– Такие аккуратные. Тонкие…
Больше Грибкова ничего не знала. Неофитов вежливо поблагодарил ее за помощь, откланялся и направил свои стопы в «Каторгу». Буфетчик Петрович ничего про приезжего не ведал. Да если бы и знал, было не похоже, чтобы он ответил.
В ночлежке «Утюга» тоже ничего не знали про приезжего. Похоже, он там не появлялся. А картину Сизифа получил где-то в другом месте. Осторожный, гад…
Все. В Москве больше делать нечего. И Африканыч отбыл поездом в Нижний Новгород, телеграфировав Севе Долгорукову депешу следующего содержания:
«Встречайте дядю из провинции. Вы узнаете его по круглому лицу и усикам».
Прибыв в Нижний, Самсон Африканыч взял билет до Казани на пароход «Витязь». И через день был в Казани.
– И больше ничего?
– Больше ничего, – виновато сказал Африканыч. Он по-прежнему чувствовал свою вину, хотя никто его ни в чем более не упрекал.
– Круглое лицо и тонкие аккуратные усики… Хм… – неопределенно произнес Долгоруков. – Господа, напрягитесь и вспомните: у кого-либо из вас есть или были круглолицые знакомые с тонкими аккуратными усиками?
– У меня – нет, – первым ответил Ленчик.
– У меня был таковой, – медленно, словно с трудом припоминая, ответил Огонь-Догановский. – Его звали Аскольд Иванович Сизокрылый. Однажды на спор он выиграл подряд сто ставок в штос. В передергивании и карточном плутовстве ему не было равных.
– А ты? – спросил Ленчик.
– Что «я»? – посмотрел на него Алексей Васильевич.
– Ты не был ему равным?
– Я тогда был еще мальчишкой, – нашелся с ответом Огонь-Догановский.
– То есть этот Аскольд Иванович Сизокрылый на сегодняшний день глубокий старик? – спросил Сева Долгоруков.
– Нет, он на сегодняшний день моложе меня, – как-то не очень ясно ответил Огонь-Догановский.
– Как это? – удивился Ленчик.
– А ты не понял? – посмотрел на Ленчика «граф» Давыдовский и невесело усмехнулся.
– Нет, – ответил Ленчик.
– Ну, если один человек родился раньше другого, но на сегодняшний момент тот, кто родился раньше, моложе того, кто родился позже – что это значит? – Долгоруков серьезно посмотрел на Ленчика, словно от его ответа зависело, освободят Севу прямо из зала судебных слушаний или зашлют на аркане в кичу на восьмерик. – Говори! Быстро! – вдруг прикрикнул на Ленчика Всеволод Аркадьевич.
– Это значит… – Парень вдруг улыбнулся и победно посмотрел на Всеволода Аркадьевича: – Это значит, что тот, кто родился раньше, на сегодняшний момент уже мертв.
– Уф-ф, – выдохнул Давыдовский. А Алексей Васильевич просто сказал:
– Молодец. Соображает!
– Зато ты не молодец, старый, – почти сурово посмотрел на Огонь-Догановского Долгоруков. – Мертвые нас не интересуют.
– Ты не сказал, что тебя не интересуют мертвые, – парировал последнюю реплику шефа Огонь- Догановский. – Ты сказал: «Напрягитесь и вспомните: у кого-либо из вас есть или были круглолицые знакомые с тонкими аккуратными усиками?» Я напрягся – и припомнил…
Догановский хмыкнул. Сева посмотрел на него и снова обратился к Огонь-Догановскому:
– Не пристало, тебе, старый, ерничать. Да и момент ты выбрал совсем не подходящий.
– Я хотел только разрядить обстановку, – ответил на реплику Долгорукова Огонь-Догановский.
– Хорошо, будем считать, что разрядил, – сказал Сева.
Давыдовский хмыкнул снова. У него тоже был один знакомый с тонкими, аккуратно подстриженными усиками и круглым лицом. Один тайный советник. И одновременно его отец.
– Ясно, – подытожил разговор Всеволод Аркадьевич. – Ну, а ты что скажешь, Самсон Африканыч?
