– Теперь это не имеет для вас никакого значения. Вы не выйдете отсюда... живым.
– Пока я не покойник, хотите, я покажу вам картины двенадцатого века, которые мне удалось раздобыть? – неожиданно предложил Всеволодов. – Поверьте, вы не пожалеете. Далеко идти не нужно, они находятся вот за этой стеной, – ткнул он в огромный ковер, висевший на противоположной стене. – Не удивляйтесь, там еще одна комната, стена раздвижная. Сейчас этим никого не удивишь. Многие оборудуют свои сейфы подобным образом.
Голос у «графа» был совершенно бесцветный. Он как будто не предлагал, а делал одолжение. Не ловушка ли это старого хитреца?
– Покажите, – неожиданно для себя произнес Родионов.
В зрачках «графа» как будто что-то просветлело. Так бывает с человеком, угодившим в трясину: его неумолимо затягивает вязкая жижа, и когда, казалось бы, шансов на спасение уже не остается, его стопы неожиданно упираются в твердую поверхность.
А может быть, все-таки показалось?
– Пойдемте, – предложил Всеволодов, поднимаясь. – Вот здесь имеется небольшой тумблер. – «Граф» слегка приподнял ковер. Под ним открылись металлические двери без ручек. Действительно, из стены торчал крохотный рычажок. – Его надо всего лишь слегка повернуть вправо, и двери разомкнутся.
Граф повернул рычажок, и внутри стены что-то зашумело, а еще через мгновение металл дрогнул, и двери стали медленно расходиться.
Еще через минуту они шагнули в небольшую комнату без окон, оборудованную под мастерскую. Паркет был заляпан масляной краской, будто бы неведомый художник вознамерился использовать пол в качестве холста.
Но вот стены по-настоящему заинтересовали Савелия – сплошь увешаны картинами в золоченых тяжелых рамах. Большие полотна висели рядом с крохотными холстами, и, что занимательно, совершенно бессистемно! Полотна, изображавшие святых, находились в окружении натюрмортов и жанровых сцен, и ангелы ликовали по соседству с веселым разгульем. Без всякого сомнения, это было собрание шедевров!
На какое-то время Савелий потерял чувство реальности, напрочь позабыв о «графе». Он очнулся только тогда, когда сдвинулись тяжелые металлические двери и дважды зловеще щелкнул замок, оставив его наедине с картинами.
Савелий оказался в ловушке.
Это надо же, так бездарно попасться! Право, растерялся, как гимназист, впервые перешагнувший порог публичного дома.
– Вам там не одиноко? – глухо донесся из-за двери сочувствующий голос «графа». – Знаете, мне очень жаль, что так произошло, но, видно, ничего не сделаешь. Такова ваша планида, как говаривали древние. Вы бы пока наслаждались картинами, потому что это единственное, что у вас осталось. Дней через десять произойдет обезвоживание организма и вы умрете. Мне придется разрубить вас на несколько кусков и вывезти за город. А знаете, что станет потом с вашими останками? – Всеволодов не пугал, его голос был исполнен скорби: – Их растащат бродячие собаки, благо, что под Парижем их бегают целые полчища. Впрочем, нет! Я поступлю совершенно по-другому, к чему все эти хлопоты с расчленением? Мерзко, знаете ли... Моей аристократической душе это претит. Здесь совсем неподалеку имеется один захолустный безлюдный мосточек, вот с него я и сброшу вас в Сену! А чтобы труп не всплыл, я вспорю вам живот. Надеюсь, вы не будете в обиде? – поинтересовался «граф» и, не услышав возражений Савелия, бодро воскликнул: – Вот и прекрасно, я знал, что мы с вами поладим!
– Значит, это вы занимались подделкой и сбытом картин?
Из-за двери раздался глуховатый смешок:
– Ну, разумеется, мой друг! Это весьма прибыльный бизнес. И почему мне отказываться от него? К тому же мне надо вести подобающий образ жизни – всевозможные приемы, салоны, а это подразумевает обширные расходы, так что мне никак не обойтись без э-э-э... бизнеса.
– Значит, вы убирали всех, кто становился на вашем пути, и Барановского в том числе?
– Он заслужил это – мерзавец, вор, лжец. И это, так сказать, еще не полный перечень его «добродетелей». А к тому же я не выношу конкуренции.
