1937 году попытались создать в академии генерального штаба кафедру стратегии, но арест почти всех крупных военных теоретиков не позволил даже сформировать преподавательский состав. В результате Шапошников исключил из академической программы стратегию как учебную дисциплину. Это прискорбно сказалось на уровне подготовки командиров Красной армии…

Иностранными языками генералы не владели, зарубежной военной литературы не читали — она лежала за тремя замками в спецхране. А руководители государства и Красной армии внушали им, что советская армия лучше и сильнее немецкой.

Конечно, нетрудно предположить, что Иероним Петрович Уборевич, который много лет командовал Белорусским округом, на месте Павлова действовал бы более умело. Но Уборевича, прирожденного военного, полководца с широким кругозором, следившего за современной военной мыслью, по приказу Сталина расстреляли.

Тремя военными округами, на которые пришелся немецкий удар, — Прибалтийским, Западным и Киевским — командовали неопытные генералы, которые даже не успели освоиться на своих должностях.

Дмитрий Григорьевич Павлов возглавил Западный особый военный округ в 1940 году. Иначе говоря, за год до начала войны танкист Павлов, не имевший опыта командования крупными общевойсковыми соединениями, получил под командование второй по значению округ в стране. В подчинении у него оказалось сорок четыре дивизии. Мог ли он за такой короткий срок овладеть полководческим искусством?..

Расстрелянных и посаженных заменяли досрочными выпусками слушателей военных академий. Завершить образование им не давали. Их сразу назначали на высокие командные и штабные должности. Одни, одаренные от бога, наделав ошибок, набираясь опыта и знаний, соответствовали своим высоким званиям. Другие стали жертвами новых репрессий в армии. Третьи так и не смогли справиться с новыми должностями. Иногда такие назначения заканчивались катастрофой для целых фронтов…

Годы репрессий не только лишили вооруженные силы профессионалов, но породили страх перед нарушением приказа. Генералов так долго учили не проявлять инициативы, что они терялись в горячке боя.

«Накануне войны, — вспоминал Жуков, — в Красной армии почти не осталось командиров полков и дивизий с академическим образованием. Более того, многие из них даже не кончали военных училищ, а основная их масса была подготовлена в объеме курсов командного состава. Нельзя не считаться и с моральными травмами, которые были нанесены Красной армии и военно-морскому флоту массовыми репрессиями».

Сталин не только сам не знал, как действовать, но и другим мешал. Армии ежедневно получали приказ переходить в наступление и… отступали на десятки километров в день. Бессмысленные приказы не позволяли им зацепиться и создать прочную оборону. Это была, как говорил маршал Василий Данилович Соколовский, «игра в поддавки».

Незваные гости на Ближней даче

Что произошло со Сталиным через неделю после начала войны, твердо ответить не может никто. Он выпустил из рук управление страной и перестал приезжать в Кремль.

Одни уверяют, что он заболел. Эта версия ничем не подтверждается. Другие считают, что Сталин впал в депрессию. На него словно столбняк нашел. Судя по словам очевидцев, он никак не мог собраться, чтобы исполнять свои обязанности руководителя страны.

27 июня Сталин приехал в Кремль к четырем часам дня. Около трех ночи уехал на дачу. 28 июня появился только в восьмом часу вечера. Принял довольно много посетителей. Последние — Берия и Микоян — ушли от него около часа ночи.

А на следующий день, 29 июня, вождь вообще не приехал в Кремль. Не появился он и 30 июня. Страницы «Журнала записи лиц, принятых И. В. Сталиным» пусты. А сталинские секретари отличались редкой пунктуальностью.

«Сталин переживал тогда, — рассказывал на старости лет Молотов поэту Феликсу Чуеву. — Дня два- три он не показывался, на даче находился. Он переживал, безусловно, был немножко подавлен».

Сам Сталин однажды признался, что ночь на 30 июня была самой тяжелой в жизни. Похоже, после падения Минска и разгрома Западного фронта Сталина охватил ужас. Вероятно, впервые за многие годы он ощутил полное бессилие. Его приказы не исполнялись. Наркомат обороны и генеральный штаб потеряли управление фронтами. Войска отступали, часто беспорядочно, остановить их не удавалось.

Нам не дано узнать, о чем, оставшись на даче один, размышлял в те последние июньские дни Сталин. Наверное, будущее рисовалось ему в самых мрачных тонах. Что он мог предположить? Если Красная армия не выдержит, немцы возьмут его в плен. Или его собственные генералы арестуют генсека и выдадут Гитлеру в обмен на сепаратный мир… Вождь боялся своих генералов, не верил им, считал, что среди них полно скрытых врагов, способных предать его в любую минуту.

Во всяком случае, вождь выпустил из рук нити управления страной. Он никого не принимал и никому не звонил. Два дня его словно не существовало. А в стране и тем более в вооруженных силах ничего не решалось без его приказа. Он сам создал такую систему, где все и вся подчинялись ему одному. Без него ни нарком обороны Тимошенко, ни начальник генштаба ничего не смели предпринять.

Члены политбюро растерялись: как действовать в условиях войны? А наступающий вермахт перемалывал советские дивизии. Линия фронта быстро придвигалась к Москве. В последний день июня в кремлевском кабинете Молотова собрались встревоженные Берия, Маленков, Ворошилов, Микоян, Вознесенский. Они вернулись с ближней дачи совершенно расстроенные и не знали, что предпринять. Как управлять государством, когда немцы наступают, армия не может их остановить, а Сталин в подавленном состоянии?

Вот тогда, вечером 30 июня, Лаврентий Павлович Берия с его быстрым умом и необузданным темпераментом предложил создать чрезвычайный орган управления — Государственный Комитет Обороны — и передать ему все права ЦК партии, правительства и Верховного Совета. Единый центр власти будет управлять и армией, и промышленностью, и всей жизнью страны.

Члены политбюро согласились. Сразу возник следующий вопрос — кто станет во главе ГКО? Ответ напрашивался — разумеется, Сталин. Возникла идея тут же вновь поехать к нему на Ближнюю дачу в Волынское.

В отсутствие Сталина старшим в Кремле оставался Молотов, старейший член политбюро, работавший еще с Лениным и воспринимавшийся в качестве очевидного наследника вождя. Вячеслав Михайлович откровенно заговорил о том, что Сталин в последние два дня находится в прострации. Он ничем не интересуется, не проявляет никакой инициативы, словом, находится в плохом состоянии. Как быть?

Вот тогда и прозвучала фраза первого заместителя главы правительства Николая Алексеевича Вознесенского:

— Вячеслав, иди вперед, мы пойдем за тобой.

Все поняли это в том смысле, что если Сталин не способен руководить страной в критический момент, то его должен сменить Молотов. В глазах всего народа он второй человек в стране.

Через два с лишним десятилетия, в июне 1964 года, заместитель министра иностранных дел Владимир Семенович Семенов записал в дневнике разговор с Ворошиловым на приеме в Кремле.

— Видите, — говорил маршал, — Сталин был очень оригинальный человек. Он привыкал к людям и верил им, если раз поверил. И Сталин поверил немцам. На него так подействовало вероломство немцев: нарушить договор спустя несколько месяцев после подписания!.. Это подло. Сталин так расстроился, что слег в постель… Только постепенно Сталин овладел собой и поднялся с кровати. И вот в это время Вячеслав Михайлович стал говорить, что надо прогнать Сталина, что он не может руководить партией и страной. Мы ему стали объяснять, что Сталин доверчив и у него такой характер. Но Молотов слышать не хотел, он не понимал особенности Сталина…

Вождь однажды пожурил начальника военной разведки Ивана Проскурова:

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату