Совнарком УССР и наркоматы, по заявкам начальника шестого отдела НКГБ УССР;
в) при спецбазе создать подсобное хозяйство, портняжную и сапожную мастерские».
Шестой отдел наркомата госбезопасности ведал охраной члена политбюро Хрущева. Личная охрана отвечала и за продовольственное снабжение Никиты Сергеевича и его семьи, нанимала сапожников и портных, которые шили ему обувь и одежду…
Бытом первых секретарей обкомов занимались местные хозяйственные органы. Продовольствие и промтовары, как тогда говорили, полагались им бесплатно. Другое дело, что не все было на областных складах, но снабженцы знали, что хозяина надо обеспечить всем, чем только возможно.
Когда карточную систему, введенную во время войны, отменили, это сказалось и на положении номенклатурных работников. ЦК и совет министров Украины 14 января 1948 года в соответствии с указаниями Москвы приняли постановление:
«Отменить с 1 января ныне действующий порядок бесплатного отпуска продовольствия, выдачу денежно-продовольственных лимитов на промтовары руководящим советским и партийным работникам.
Установить с 1 января руководящим советским и партийным работникам УССР, которые получают в настоящее время бесплатно продовольствие, выдачу дополнительно к получаемой ими заработной плате временного денежного довольствия в размере от 2 до 3 должностных окладов в месяц».
Но партийное начальство все равно продолжали снабжать закрытым порядком. Только теперь за продукты и одежду нужно было платить. Но оклад у первого секретаря обкома и без того был высоким, а цены низкими. Вопрос о деньгах не стоял. Купить в магазинах было нечего!
«Новый верхний слой русского народа — это государственная буржуазия, — отметил Клаус Менерт. — В Советском Союзе можно обнаружить все черты буржуазного миропонимания… Если начальник может иметь автомобиль, загородный дом с садом, то почему крестьянин должен отчаянно бороться за свою корову и клочок огорода? Почти не чувствуется того глубокого уважения к слову “государственный”, которое Кремль охотно привил бы своим подданным. Постоянно слышишь и читаешь о том, что какие-то люди “организуют” в свою пользу государственное имущество».
Болезнь и смерть
Когда Сталин устроил «дело врачей-убийц», страна охотно откликнулась. Первый секретарь Рязанского обкома Алексей Николаевич Ларионов первым доложил в ЦК, что ведущие рязанские хирурги убивают пациентов, и потребовал от областного управления госбезопасности арестовать врачей.
В Рязань отправилась комиссия во главе с будущим министром здравоохранения академиком Борисом Васильевичем Петровским. В обкоме Ларионов сообщил как о деле выясненном, что вредительством занимаются четыре руководителя кафедр Рязанского мединститута — профессора В. А. Жмур, М. А. Егоров, Б. П. Кириллов и И. Л. Фраерман. Причем по инициативе обкома профессор Егоров уже арестован. На очереди остальные.
Борис Петровский стал беседовать с рязанскими врачами. Очень быстро у него возникло подозрение, что все четыре рязанских хирурга стали жертвой доноса, а доносчик — врач, который работал у каждого из этих профессоров и отовсюду был отчислен как плохой хирург. Потом он устроился в обкомовскую поликлинику, поближе к начальству, и, похоже, стал сводить счеты с обидчиками.
Две недели Петровский обследовал работу рязанских хирургов и пришел к выводу, что это прекрасные специалисты, которые работают в очень трудных условиях — нет медикаментов, инструментов, шовного материала. Опытный Петровский ввел вероятного жалобщика в состав комиссии, которая в полном составе подписала заключение.
Итоги работы комиссии рассматривались на бюро обкома. Оно началось в три часа ночи. Секретарь обкома Ларионов был крайне недоволен, услышав, что в действиях врачей отсутствует состав преступления, а городские власти, напротив, не проявляют внимания к медицине. Ларионов прервал Петровского:
— А вот у нас имеется другая информация. Мы знаем, что профессора Кириллов и Жмур плохо оперируют. Из-за них пострадала женщина — член партии, которая после плохо проведенной операции погибла от метастазов рака грудной железы.
Этот случай Петровскому был известен. Он сказал, что рак был запущен и печальный исход предотвратить было невозможно. Борис Васильевич попросил назвать фамилию врача, который информирует обком. Ларионов без желания назвал имя.
Тогда Петровский с возмущением произнес:
— Очевидно, вы не знаете, что этот врач был введен в состав нашей комиссии и подписал акт, который я только что огласил? Иначе как двурушничеством поведение этого, с позволения сказать врача, назвать нельзя.
Ларионов с угрозой в голосе сказал, что обком во всем разберется. Но когда комиссия поехала в Москву на машине, водитель включил радиоприемник, и все услышали сообщение о болезни Сталина, о том, что состояние тяжелое, отсутствует сознание и наблюдается дыхание типа Чейна-Стокса. Водитель спросил, что означают эти симптомы?
Петровский объяснил:
— Это конец…
Иосиф Виссарионович Сталин даже в старости казался крепким человеком. Впрочем, телевидения не было, и страна не знала, как именно выглядел стареющий вождь. На портретах он был по-прежнему молод и полон сил. Но в последние годы Сталин постоянно болел. У него, судя по сохранившимся документам, было два инсульта. Но об этом нельзя было говорить.
Когда он себя плохо чувствовал, то никого к себе не допускал. Болея, уезжал на юг. Во время второго инсульта Берия хотел приехать его навестить, Сталин запретил. Он не только не нуждался в чисто человеческом сочувствии, но и не хотел, чтобы кто-то знал о его недугах. Его болезни были страшной государственной тайной. Все считали, что вождь здоров и работает. Работает даже в отпуске.
Этот человек, о котором каждый день писали советские газеты, позаботился, чтобы соотечественники знали о нем только то, что им позволено знать. Секретом были личная жизнь и состояние здоровья Сталина.
Он очень заботился о себе. И товарищи следили за тем, чтобы он не переутомлялся. Еще в 1922 году в протоколе заседания политбюро записали:
«Обязать тов. Сталина проводить три дня в неделю за городом».
В 1926 году Сталина, приехавшего отдохнуть в Сочи, осмотрели четыре известных медика. Один из них — профессор, доктор медицины Иван Александрович Валединский, научный руководитель санатория на Старой Мацесте, оставил записки, опубликованные только в 1998 году:
«На консультации Сталин пожаловался на боли в мышцах рук и ног. При объективном исследовании внутренних органов, суставов никаких патологических изменений не найдено. Был рекомендовал курс (десять-двенадцать) мацестинских ванн.
Перед уходом с консультации Сталин спросил меня:
— А как насчет коньячку?
Я ответил ему, что в субботу можно встряхнуться, в воскресенье отдохнуть, а в понедельник пойти на работу со свежей головой. Этот ответ понравился Сталину, и на другой раз он устроил “субботник”, очень памятный для меня».
Мацестинские ванны снимали боль, и Сталин принимал их регулярно.
На следующий год доктор Валединский вновь был приглашен к вождю:
«Так же, как и в прошлом году, Сталин жаловался на боли в мышцах конечностей… В этот раз Сталин был обследован более подробно: рентгеном, и с его сердца снята кардиограмма. Как рентген, так и ЭКГ не имели уклонений от нормы. Измерение кровяного давления показало нормальные цифры.
Это исследование в общем показало, что организм Сталина вполне здоровый, обращало внимание его бодрое настроение, внимательный живой взгляд…
