большее, на что он способен, так это слегка деформироваться. Но, сами понимаете, что денежки от удара не исчезают.
– Браво! Браво! – Хлопки Лесснера были услышаны, и комната наполнилась стройным негромким торжеством.
Глава 32
Банкетный зал в «Метрополе» был полон. Кроме банкиров и их спутниц на торжество было приглашено несколько князей, присутствовали вельможи из столицы. За отдельным столом сидели репортеры и с чувством уплетали бефстроганов и салаты. Ожидалось, что завтрашние газеты выйдут с фотографиями прошедшего торжества, о котором будет сказано немало лестных слов. На несколько дней разговоры о банкетном застолье затмят события последней недели, а именно неудавшееся покушение на генерал-губернатора и убийство одной из самых дорогих московских проституток в шикарном номере «Эрмитажа», а также дело об ограблении, в котором был замешан отпрыск некоей титулованной фамилии России.
Негромко стучали вилки, иногда раздавался робкий женский смех, вполголоса переговаривались мужчины.
Со стула, стоявшего во главе стола, поднялся Лесснер и мгновенно приковал к себе внимание всех присутствующих.
– Господа! – произнес он звонким голосом, который мог принадлежать скорее двадцатипятилетнему мужчине, чем семидесятилетнему старцу. – Сегодня мы собрались не случайно. Для этого у нас имеется повод, и, я бы сказал, очень серьезный повод. Посмотрите на этого человека, – он указал на Точилина, раскрасневшегося от добрых слов и огромного количества выпитой наливки. – Его следует называть не иначе как инженерный гений. С сегодняшнего дня с его именем следует связывать отмирание такой воровской профессии, как медвежатник. Господин Точилин изобрел сейф, о который разбивается всякая преступная мысль. – В правой руке Лесснер держал бокал с шампанским. Ладонь слегка дрогнула, и на белоснежные манжеты плеснула пузырящаяся жидкость. – И так разбивается, извините меня за каламбур, что от нее не остается и следа. – Рядом с Лесснером сидела молодая дама лет двадцати пяти. Строгое вечернее платье выгодно подчеркивало ее гибкую талию и великолепную грудь. Ее можно было бы принять за внучку банкира, если бы не одна маленькая деталь – старик смотрел на свою спутницу с нескрываемым вожделением. Так смотреть может только страстный любовник, который знает, что после светского раута он отведет свою даму в соседнюю комнату, где уже расправлена кровать, а простыни надушены ароматными возбуждающими духами. Кроме жены, Лесснеру полагалась еще и любовница, и старый ловелас не желал отставать от своих более молодых коллег, и на каждое неофициальное собрание брал с собой балерину Большого театра, которая очень удачно играла роль постоянной фаворитки.
Злые языки судачили о том, что Лесснера хватало лишь на то, чтобы подержаться во время банкетов за ручку актрисы. Но те, кто был наслышан о его бурной молодости, верили, что каждый вечер он смело попирает представления о возможностях стареющего организма.
Любовница Лесснера, кроме невероятной красоты, была еще и очень обаятельна. И общество банкиров и их жен, оценив добродетели юной особы по достоинству, охотно расступилось, отдав ей надлежащее место.
– Он один из тех, кто, как говорят, имеет божественную отметину, – с пафосом продолжал банкир. – Так давайте же поднимем бокалы за нашего уважаемого гостя и друга. – Он протянул Точилину бокал с шампанским.
Зал тотчас наполнился стеклянным перезвоном, к которому примешалась щедрая здравица.
– Георг, – очаровательная спутница Лесснера слегка потянула его за рукав. – Я уже успела устать от этой трескотни. А не уйти ли нам отсюда совсем?
– Дорогая, но здесь находятся мои друзья, я должен присутствовать непременно. Что обо мне подумают, если я покину их в разгар торжества?
Лесснер не мог оторвать взгляда от обнаженных рук актрисы, унизанных бриллиантовыми браслетами. Камни были совершенно прозрачные, величиной с небольшую горошину. Выбирая украшение в ювелирном магазине, Лесснер объявил, что хочет сделать подарок любимой даме, и если на одном из бриллиантов обнаружится хотя бы трещинка в сотую долю волоска, то подобное обстоятельство он будет воспринимать как личное оскорбление.
