послом в хорошую страну. А в этом «отстойнике» он мог и пропасть. Так и произошло бы с менее активным человеком.
Новое российское руководство внешней политикой не интересовалось, полно было иных забот и проблем. Председатель Верховного Совета России Борис Ельцин, возможно, только подписав указ о назначении Козырева, и узнал, что у него есть собственное Министерство иностранных дел. Козырев не мог даже дозвониться до главы российского правительства Ивана Степановича Силаева. Линия прямой связи ему не полагалась, а трубку «второй вертушки» (аппарат правительственной городской автоматической телефонной станции АТС-2) снимал секретарь в приемной. Он любезно отвечал, что председатель Совета министров чудовищно занят, и обещал доложить о звонке.
Но Козырев проявил характер и инициативу. Он сумел стать полезным и нужным Ельцину, когда взял на себя подготовку его зарубежных визитов, которые до того организовывались дилетантски. Кроме того, он боролся против существовавшей тогда на Западе «горбимании», уверенности в том, что в Москве можно разговаривать только с Горбачевым. Козырев доказывал, что Западу уже пора иметь дело с Ельциным.
В апреле 1991 года Ельцин побывал в Страсбурге на сессии Европейского парламента. Поездка была плохо подготовлена, и встретили его там плохо. Козырев вспоминает: «Когда ко мне пришел советник- посланник французского посольства в Москве и познакомил с деталями визита, а главное, рассказал о том, кто с французской стороны организует этот вояж — а это были явно второстепенные предприниматели и политики, — у меня просто волосы встали дыбом».
Козырев написал довольно эмоциональное письмо Ельцину, выражая недоумение в связи с тем, что зарубежный визит готовится в обход МИД и совершенно непрофессионально. Министр предлагал визит отложить, поскольку не надо быть пророком, чтобы предсказать целый ряд серьезных организационных и политических неприятностей. Тем не менее Ельцин поехал. Мрачные пророчества подтвердились. В Европейском парламенте в Страсбурге Ельцина встретили плохо, называли «демагогом» и обвиняли его в том, что он только мешает Горбачеву.
До этой поездки общение министра иностранных дел с Ельциным проходило в письменном виде. После неудачной поездки Борис Николаевич его принял и сказал:
— Готовьте следующий визит сами, так, как считаете нужным.
Козырев полагал, что Ельцину нужна полновесная поездка в Соединенные Штаты — установить контакты на высшем уровне. Но Ельцин готовился к выборам президента России. Его окружение считало, что надо сосредоточиться на предвыборной кампании. Борис Николаевич сам сомневался: стоит ли этим заниматься, а вдруг не выберут? Он спросил Козырева:
— Послушайте, насколько этично, что вы занимаетесь подготовкой моего визита до того, как состоятся всенародные выборы? А что будет, если я их проиграю?
Козырев твердо ответил:
— Я в вашей победе не сомневаюсь.
После избрания президентом России Борис Ельцин поехал в Соединенные Штаты. Это была его первая по-настоящему успешная поездка. Его принял американский президент Джордж Буш и разговаривал с ним весьма уважительно.
В дни августовского путча 1991 года министр иностранных дел Андрей Козырев вылетел во Францию, чтобы мобилизовать мировое мнение на поддержку российского правительства. Но поскольку путч быстро провалился, его усилия не понадобились. После путча в Москве установилось двоевластие. Российскому руководству не нравилось, что союзные органы по-прежнему пытаются управлять страной, а МИД СССР по главе с Борисом Панкиным выступает от имени всех республик.
Козырев предложил передать основную работу Министерству иностранных дел России, укрепить внешнеполитические ведомства остальных республик, а за союзным МИД оставить координационные функции. На Смоленской площади это вызвало скандал. Тогда Козырев, чтобы показать свое бескорыстие, неосторожно сказал руководителям союзного МИД, что он за свое место не держится и его может занять сам Панкин, лишь бы дело было сделано. Ельцину же донесли, что Козырев не дорожит своей работой, хочет покинуть пост министра, предлагает его разным людям, а сам мечтает получить должность за границей. В те времена подобное поведение считалось предательством и дезертирством. Это был для Козырева болезненный урок аппаратной жизни. Но министр, на свое счастье, уже успел понравиться президенту.
«НИЧЕГО, ВЫ ОСТАВАЙТЕСЬ»
1 декабря 1991 года на Украине состоялся референдум. 90 процентов опрошенных высказались за независимость Украины. Российское правительство заявило, что признает независимость Украины. Президентом Украины избрали Леонида Кравчука, которому надоело подчиняться Москве. Ему хотелось быть главой независимого государства.
2 декабря вечером, пишет Анатолий Черняев, Горбачев разговаривал по телефону с Ельциным: «Тот куда-то ехал. Был уже пьян. Михаил Сергеевич уговаривал его встретиться вдвоем, втроем — плюс Кравчук, вчетвером — плюс Назарбаев. Тот пьяно не соглашался:
— Все равно ничего не выйдет. Украина независимая.
— А ты, Россия? — возражал Михаил Сергеевич.
— Я что! Я — Россия. Обойдемся. Ничего не выйдет с Союзом… Вот если вернуться к идее четверного союза: Россия плюс Украина плюс Белоруссия плюс Казахстан?
— А мне где там место? Если так, я ухожу. Не буду болтаться, как говно в проруби. Я — не за себя. Но пойми: без Союза все провалитесь и погубите все реформы.
— Да как же без вас, Михаил Сергеевич! — пьяно «уговаривал» Ельцин.
— Ну а что же я, где… если нет Союза?
— Ничего… вы оставайтесь, — милостиво соглашался Ельцин…»
Ельцин предупредил Горбачева, что едет в Минск разговаривать с председателем Верховного Совета Белоруссии Станиславом Шушкевичем и что неплохо бы заодно поговорить с Кравчуком, узнать, что он думает о будущем Советского Союза. Перед отъездом Ельцин сказал журналистам, что «надо будет все сделать, чтобы убедить украинцев присоединиться к Союзному договору». Правда, он сделал оговорку, которая в тот день не привлекла особого внимания:
— Если этого не получится, надо подумать о других вариантах.
Козырева Ельцин взял с собой в Беловежскую Пущу.
Я спрашивал Андрея Владимировича:
— То, что произошло в Беловежской Пуще, — это была импровизация или хорошо продуманная заготовка?
— К тому моменту было абсолютно ясно, что Советский Союз не сохранится как единое государство. В сентябре были все возможности его сохранить. В октябре еще оставалась возможность сохранить единое государство. Но за три-четыре месяца эта возможность была утеряна. Не думаю, что кто-то имел в портфеле готовый вариант, который потом и реализовался. У каждого из нас было несколько вариантов. Было много кубиков, которые потом складывали. Но еще утром этого дня никто не знал, что сложится именно так, закончится именно так. Для меня вопрос был один: не станет ли это повторением югославского варианта? Ведь рядом с нами распалось такое же федеративное государство, но оно распалось в крови. Это была главная задача — избежать повторения трагических событий. Меня, например, югославский сценарий просто по ночам преследовал. Мы стояли на краю той же пропасти…
Белоруссия, вспоминает Козырев, больше других должна была хотеть сохранения Союза. Но и здесь были очевидны настроения в пользу независимости и полного суверенитета. Из Минска российскую делегацию повезли в Беловежскую Пущу. Ельцин оказался там вечером. Кравчук приехал раньше и отправился на охоту. Он старался держаться в стороне.
