– Представляю себе, – раздалось из-за двери, – сейчас отпел «Слепой дантист», потом «Заморозки на почве», потом опять что-то невнятное споет «Диск Ц»… «Семейству куньих» дадут Гран-при и – фейерверки! Никто не спросит: «А где «Мистическое Путешествие»?
– Мы за вами, – сказал Михайлов.
– Пять тысяч зрителей! Я представляю себе эту гору, эти лица, бессмысленные и холодные, как на картине Глазунова!
Стало окончательно понятно, что Русин думал, что мы от фестиваля и пришли его уговаривать. Это было хорошо.
– Откройте, пожалуйста, мы к вам.
Я и Гаврилин натянули маски плотнее, приготовились.
– А мне хорошо и здесь! Мне достаточно любви, воплощенной в слове, мне не нужно зрителей, чтобы слышать образы, не нужно зеркала, чтобы поверить в то, что я существую!.. Ладно, подождите…
Он ушел одеваться, и через несколько секунд раздался крик Ани:
– Ты относишься ко мне, как к пустому месту!
– Я к тебе отношусь хорошо! – закричал Русин.
– Как к пустому месту, ты ко мне относишься хорошо!
Русин оделся, подошел к двери и приник к глазку Михайлову даже в очках, даже через глазок стало не по себе от гипнотической русинской энергетики.
– Вы знаете, сколько строк в хокку? – спросил Русин.
Я показал Михайлову три пальца.
– Три, – сказал он.
– Ну ладно, уболтали, – раздалось из-за двери.
Потом, в машине, связанный, с надетым на голову пакетом, он сидел спокойный и даже немного счастливый, крутил головой, как бы смотря на нас, как на орудие в руках судьбы или даже в руках его самого – Русина.
– Во все века люди боялись живого слова, ибо оно крепче стали и дороже золота. Певцам отрезали языки и изгоняли прочь, – раздалось из-под пакета.
Да… Надо было рот заклеить. Мы никак не реагировали, чтобы не выдать себя.
– Прогнил режимчик, – опять раздалось, – это я вам Устно заявляю!
Стало ясно, что теперь Русин подумал, будто арестован за свои песни, а вовсе не захвачен террористами. Это могло стать проблемой, но и объяснять ему все прямо сейчас не хотелось, он мог запомнить мой голос. Я приложил палец к губам и приказал бойцам помалкивать.
Доехали, умудрились пройти садом и забрались в церковь с черного хода. Посадили Русина в католическую исповедальню, зияющую, как большое обугленное пианино среди светлых стен. Я снял дурацкую шапку, переоделся, просочился к Нагорному. Репортеры и люди из администрации собрались у автобуса. Аркадий Игоревич строго смотрел на меня из окна машины. Как будто я пригласил этих телевизионщиков!
– Мы ведем репортаж прямо от церкви Михаила Архангела, – сказала репортерша, – что же тут происходит, что с Володей?
«Значит, все-таки – церковь, не собор», – подумалось мне.
– Я ничего не могу рассказывать, – сказал Нагорный, – но вы можете снимать, согласно закону, естественно, с приличного расстояния. Сейчас свяжемся с захватчиками. Алло! – он взял свой телефон и стал изображать, будто разговаривает с террористом. – Говорит майор Нагорный!.. Да… Миллион… Вертолет… Слово офицера… Да… Чемодан… В будке… Без оружия… Слово офицера, – и широко улыбнулся репортерше: – Мы надеемся, что все закончится благополучно, а возмутительное похищение в день фестиваля только прибавит популярности нашему рок-движению.
Бойцы ОПСВНСП, конечно, строго проинструктированные, в полной боевой амуниции подошли к церкви. У Нагорного хорошо получалось, он нес набитый пустыми коробками чемодан, держался красиво. Мы встали у входа, солнце светило нам в спины. Вошли внутрь.
– Я без оружия, не стреляйте! – крикнул Нагорный.
– Чемодан оставь, как договорились, и подойди сюда! – ответил Гаврилин из исповедальни.
Нагорный поставил чемодан, сказал Русину:
– Мы вас забираем, на этом для вас все закончится.
– В этом не сомневаюсь!!! – ответила голова в полиэтиленовом пакете. – Не переживайте, вы ведь только выполняете приказ.
Русин по-прежнему считал себя арестованным спецслужбами.
– Да, это мой долг, – ответил Нагорный. – Вы в порядке?
– Вашими молитвами.
– Вас не били?
– Пока нет.
– Сейчас вы встанете и медленно пойдете к выходу. Медленно, иначе в вас могут стрелять.
– Нисколько не сомневаюсь… Днем раньше, днем позже.
Гаврилин и Михайлов вывели Русина в центр церкви. Нагорный поставил чемодан. Гаврилин подошел, чтобы взять его, и тут в церковь ворвался ОПСВНСП, их повалили, связали, надели типовые оранжевые МеСТО[35], уволокли в автобус. По закону от 08.08.2022 до выяснения обстоятельств никто не должен видеть лиц террористов.
Русина бойцы стремительно вывели наружу, прикрыли телами, сняли пакет. Первое, что он увидел, был микрофон репортерши.
– Как вы, Володя?
– Нормально.
Он ничего не понимал, но перед микрофоном чувствовал себя хорошо. Отдышался.
– Вас били?
– Нет.
– Появитесь на «Вудстоке»?
– Посмотрим…
Репортерша повернулась к камере:
– Только что ОПСВНСП освободил рок-певца Владимира Русина, и сейчас с ним вместе мы отправимся на «Эхо Вудстока». Владимир, когда-то назвавший свою группу «Мистическое путешествие», вряд ли мог представить, что это путешествие приключится с ним самим. Следующее наше включение – на фестивале.
Его посадили в телевизионую машину, с боков втиснулись репортерша и оператор. Он иронично смотрел на них, как полчаса назад – на нас, своих похитителей. Взгляд его был холоден. Русин все время смотрел внутрь себя, поэтому не имело значения: кто рядом, день или ночь на дворе, надет ли мешок на голову.
Я заглянул в окошко машины и спросил:
– Володя, в порядке?
Он вспомнил меня.
– В нем.
– БОПТы вообще обнаглели, – сказал я, – до Колыча добрались.
В принципе, я рисковал, но Русин, как я уже говорил, был дурак и мог не догадаться, что был захвачен террористами. Нужно было вложить ему в голову правильную версию произошедшего. Потом добавил, чтобы не акцентировать на этом внимания:
– Пишешь что-то новое сейчас?
Русин коротко взглянул на меня.
– Хокку.
Машина увезла его на фестиваль.
Подошел Аркадий Игоревич, пожал мне руку.
– Ну что же, – сказал он, – с прессой не очень хорошо получилось, но победителей не судят. Давай оформляй БОПТа и дуй на свой фестиваль. Молодец…
