– Ну, что скажете? – спросил химик, когда они отошли на несколько саженей от паровоза.
– Ваш товарищ очень тяжело ранен, – не сразу ответила Брауде.
– И что делать? – растерянно произнес адъюнкт. – Может, в какую больницу его определить?
– Где вы здесь видите больницу? – обвела взглядом полустанок Вероника Ароновна. – Больница есть только в Свияжске. Но я сомневаюсь, что он до нее дотянет.
Она остановилась и посмотрела в глаза химику.
– У вашего товарища задета печень, – тихо сказала Брауде. – Мне уже приходилось сталкиваться с подобного рода ранениями. Он проживет еще от силы минут двадцать. А если тронуть осколок, и того меньше. Ему уже ничем нельзя помочь.
Брауде достала из кармана портсигар, взяла папиросу, глубоко затянулась.
– Вы сможете ехать дальше?
– Да, – машинально ответил помрачневший адъюнкт.
– Тогда... желаю удачи.
Вероника Ароновна круто повернулась и пошла, не оглядываясь, к вагонам.
Золото из автомобиля Бочкова погрузили быстро. Покурили возле вагонов, поговорили о всяком-разном и засобирались далее. Перед тем как рассаживаться по вагонам, товарищ Лацис, переговорив с Брауде, подозвал двух латышских стрелков из личной охраны и велел им сесть к машинистам.
– Так, на всякий случай, – пояснил он товарищам. – Там у них помощник ранен. Так чтобы не удумали чего.
Через минуту с небольшим поезд, шумно выпустив несколько облачков пара, двинулся дальше, держа направление на Красную Горку.
В кабине паровоза царило молчание. Химик молча смотрел на дорогу, электрический мастер молча сыпал уголек в топку, Мамай молча страдал от боли и предчувствия скорой смерти. Молчали и двое латышских стрелков, посматривая то на Мамая, то на адъюнкта.
– А ты не похош на машиниста, – сказал вдруг один из стрелков, обращаясь к химику.
– Зато ты похож на мою старшую сестру Глашу, – огрызнулся адъюнкт. – Та вот тоже так говорила: «А ты ведь не в гимназию идешь, Леня, а к своим дружкам-приятелям. То-то они вчера весь вечер тебя под окнами высвистывали».
Несколько минут проехали молча.
– А почему фас трое? – снова нарушил молчание прежний стрелок. – Машинисту полошен только отин помощник.
– Много ты знаешь, как я погляжу, – буркнул адъюнкт, покосившись на электрического мастера.
– Та, я мноко снаю, – не унимался стрелок. – И еще я снаю, что фаш кочекар никокта не тершал ф руках$7
– Это да, – согласился со стрелком химик. – Это верно. Так ведь он новенький. Ничего, – он вымучил из себя улыбку, – еще научится.
– А ты тоше нофенький? – спросил стрелок, сверля адъюнкта взглядом и снимая с плеча винтовку.
– Я-то, может, и новенький, – хмыкнул в ответ химик, заметив краем глаза, что Мамай их настороженно слушает. – А вот ты, – тут Мамай слабо шевельнулся, и тотчас раздался выстрел, – уже старенький...
Дотошный стрелок выронил винтовку и схватился за грудь. Замешкавшегося было второго стрелка весьма крепко приложил лопатой прямо в рябую морду электрический мастер. Потом он открыл дверь и вытолкал обоих стрелков из паровозной кабины. Один молча, другой с криком полетели на железнодорожную насыпь.
– Эти, в вагонах, наверняка видели, как кувыркнулись стрелки, – заметил Григорию адъюнкт. – На первой же остановке нас просто прикончат.
– Значит, не будем останавливаться, – резонно констатировал электрический дока, продолжая, лопата за лопатой, кидать в паровозную топку уголь.
– До самой Москвы? – улыбнулся химик.
– До самой Москвы, – подтвердил Григорий Иванович.
Впереди, где-то за версту, послышался паровозный гудок.
– Встречный! – догадался адъюнкт. – Вот и приехали, мать твою...
– Пырыгайте, – вдруг произнес внятно Мамай.
– Что? – одновременно повернулись к нему адъюнкт и электрический мастер.
– Я говорю, пырыгайте, – повторил, уже злясь, Мамай.
– А ты? – спросил его химик.
– А я осытанусь. Мыне всю равну кирыдык.
– Так нельзя, друг, вместе будем прыгать, – за-явил ему адъюнкт. – Сейчас, приторможу только малость, не то руки-ноги переломаем...
Он крутанул какой-то рычаг, и поезд, скрипнув тормозными колодками, немного замедлил движение.
– Встречный уж близко! – заторопил химика Григорий. – Секунд двадцать еще, и нам всем будет кирдык.
– Давай, – подхватил под мышку Мамая адъюнкт и встретился с его взглядом. Он был пуст и холоден, и смертельная пелена уже покрывала белки глаз.
– Он умер, Гриша, умер, – вскричал химик, отпуская руку Мамая, ставшую вдруг очень тяжелой.
Тревожный гудок встречного паровоза раздался совсем близко.
– Прыгаем, Леня! – закричал электрический мастер и, схватив адъюнкта за рукав, потащил его к раскрытой двери. – Давай!
Спустившись на приступку, он вобрал в себя воздуха и прыгнул. Адъюнкт, оглянувшись на распростертое тело Мамая, смахнул застилавшие глаза слезы и, не глядя, ринулся в пустоту...
Черные фигурки скатились по насыпи, поднялись и, отбежав от нее саженей на пятнадцать, остановились. Через мгновение два паровоза, с грохотом столкнувшись, встали на дыбки и перевернулись, стаскивая за собой на насыпь вагоны. Потом один из них полыхнул пламенем, и все пространство заполнилось звуком взрыва. А когда рассеялся дым, фигурок, наблюдавших крушение поездов, уже не было видно.
Глава 29. ВАШИ ДОКУМЕНТЫ!
– Вот и все, я больше ничего не знаю, – отважился Херувимов посмотреть в лицо Савелию.
Савелий Родионов молчал. Херувимов, часто моргая глазами, пытался угадать, что думает в эту минуту вор и что он с ним сделает.
«Убьет? Но вроде бы мокрых дел доселе за известным медвежатником не водилось. Правда, время меняет людей, особенно такое, в котором мы все теперь проживаем, но не настолько же?... Может, все же не убьет? Даст в морду, поломает ребра – так все лучше, чем лежать здесь, в сушильном коробе и истекать кровью. Однако почему он молчит?»
Родионов же не просто молчал, он думал.
Бывший полицейский пристав Херувимов ничего нового, чего бы не знал сам Савелий, не рассказал, и где искать Елизавету было, как и раньше, неясно.
– Ладно, пристав, живи, – процедил сквозь зубы Родионов, уничтожая его брезгливым взглядом. – Но все же... я желаю тебе поскорее сдохнуть.
– Благодарю, – сглотнул бывший надворный советник скопившуюся слюну и облегченно выдохнул. – Благодарю вас, Савелий Николаевич...
Утро застало Савелия Родионова возле Набоковского особняка.
«Ну, куда ты пошла? – пытался говорить с Лизаветой Савелий, хотя знал, что ответа ему не дождаться. – С кем? Кто эта женщина, что увела тебя? Где живет?»
Он обошел кругом бывшее здание Губчека и вошел в Лядской сад. В общем-то, настоящее название
