидеть собственное отражение. Наверняка он имеет немалый счет в банке, позволяющий ему чувствовать себя едва ли не наследным принцем. А если он и является на Хитров рынок, то только для того, чтобы вблизи посмотреть на свою отпавшую пуповину.
А до Занозы еще доберемся, никуда он не денется.
– Хм, – Аристов в раздумье потер подбородок. Наконец он решился: – Меня не интересует голодранец в рваной одежде. Я говорю о франте, одетом безукоризненно и с манерами господина.
Алексей Ксенофонтович беспомощно пожал плечами:
– Господина не видал, а вот купчишек, что некогда были хитрованцами, встречать приходилось не однажды. Среди них имеются и миллионщики. Однако на господ не похожи. Ходят в сапогах, да и бранятся, как извозчики.
– Что можешь сказать об Аникее Маркелове? – неожиданно поинтересовался Аристов.
– Аникей-то? – беспомощно захлопал глазами Сиваков. – Хозяин ночлежки?
– Он самый.
Этот вопрос Аристов задал не случайно. Хозяин ночлежки приторговывал краденым добром, и он был уверен, что Аникей отчисляет городовым неплохую монету от своего нелегального заработка.
– Аникей Маркелов дядька умный. Просто так его не взять. Давеча на рынке кувшин продал за двадцать пять рублей, а цена ему полтинничек от силы.
– Вот как? – удивился Аристов. – Как же это ему удалось?
– А он продал его одному купчишке из Томска. Сказал, будто бы из него сам граф Дракула на пирах пивал.
Аристов расхохотался:
– Чудеса, да и только! Стало быть, он поверил?
– А как тут не поверить, если Аникей божится при этом, словно монах. – Он поерзал на стуле и добавил: – Я тут давно заметил, чем больше Маркелов врет, тем больше божится.
– Ладно, хорошо, ты за ним подсматривай, – строго наказал Аристов. – А если увидишь, что к нему кто- то из полиции захаживает, дай знать.
– Сделаю, – очень серьезно заявил Алексей Ксенофонтович, – только служба у меня, ваше благородие, опасная, ты бы еще копеечку добавил, – жалостливо протянул он.
– Любишь ты деньги, едрит твою! – выругался Аристов. – Ладно, на вот, возьми красненькую. Но чтобы обязательно узнал в следующий раз, кто к старику Парамону из господ захаживает. А теперь ступай, смердишь ты больно, – поморщился Аристов. – Я все удивляюсь тебе, Алексей, как на тебя еще бабы смотрят, ведь за версту же от тебя разит.
– Это вы, ваше сиятельство, напрасно. Все обидеть меня хотите. Только ведь бабы такие существа, что они не на меня, а на мои деньги смотрят. Ха-ха-ха!
Алексей Ксенофонтович сложил красненькую бумажку и привычно сунул ее в накладной карман. Красный уголок торчал вызывающе и должен был притянуть к себе все заинтересованные взгляды. Наверняка эту десятку он потратит на малолеток в каком-нибудь подпольном «храме любви». И если Смердячий попадется на очередной облаве, то лично ему придется изрядно поднапрячься, чтобы вытащить бедолагу из приемника-распределителя.
Сиваков ушел. Пахло кислятиной. С такими экземплярами человеческой природы следует разговаривать, приложив надушенный платочек к самому носу. Генерал настежь распахнул окно, и в комнату нагловатым гостем ворвался порыв ветра.
Смердячий был не последним агентом, с кем Аристову сегодня предстояло встречаться, – на очереди был князь Александр Борисович Голицын.
Ровно в час дня в дверь легонько постучали. Аристов отворил и не ошибся. У порога стоял Голицын. Не без удовольствия Аристов подумал о том, что хозяйские харчи князю пошли на пользу, он значительно раздобрел. Если так пойдет и дальше, то через неделю-другую сиятельный князь перестанет пролезать в проем двери. У Аристова даже промелькнула нечаянная мысль: а не сократить ли жалованье Голицыну на несколько рубликов?
– Что скажете, сударь? – сдержанно поинтересовался Аристов, когда Голицын, грациозно откинув полы фрака, опустился на самый краешек стула.
Обеими руками он сжимал костяной набалдашник и поглядывал по сторонам. Достаточно было взглянуть хотя бы вприщур на сиятельного князя, чтобы прочитать его мысли: какая такая нелегкая судьбинушка выперла его из родительских палат в тесную комнатенку, пропахшую устойчивым смрадом.
– Это вы о чем? – наивно поинтересовался Голицын.
Аристов вяло улыбнулся. Пришла пора ткнуть зарвавшегося князя холеной физиономией в дворовую грязь.
– О том самом, милейший Александр Борисович. Вы в нашем ведомстве проходите как платный агент, и под вас имеется специальная статья расходов. Если мне не изменяет память, в позапрошлом месяце вы получили… триста рубликов. Знаете, по нынешним временам это солидный капиталец. На эти денежки можно целую неделю в «Яре» напиваться шампанским. В прошлом месяце ваше вознаграждение увеличилось до четырехсот рублей. Свою добавку вы мотивировали тем, что нащупали дорожку к медвежатнику и будто бы даже отыскали дверцу, которую нужно отомкнуть. Единственное, чего вам не
