показалось?
– Да не пугайтесь вы так, здесь никого нет, – с милой улыбкой сказал граф. – Этот дом наполнен привидениями. Все же этим стенам не одна сотня лет. Я этим поскрипываниям уже не удивляюсь, – махнул он рукой. – Особенно неспокойно вон в том углу, – показал граф в сторону окна. – Поговаривают, что в позапрошлом веке эта комната принадлежала содержанке одного маркиза. Но однажды он застал ее с любовником. Вот и порешил обоих из мушкета. С тех пор и ходят их неприкаянные души по комнатам да коридорам, подсматривают за нами, смертными. Но я думаю, что их не нужно очень уж бояться. Особенного вреда они не приносят. Ну, разве что могут иной раз напугать кого-нибудь, но мы-то с вами люди закаленные, нас этим не проймешь. Не так ли, господин Родионов?
Савелий сел на стул и, сняв шляпу, положил ее на стол.
– Вы не ответили на мой вопрос, уважаемый граф.
Д'Артуа, словно не замечая неудовольствия Родионова, продолжал:
– Об этом доме я бы мог рассказать вам массу занимательных историй! Вы не представляете, что здесь вытворяли якобинцы! Если я вам расскажу, так у вас от страха повылезают глаза из орбит!
Савелий криво улыбнулся:
– Оставьте, граф...
– Хм... У меня создается впечатление, что вы принимаете меня за какую-то злодейскую личность. А это совсем не так. Вы знаете, чем я занимаюсь?
– Догадываюсь, – кивнул Савелий.
– Так вот, господин Родионов, я не злой человек, но, когда мне наступают на пятки, я испытываю некоторые неудобства, знаете ли. Во-первых, болезненно, а во-вторых, портится обувь. Что же касается господина Барановского, то к его смерти я не имею ни малейшего отношения.
– Вот как? – искренне удивился Савелий. – У меня другое мнение. – Он сунул руку в карман и вытащил небольшой конверт. – Не хотите взглянуть?
– А что это такое? – подозрительно спросил граф, покосившись на конверт.
– Здесь небольшие выдержки из вашего личного дела. Каким-то образом Барановский узнал, что вы не тот человек, за кого себя выдаете. Он завещал нотариусу после своей смерти переправить эти бумаги мне.
– Вот как, любопытно! И кто же я, по вашему мнению?
– Никакой вы не граф! И большую часть жизнь провели в России. Вы знаете русский язык не хуже меня. Так что давайте перейдем на русский и не будем ломать комедию!
– Это становится интересно, – сказал граф на чистом русском языке. – И что же вам еще обо мне известно?
– Поверьте, что многое. Одно время вы были увлечены революционными идеями. В итоге вы убили жандарма, и вас сослали на сахалинскую каторгу. На суде вы заявили, что не считаете свой поступок убийством, и утверждали, что это акт политического террора.
– У вас богатое воображение, мой друг. Я действительно знаю русский язык и некоторое время проживал в России, но это совершенно не значит, что я принадлежу к террористам!
– Что это у вас на манжетах? – неожиданно спросил Савелий, и граф невольно приподнял руки. На запястьях виднелось несколько глубоких шрамов.
– О чем это вы?
Савелий улыбнулся:
– Вот об этих глубоких шрамах, что виднеются у вас на руках. Я даже могу сказать, откуда они у вас.
– Сделайте одолжение.
– Дело в том, что, как только вы угодили на Сахалин, вас определили, как наиболее опасного преступника, в кандальную тюрьму. Продолжать?
– Извольте. Вы рассказываете обо мне такие любопытные вещи, что я, право, заслушался.
– Это тюрьма с наиболее строгим режимом. Арестанта в такой тюрьме приковывают к тяжелой тачке, которую он весь срок обязан возить с собой. Может быть, расскажете, чем таким особенным вы не угодили тюремному начальству?
– А вы угадайте! – неприязненно улыбнулся граф.
– Три года вы протаскали за собой тачку, с нею спали, с нею ели. На четвертый год вам удалось сбежать, сбив кандалы. Отсюда и шрамы. Вы и дальше будете отпираться?
Граф нервно провел пальцами по щеке, словно хотел избавиться от надоедливого насекомого.
– И об этом тоже написано в этих листочках? – кивнул он на конверт.
– Об этом и еще о многом другом. Например, о том, что вас зовут Устин Трофимович Всеволодов, вы из мещан. Вот только неизвестно, это ваше подлинное имя или нет. Что вы бежали с каторги, прихватив с собой товарища. Его потом так и не нашли, поговаривали, что вы просто съели его в пути. Такое случается.
«Граф» расхохотался:
– У вас определенно богатое воображение. Вы случайно не пробовали писать новеллы? Мне кажется, что ваши сочинения имели бы успех.
– У меня еще будет для этого время. Кстати, в этих бумагах написано и о том, что вы обещали не бежать с каторги и даже дали «честное арестантское слово». На Сахалине это свято, и тюремное начальство вам поверило. Правда, потом, когда вы убежали, всех арестантов высекли кнутами и месяц держали в карцере. Вы опять будете отпираться?
«Граф» отрицательно покачал головой:
– Нет, не буду. Какой смысл? Барановский в самом деле каким-то образом узнал о том, что я не тот, за кого себя выдаю, и поэтому мне пришлось от него избавиться. Надо же мне было как-то остановить этого мелкого шантажиста. – «Граф» широко улыбнулся: – Я надеюсь, вы не из таких?
– Не из таких, – нахмурился Савелий. В прихожей опять скрипнула половица, и он невольно посмотрел на дверь. Черт бы побрал всех этих домовых! По лицу «графа» скользнула усмешка. – Вам случайно не приходилось знавать некоего Парамона Мироновича? Личность на Хитровке весьма известная.
– И что с того?
– Он был моим приемным отцом. Я вырос на Хитровке. И он был убит по вашему приказу, – глухо сказал Савелий.
– Ах, вот оно что! – Граф небрежно похлопал ладонями. Савелий вновь увидел на его запястьях глубокие шрамы. – Браво! Браво!.. Похвально! Вы, оказывается, одержимы благородным чувством мести! Отвечаю. На Сахалинской каторге мы крупно повздорили с этим человеком, и я поклялся найти и уничтожить его. Правда, для этого мне потребовалось три десятка лет.
– И чем же он провинился перед вами?
«Граф» нахмурился:
– Он отнял у меня женщину, которую я любил.
– Ах, вот оно как... Хорошо. И еще... Как вы сумели скрыть свою подлинную сущность и выдавать себя за графа? Просто хороших документов мало. Кроме них, нужны очень солидные рекомендации. У вас есть какие-то сильные покровители?
Всеволодов пожал плечами:
– Если у нас пошел откровенный разговор, хочу сказать, что я действительно принадлежу к этому славному роду по материнской линии. Она была из рода Артуа. И, конечно же, мне дороги семейные предания. Так что в рекомендациях я не нуждался. Мне просто следовало взять фамилию моей матери.
– Очередная ложь!
– Хм, не верите? Дело ваше. В России я жил под другой фамилией... А вы весьма смышленый молодой человек. Ловко вы меня с этой картиной... Не ожидал! А у вас в самом деле есть такой холст или это очередной трюк?
– К чему вам эта картина?
– Дело в том, что я ищу ее очень давно. Она в самом деле принадлежит роду Артуа. С ней связаны различные легенды. Кое-что мне удалось отыскать в архивах, и это меня очень заинтересовало. Я люблю всякие тайны.
