Её щёки побелели, взгляд остекленел; ещё чуть-чуть, и она упала бы прямо на свою жертву, но сознание вовремя вернулась.
— На первый раз хватит. Давай-ка возвращаться домой. И главное, не оглядывайся. В таких местах никогда нельзя оглядываться.
Мы поспешили назад по коридору, без приключений миновали лестницу, двор и старый состав — и вырвались. Ничего не случилось, но так и хотелось добавить, что получилось это с трудом.
— Анжела Заниаровна, всё в порядке? — осведомился дежуривший у пролома в ограде Зоны зелёный солдат в шлеме.
— Вы ничего подозрительного не слышали? — Чёрный Кардинал прищурилась.
— Никак нет... А что-то было?
— Не знаю, как вам, а мне показалось, что где-то стреляли. Где ваш напарник?
— Пошёл на ту сторону дороги, к болоту... По делам.
— Н-да... Связь с ним есть?
— Есть, — удивлённо ответил солдат.
— Передай ему, что дела у него только начинаются, — Анжела Заниаровна по-мужски сплюнула в траву, подошла к нашему грузовику, забралась в кабину, наполненную переговорами по рации, и вытурила под дождь бородатого водителя.
— Алекс, заходи сюда, надо двери закрыть, а то дождь натечёт, — она вытащила из уха микропередатчик, достала из отсека под панелью управления большие наушники-лопухи с микрофоном, вставила их разъём в гнездо, и переговоры разом смолкли. Я залез в кабину, и двери обезопасили нас от внешнего мира.
— Канал «пять», говорит «альфа». Сергеич, уходим, — без всякой шифровки объявила Анжела Заниаровна. — Экстренная эвакуация. Южной лестницей в первом корпусе пользоваться запрещено, ищите другие пути. Канал «восемь»: пеленг «икс пять»; канал «шестнадцать»: готовность по ситуации «ноль два». Остальным каналам: код ситуации «ноль шесть», повторяю, «ноль шесть». Сергей Сергеич, а как вы думаете, что будет, если по этим зданиям выстрелить из ракетной установки? Разумеется, когда вы все оттуда уйдёте...
Чёрный Кардинал собственноручно повела грузовик в Город, когда все собрались. Я, пользуясь нашим одиночеством в кабине, решил предпринять попытку поговорить с наиболее вероятным противником начистоту, по-человечески. Мне казалось, что теперь, когда мы побывали в опасности, наши чувства должны были на короткое время настроиться на одну волну. Анжела Заниаровна на миг стала похожа на испуганную женщину, которая не может управлять ничем и никем — даже собой. Стоило попробовать занять рядом с ней позицию повыше.
— Анжела Заниаровна, — спросил я, — зачем я вам нужен?
— Долг цивилизованного человека не дать пропасть себе подобному, — ответила Чёрный Кардинал. — Ты один из нас, и должен быть с нами. Я говорила вчера. Не люблю повторяться.
Я попался на стереотип. Я знал, что это не так, однако всё-таки исходил из предпосылки, что женщины слабее мужчин, что их организм сотрясают эндокринные штормы, и всплески эмоций способны поколебать их разум. Но Анжела Заниаровна владела и собой, и ситуацией. Она даже не слушала меня — она ловила переговоры в наушниках и смотрела на красные габаритные огни бронированной черепахи, расчищавшей нам путь. Она никогда не будет разговаривать со мной на равных. У меня была слишком испуганная физиономия, когда она убивала Уну и лжесолдата. А до этого я позволил себе устроить тихую истерику перед ней и сержантом. Даже для испуганной и хорошо настроенной по отношению ко мне женщины это похоронило бы мой авторитет. Анжела Заниаровна же была тем человеком, в честь которого назвали напиток «Plastic heart», — пластмассовым сердцем, демонической Барби.
— Вы не любите повторяться... — проговорил я её слова, надеясь вывести её из себя. — Да вы просто меня ненавидите.
