Что бы ни думал Жаботинский о том, кем он руководит, не может быть сомнения, что эти три видных участника ревизионистского движения говорили о фашистской группировке. Оценка фон Вейсля представляется вполне обоснованной: фашистский компонент в руководстве был серьезным, и именно они, а не Жаботинский, руководили движением, по крайней мере в Палестине, Польше, Италии, Германии, Австрии, Латвии и Маньчжурии. В самом лучшем случае Жаботияского следует считать либерально- империалистической главой фашистской организации. Нынешние ревизионисты не отрицают присутствия отъявленных фашистов в их движении в 30-х гг.; зато они преувеличивают различия между Жаботинским и фашистами. Академия в Чивитавеккья, утверждают они, была чистым мадзинизмом. Националистам разрешается, говорят они, искать помощи у империалистического соперника их собственного угнетателя; разумеется, они настаивают на том, что это не означает одобрения внутреннего режима их патрона. Затем они указывают на предостережение Жаботинского подразделению «Бетара» в Чивитавеккья:
«Не вмешивайтесь ни в какие партийные дискуссии относительно Италии. Не высказывайте никаких мнений об итальянской политике. Не критикуйте ни нынешнего режима в Италии, ни прежнего. Если вас спросят о ваших политических и социальных убеждениях, отвечайте: я сионист. Я больше всего желаю создания еврейского государства, и в нашей стране я выступаю противником классовой борьбы. Вот все мое кредо»23.
Эта в высшей степени дипломатическая формула была рассчитана на то, чтобы угадить фашистам, не вызывая вражды у любых консервативных сторонников старого режима, с которыми случайно мог бы встретиться бетарец. Заявление о противодействии классовой борьбе должно было стать лакмусовой бумагой для Муссолини, которого никогда особенно не беспокоил вопрос о том, считали ли себя его зарубежные поклонники чистыми фашистами. Однако письмо Жаботинского «Бетару» не было концом истории. Его апологеты не обращают внимание на действительное положение в школе, где игнорировалась его строгая суровая критика. В «ЛИдеа сионистика», журнале итальянского филиала ревизионистов, вышедшем в марте 1936 г., описывались церемонии, сопровождавшие открытие новой штаб-квартиры для подразделения бетарцев:
«Приказ: «Смирно!» Троекратное повторение нараспев по приказу командира взвода: «Да здравствует Италия, да здравствует король, да здравствует дуче!», затем следовала молитва о благословении, произнесенная раввином Альдо Латтесом по-итальянски и подревнееврейски. Богу, королю и дуче… «Джовинецца» (гимн фашистской партии) исполнялся с большим энтузиазмом бетарцами»24.
Мы можем быть уверены, что те же саэдые декламации звучали, когда Муссолини лично принимал парад бетарцев в 1936 г.25 Жаботинский энал, что его итальянские сторонники были поклонниками Муссолини, но, когда ему прислали книгу Муссолини «Доктрина фашизма», все, что он мог сказать с укором, была мягкая фраза: «Мне позволено надеяться, что у нас есть достаточно способностей, чтобы создать нашу собственную доктрину, не копируя других»26. Невзирая на все личные оговорки касательно фашизма, он определенно хотел, чтобы Муссолини стал мандатарием Палестины. Он писал в 1936 г. одному своему другу, что предлагаемые им варианты были следующие:
«Италия, или кондоминиум менее антисемитских государств, заинтересованных в еврейской иммиграции, или прямой мандат Женевы (Лиги Наций)… До 30 июня— 15 июля я прощупывал альтернативу № 1; результат еще не созрел, далеко не созрел»27.
Жаботинский стал защитником Муссолини в еврейском мире. Во время его поездки по Америке в 1935 г. с лекционным турне, он написал ряд статей для нью-йоркской «Джуиш дэйли буллетин», недолго просуществовавшей сионистской газеты на английском языке, посвященной исключительно еврейским делам. В 30-х гг. большинство евреев последовали общему обычаю и называли борьбу против Гитлера частью «антифашистской борьбы», Жаботинский был исполнен решимости положить этому конец, поскольку он слишком хорошо понимал, что, пока евреи считают Гитлера еще одним фашистом, они никогда не одобрят ориентацию ревизионистов на Муссолини. Его рассуждения в пользу итальянского фашистского режима точно показывают, как он ставил свои личные возражения против политики «стада буйволов» далеко позади его возрастающего стремления, направленного на назначение Италии мандатарием.
«Что бы ни думали некоторые люди о других чертах фашизма, нет сомнения, что итальянская разновидность фашистской идеологии является по крайней мере идеологией расового равенства. Не будем утверждать, что расовое равенство может компенсировать отсутствие гражданских свобод. Ибо это неправильно.
Я журналист, который задохнулся бы, не будь свободы печати, но я утверждаю, что просто богохульство говорить, что на шкале гражданских прав даже свобода печати стоит впереди равенства людей. Равенство занимает первое, всегда первое и сверхпервое место; и евреи должны помнить это и считать, что режим, придерживающийся этого принципа в мире, ставшем каннибальским, частично, но значительно искупает свои другие недостатки: его можно критиковать, по нельзя активно протестовать против него. Имеется достаточно других слов, служащих ругательствами, — нацизм, гитлеризм, полицейское государство и пр., но изобретение слова «фашизм» принадлежит Италии, и поэтому оно должно резервироваться только для корректной дискуссии, а не для упражнений в перебранке, каковые случаются на рыбном рынке Биллингсгейт в Лондоне. Особенно потому, что оно может причинить большой вред. Государство, где изобретено это слово, обладает мощным потенциалом; оно может еще отразить не один удар, например, в органах Лиги Наций. Между прочим, председателем Постоянной мандатной комиссии, наблюдающей за палестинскими делами, является итальянец. Короче говоря, хотя я не ожидаю, что уличные мальчишки (независимо от возраста) будут следовать совету соблюдать осторожность, ответственные лидеры должны быть осмотрительными»28.
Ревизионисты объясняют свои связи с фашистами
Ориентация на Муссолини окончилась полнейшей катастрофой. Пытаясь, подобно слепым, ощупью найти молот против их арабских, английских и еврейских врагов, ревизионисты были единственными, которые не видели, что должно случиться. Фотокопия одного письма от эмира Шехаба Арслана муфтию относительно распространения проитальянской пропаганды, появилась в палестинской прессе в 1935 г., и к 1936 г. радио Бари извергло на арабов потоки антианглийских радиопередач. К тому времени ревизионисты настолько привыкли защищать Муссолини, что они просто не признали бы его сотрудничества с муфтием и его причастности к делу палестинских арабов. Еще в 1938 г. Уильям Зифф, сотрудник рекламной фирмы, возглавивший американский ревизионизм, пытался преуменьшить значение связи Италии с муфтием в своей книге «Похищение Палестины»:
«В красивых словах, которые позволяли предполагать наличие антиеврейского и антианглийского заговора, английский министр иностранных дел возложил всю вину на итальянцев. Вся либеральная пресса клюнула на приманку, так ловко брошенную в воду. Подобно своре собак, разгорячившихся после травли, марксистская пресса подхватила крик»29.
Несмотря на то что ревизионисты явно поставили не на ту лошадь, он продолжал:
«Не может быть сомнения, что Муссолини, прижимистый реалист, счел бы это хорошим бизнесом, если