– Я тебя не узнаю, милый, неужели ты можешь зависеть от чужого мнения? Я всегда считала, что у тебя есть только два идола – деньги и я.
Лесснер великодушно расхохотался:
– Ты ошибаешься, дорогая. Я не язычник, и поэтому у меня нет идолов. Я – барон и принадлежу к древнейшему немецкому роду, а они, как известно, все христиане.
– И как же барон может зависеть от чужого мнения? – капризно надула губки красавица.
– Ну хорошо, хорошо, – мелко рассмеялся барон. – Я сдаюсь! Разве возможно противостоять твоим чарам? Против них бессильна даже кровь немецких рыцарей. Только давай сделаем это как-нибудь поаккуратнее, я не хочу привлекать к своей персоне дополнительного внимания.
– Обещаю щедро наградить тебя за уступчивость, – горячо задышала в ухо старику молодая обольстительница.
– О! Это многообещающее начало.
Глаза Лесснера скользнули по голым плечам дамы и застыли на волнующих изгибах обнаженной груди. Она глубоко вздохнула, грудь ее высоко поднялась.
– Это продолжение, мой господин!
Потомок немецких рыцарей едва справился с искушением, чтобы не поцеловать глубокую ложбинку под шеей.
– Ты никогда не обманывала меня в ожиданиях, я это очень ценю.
Лесснер с радостью осознал, что, несмотря на преклонные годы и стареющее тело, он способен чувствовать себя, как и полсотни лет назад, – молодым. И это главное! И если бы не радикулит да застарелая подагра, так он по-прежнему отплясывал бы на светских балах развеселую мазурку и бегал бы вприпрыжку за молоденькими арфистками.
– В этот раз пойдем ко мне… и не возражай, милый, – слегка прикрыла женщина ладошкой губы банкиру. – Я уже приготовила все, что надо, – завораживала она чарующим голоском.
Многообещающий тон барышни еще более распалил в нем желание. Он явно не ошибся в выборе и не жалел многих тысяч рублей, что ему пришлось вывалить за ее любовь в последние две недели.
– И что же ты приготовила? Я сгораю от нетерпения.
Барышня, взяв банкира под руку, неторопливо уводила его из шумного зала.
– Во-первых, я приготовила широкую постель. С мягкими большими подушками. Когда ты захочешь на нее прилечь, так ты просто провалишься в пух.
– Звучит очень и очень интригующе!
Лесснер невольно ловил на себе взгляды окружающих. Подобное внимание льстило, чего греха таить. На лице каждого второго был написан невольный вопрос: «Какие такие заветные слова знает старый развратник, что юная красавица, пренебрегая кругом ровесников, предпочла им общество одряхлевшего старика? Одним интересом к деньгам объяснить подобный феномен трудновато».
Сам Лесснер сложившееся обстоятельство считал делом обыкновенным. Возможно, брачный союз и вызвал бы в обществе кое-какие пересуды, но ни к чему не обязывающая связь выглядит вполне допустимой и даже добавляет мужчине дополнительные очки.
Подобные тонкости ощущают даже швейцары, и в этот раз бородатый и дородный дядька в ливрее, очень смахивающий на отставного генерала, любезнее, чем следовало бы, протянул банкиру шляпу:
– Пожалуйста, ваше'ство!
– Прими, голубчик, – сунул он в ладонь швейцару рубль. – Сходи в трактир и выпей водочки за здоровьице моей дамы.
– Покорнейше благодарю. Непременно так и сделаю, ваше'ство, – и, пряча хитроватую усмешку в пушистые рыжеватые усы, бережно прикрыл за удаляющейся парочкой парадную дверь.
– Чем ты еще хочешь меня удивить, моя лапушка? – попытался обнять Лесснер девушку за талию.
– Ой, какой же ты все-таки страстный, – мягко высвободилась женщина. – Прямо как бог любви.