— Это не имеет значения. Мой долг — способствовать твоей интеграции в общество.
— Вы врёте.
Чёрный Кардинал промолчала.
— Зачем вам этот дурацкий долг? Почему вы не можете поговорить со мной по-человечески?
— Сзади тебя дверь. Иди в кузов и сиди там с солдатами.
Кати дома не было. Видимо, она заглянула сюда после практики, не застала меня и пошла в «Ад».
К чёрту! Что перво-наперво делал сталкер Рэдрик Шухарт, вернувшись с Зоны? — правильно, шёл мыться. А ещё есть древний славянский обычай: вернувшись из дальних странствий, сразу топать в баню, дабы нечистую силу, прилепившуюся по дороге, с себя смыть.
Хорошая ванная комната у Кати. Двери в ней автоматические, но чтобы у моющегося не возникало опасений, что кто-то откроет их, когда он стоит голый, на дверях был предусмотрен символический шпингалет. Я задвинул его, изменил температуру воды в пользовательском профиле, включил тёплый дождь и сел на пол, среди клубов пара, извивающихся в потоках ароматического воздуха из вентиляции.
В ванной я всегда чувствовал сначала упадок сил, а потом их медленное восстановление. И когда во мне, наконец, назревала решимость встать в полный рост, я выключал душ и выходил. Но сегодня силы не возвращались очень долго. Я ослаб, как человек, которого убийца долго пугал пистолетом, а потом вдруг отпустил. Целым и невредимым — на улицу, кишащую другими убийцами.
Зона не таила на меня зла. Я зря её боялся. Нет никаких рук, нет никакого провала. Зона не хочет и не может разрушать — она сама разрушена сильнее, чем что бы то ни было на Земле.
Зона Бедствия.
Если с нашей планеты снять тонкую затвердевшую корку, откроется её огненная природа. Если сдуть пыль с моих воспоминаний о 25-ом декабря, я ослепну от яростного сияния Истины.
В ванной мне открылся маленький кусочек памяти, от которого моё мудрое сознание изо всей мочи пыталось отгородиться. Я познал суть Зоны. Слова Уны были обращены не к солдату с серой головой и не к Анжеле Заниаровне. Они были сказаны для меня — ибо только я могу понять.
Зона Бедствия.
Максимум энтропии — это когда всё перемешано до состояния однородной массы. Энтропия всех замкнутых систем Вселенной стремится к максимуму. Если сама Вселенная замкнута, то спустя миллиарды лет её постигнет тепловая смерть, и она станет сплошным спокойным серым туманом, в котором роятся цветные шарики Хаоса: бледно-красные, бледно-зелёные, бледно-синие. Бытие подёрнется вечными сумерками, всегдашним вечером.
Задача разума — противостоять энтропии. В упрощающейся Вселенной лишь он способен усложняться. Но ничто не даётся даром. Когда что-то одно развивается, что-то другое должно отдавать на это энергию и увеличивать свою энтропию.
Так появились Зоны Бедствия. Свайный город над болотом рос вверх, а сваи под его весом всё глубже погружались в трясину. Какие-то участки мира эксплуатировались обезумевшим разумом столь нещадно, что изменились самые их физические свойства. Там умерла не только жизнь — там потеряли силу и ветер, и свет, и время. Через те запредельно утомлённые и изношенные места не смогла перевезти людей кляча истории.
В Зоне Бедствия не было ненависти — лишь угасающий дух чего-то величайшего, побеждённого чем-то преступнейшим. Сигнал SOS давно погибшего корабля.
К 2005-ому году в мире исчезли места, где не ступала нога человека. Но появились первые места, в которых людей уже нет, и не будет никогда. Зоны Бедствия. Теперь они покрыли Землю почти целиком. Сгоревший химзавод, отравленная река, свалка, повреждённый реактор в Коломне-9, — крепкие объятья страдания.
Страдания — и запоздало пришедшей мудрости. За откровениями больше не нужно ходить на
