— Примерно так, — сказал Николай и подумал: «Прав был комиссар партизанского отряда: далеко не прост майор Демель. Куда ты гнёшь, хитроумный гестаповец, какую ловушку расставляешь мне?»
— Хорошо, — примирительно сказал Демель. — Я умею, стараюсь, во всяком случае, уважать действия и мотивы, их побуждающие, любого человека. Ваши деяния направлены против коммунистов, и это нас вполне устраивает.
— Я очень рад, — смиренно промолвил Николай.
— Но это не всё!
— Слушаю вас!
— Меня интересует — кем вы сами считаете себя? Поясню: русские считают вас изменником и приговаривают к расстрелу, мы считаем вас… впрочем, я позже вернусь к этому. А вы сами что думаете?
За иронией и суховатой академичностью Демеля скрывалось стремление, и оно показалось Николаю искренним, понять собеседника. «Ладно, — подумал Николай, — я буду грести по течению, постараюсь быть «откровенным».
— Что же вы молчите? — вежливо спросил Демель.
— Мне очень трудно ответить на этот вопрос, — осторожно начал Николаи. — С одной стороны, — я, конечно, чувствую себя русским. Я люблю Россию! С другой стороны, — я ненавижу большевиков, которые отняли у меня всё!
— Отдавая дань вашей откровенности, я сомневаюсь в справедливости ваших слов, — сказал Демель.
— Вы не верите мне?
— Нет. Это не то! Вам я сейчас верю. Но вы — это ещё не весь народ. Мне кажется, что большинство русских думает наоборот, — что советская власть как раз дала им всё, о чём раньше они не могли даже мечтать.
— Может быть, и так. Но этому большинству нечего было терять! — Николай даже встал от волнения.
— Понятно, господин Крылов, вы есть классовый враг советской России и понимаете, что мы воюем не с русским народом, а с коммунистами.
— Мне очень приятно, господин майор, что вы это понимаете. Но многие, к сожалению, думают, что русские и коммунисты — это одно и то же.
— Да, в этом очень много правды, — задумчиво сказал Демель, — и это очень прискорбно. Да, да, многие так думают.
«Не многие, а — все! — злорадно подумал Николай. — Потому что это правда!»
Демель умолк, и только чёрные глаза жёстко сверлили этого странного русского. Ни страха, ни подобострастия он в нём не заметил. «А ты не так глуп, как показался вначале, — подумал Демель. — Эти твои «так точно» и преданный солдатский взгляд — либо результат хорошего воинского воспитания, либо отличная игра. Пожалуй, первое всё-таки вернее…»
— Однако вы ведёте себя смело. Ваши заявления похожи на тонкую большевистскую пропаганду.
— Агитировать начальника гестапо?! — искренне удивился Николай. — Разве у меня из миллиона был бы хоть один шанс? Это было бы сверхглупо!
Демель весело рассмеялся:
— Пожалуй, вы правы. Это был бы пустой номер.
— Так точно! — с готовностью ответил Николай.
Демелю понравился капитан Крылов. Чувствовались в нём эдакая нетронутая человеческая сила, достоинство и смелость. «Побольше бы таких партнёров, и наши успехи не выглядели бы так призрачно», — подумал начальник гестапо и с интересом уставился на Николая.
— Мне очень хочется задать вам ещё только один вопрос, но сразу предупреждаю — говорить нужно только то, что вы действительно думаете, иначе вопрос не имеет никакого смысла.
— Я отвечу правду.
— Кому достанется победа в этой войне?
— Победят русские, — не задумываясь, тихо ответил Николай.
— Русские? — Демель резко встал.
— Так точно! — ответил Николай.
Они стояли и напряжённо смотрели друг на друга. Демель не ожидал такого категорического ответа, он даже немного растерялся и не сразу нашёлся, как вести себя дальше, — благодарить этого смелого русского капитана за откровенность или наказать за неверие в светлое будущее Германии.
Молчание было коротким, но очень тягостным для обоих. Наконец Демель раздражённо спросил:
— Если вы так считаете, то какого же чёрта, извините меня, пришли к нам?
— Разве у меня был выбор?
«Логично», — подумал Демель, уселся опять в кресло, пробежался пару раз пальцами по крышке стола, почти успокоился и сдержанно спросил:
— А почему вы так уверены в неблагоприятном исходе войны для немцев? Можете ответить? Но только опять правду!
— Могу!
— Прошу!
— У вас воюет армия. Хорошо организованная, дисциплинированная, самая сильная, но только армия.
— Так, — утвердительно сказал Демель.
— А у русских воюет весь народ! — продолжал Николай.
— Так, — опять произнёс Демель и умолк. Отрешённый взгляд скользил мимо собеседника. Живой блеск в его глазах померк. «Не нравится», — подумал Николай, но тут же, смягчая обстановку, любезно сказал:
— Это только моё личное мнение. Я могу и ошибиться. И потом, господин майор, ненависть, которую я питаю ко всему советскому, не лучший советчик в моих суждениях.
— Не нужно, — устало сказал Демель. — Я благодарю вас за откровенность, но мне на будущее хочется дать вам один очень важный совет: не будьте с другими таким открытым — вас не каждый правильно поймёт.
— Благодарю вас, господин майор, я буду осторожней, — от души сказал Николай.
— Вы здраво смотрите на вещи и хорошо разбираетесь в обстановке — это делает вам честь. Но, несмотря на мои симпатии, я должен задать вам вопросы по существу: каким образом вам удалось избегнуть расстрела и перейти линию фронта?
«С этого нужно было начинать», — подумал Николай и начал неторопливо, подробно рассказывать об обстоятельствах побега из тюрьмы.
Демель слушал его, не перебивая.
Николай перешёл к событиям на фронте, рассказал в лицах эпизод его знакомства с генералом Теске.
При упоминании имени генерала Демель оживился:
— Генрих Теске! Культурнейший, благороднейший человек! Это немец старинной закваски! — И, прочитав подписанную генералом бумагу, улыбнулся: — Узнаю старину. Только он и мог так написать — просто и ясно.
Чёрные глаза Демеля опять засветились:
— Как себя чувствовал генерал? Постарел?
— Он бодр, полон сил и энергии.
— Очень рад за него, — сказал майор, но, будто опомнившись, сменил тему и проговорил сурово:
— На первый раз достаточно. Я не буду возражать против вашей кандидатуры. Но имейте в виду, мы всё будем проверять, и очень серьёзно.
Николай кивнул головой и подумал:
«Ничего другого мы от вас и не ожидали».