– У меня такой знакомый есть, – вдруг произнес Африканыч.
«Вдруг» было потому, что еще секунду назад он хотел ответить: не имеется, мол, у меня таковых знакомых. И в какую-то долю секунды Неофитов вспомнил: круглое лицо и тонкие аккуратные усики наличествуют у его знакомца, городского секретаря Николая Николаевича Постникова!
– А вот это уже кое-что, – произнес Сева, и в его голове тотчас созрел план, как «раскрутить» этого Постникова.
Ежели, конечно, это он ездил в Москву и заказывал тициановскую копию «Портрета Карла V» Сизифу. Проще простого было выяснить, ездил ли городской секретарь в Москву, а если ездил, то когда и когда оттуда вернулся. Для этого Долгорукову нужна была подшивка «Казанских губернских ведомостей» за этот год. Что и устроил ему «почтальон» Ленчик.
Нужное сообщение Сева нашел почти сразу. В колонке ПРИЕХАВШИЕ среди прочих…
В №№ г-жи Коммонен из Нижнего Новгорода чиновник особых поручений при Губернской канцелярии надворный советник Умнов-Колычев;
В №№ «Париж» из Алатыря коммерции советник Крашенинников с супругой;
В собственный дом из Москвы в связи с окончанием вакации городской секретарь Постников…
Ну вот, как того и следовало ожидать. Это точно он. Постников, который, не глядя, обошел их с «Портретом Карла V», как призовой рысак деревенскую клячу.
Городской секретарь Постников ездил в Москву, причем на вакацию, что значит – надолго. Но вот почему ни он, Сева Долгоруков, ни кто-либо из его команды не знал – более того, ни сном, ни духом не ведал, что буквально под их носом орудует мошенник весьма крупного, судя по всему, масштаба – это большой промах. И несомненный укор. В первую очередь в его, Севы Долгорукова, адрес.
– Павел Иванович, – позвал Давыдовского Всеволод Аркадьевич. – Помнишь несыгранную тобой роль частного пристава? Ну, когда ты еще должен был отвлекать Лихачева, а я – менять картину?
– Помню, – нахмурился «граф».
– Так вот, тебе все же придется отыграть роль фараона. Правда, более крупного в должности и чине…
Глава 25. Сколь веревочке ни виться, или Дознание Давыдовского
Когда-то Николай Николаевич Постников был хорошим. То есть вполне законопослушным гражданином Российской империи. Он не мздоимствовал, не залезал в государственную казну и не лихоимствовал с процентами за ссуды. Потому как никаких ссуд никому не давал. Не воровал, не насильничал и уж тем более не промышлял смертоубийством на больших дорогах. Он даже не позволял себе вольности с женщинами, несмотря на то что оженился поздно. А еще он имел чин четырнадцатого класса. Ибо только что окончил университет по кафедре гражданского права юридического факультета и был принят на службу в городскую управу.
А потом, года через три, будучи в чине секретарском, каковым раньше звались провинциальные секретари, Постников впервые взял мзду. Это была трешница от купца третьей гильдии Хуснутдина Ямашева. Он покуда еще не перестал быть хорошим, поскольку сильно переживал относительно принятия взятки. И мучился угрызениями совести.
Угрызения закончились, когда он принял седьмую по счету мзду, которая в шесть раз превышала его месячный оклад. После чего и перестал быть хорошим. И сделался плохим. То есть изыскивал всяческие возможности для получения подношений за услуги, которые он и так был обязан предоставлять по долгу своей службы. Еще большие суммы он брал, когда делал то, что вовсе не обязан быть делать. А потом дело дошло и до подлога. И все бы ничего, ежели б не одно обстоятельство.
Однажды из Петербурга приехала комиссия. Она проверяла работу «органов самоуправления», как тогда стали, с легкой руки газетчиков, называться городские управы. Среди столичных визитаторов был некий сенатский секретарь Войцеховский, умный и весьма дотошный малый, коий и обнаружил подлог в отчетной документации управы. Городскому голове он ничего не сказал, равно как и своим товарищам по комиссии, но пришел прямо в дом к секретарю Постникову и все ему объявил. После чего они имели весьма