– Зачем же нужно было убивать художников, которые писали для вас картины? – удивился Савелий.
– Иные из них становились очень любопытными и пытались узнать то, о чем знать им не следовало. Вот за это они и поплатились. Кстати, все эти картины, висящие вокруг вас, всего лишь искусная подделка. Я бы не советовал вам рвать их. Если это случится, то вам придется умирать в хаосе, а я знаю, что вы не лишены чувства прекрасного. Если вы ответите мне, где держите «Мадонну», тогда я обещаю вам, что умрете не от жажды, а от голода. В этом случае вы проживете дополнительно еще три недели.
– Какая еще «Мадонна»? – выкрикнул Савелий.
– Та самая, лоскуток от холста которой вы мне прислали.
– Вам ее не видать!
– Вижу, что нам с вами не договориться. Жаль! Кстати, вы случайно не видите там привидений? Дело в том, что в этой мастерской сгинул уже не один художник. Вы следующий, хотя вы и не художник! Впрочем, у вас есть возможность проявить свои таланты. Я слышал о том, что вы медвежатник, попробуйте отомкнуть эту дверь. Желаю вам успеха! – «Граф» умолк. Очевидно, он ушел.
Савелий тяжело опустился на единственный стул, стоящий в центре комнаты, будто он был поставлен здесь для того, чтобы узник имел возможность рассмотреть все картины. Полотна принадлежали разным художникам, это точно – уж слишком разномастными выглядели эти «творения», несмотря на свою добротность. Холсты, висящие почти под самым потолком, были выполнены в спокойной манере, в явном подражании Рафаэлю. А вот картина, расположенная ниже, выглядела почти вызывающе: цвета кричащие, очень контрастные, причем настолько яркие, будто художник задался целью ослепить зрителя. Эта картина выделялась, точно ярко-оранжевое пятно на сером фоне. На полотне была изображена ваза с крупными наливными яблоками. Немного сбоку висела точно такая же картина с заметными помарками. Видно, неизвестный художник набросал немало эскизов, прежде чем достиг желаемого результата.
Савелий наморщил лоб: где же он видел эту картину? Вспомнил, в Лувре! Она была приобретена полтора месяца назад, и ее сразу причислили к знаменитой художественной школе Фонтенбло. Теперь понятно, что все эти «школы» создавались на площади Пирамид вот в этой самой комнате. Интересно, сколько еще сюрпризов таит в себе эта маленькая комната?
Савелий повернул голову: на противоположной стене висел портрет Карла VII. Уж его-то ни с кем не спутаешь! Дорогие красные одежды, отороченные мехом, высокий головной убор, но главное, конечно, не это, а капризная физиономия с характерным носом. Такая картина, должно быть, стоит неимоверно дорого, но любой музей мира приобретет ее, не торгуясь. Поговаривали, что французский король очень любил свои изображения, запечатленные на холсте, и придворные художники едва успевали писать его портреты. А чтобы подданные не забывали своего короля, он щедро раздаривал портреты церквям, чтобы прихожане молились на него, как на святого. Портретов Карла гуляет по белому свету немало, и поди тут разберись, какие из них являются подлинниками!
«Граф» работал с размахом, ничего не скажешь.
Как-то надо отсюда выбираться. Но вот каким образом? Савелий поднялся, и стул тонко скрипнул. Родионов прошелся по периметру комнаты, приподнимая картины одну за другой, надеясь, что под одной из них скрывается потайной ход. Но чуда не произошло – его взгляд упирался в глухую стену. Похоже, что шутки «графа» относительно привидений не лишены оснований. Судя по надписям на кирпичах, эта комнатенка и раньше использовалась в качестве тюрьмы. Родионов невольно оглянулся, будто хотел увидеть души сгинувших художников, и тут же сплюнул. Мерещится тут всякое, так и с ума сойти недолго. Тогда его и убивать не имеет смысла, кто же поверит спятившему человеку?
Савелий, отбивая кулаки, забарабанил по двери. Удары встречало полное безмолвие. Похоже, что «граф» намеревался замуровать его всерьез.
Дверь тоже не взять, она приводилась в движение каким-то хитроумным механизмом, и в ней отсутствовало даже крохотное отверстие для ключа. Интересно, а как в таком случае сюда попадает воздух? Так, вентиляция все-таки имеется, – под потолком виднелось небольшое решетчатое окно. Савелий
