Когда Георг пришел за мной, я уже сумел слегка оправиться от культурного шока и шел с ним по бесконечным анфиладам, переходам, холлам, лестницам и пандусам, стараясь не слишком таращить по сторонам глаза в бесконечном изумлении. А ведь я в жизни повидал немало!…
Наконец мы вошли в хрустальную кабину подъемника, и через минуту Георг ввел меня в предназначенный мне номер. Я остановился посреди огромной гостиной, несколько подавленный обстановкой, в которой мне предстояло жить и работать.
Георг, увидев мою заминку, сдержанно извинился, что номер «люкс» мне не достался, поскольку о моем участии в операции Мелисса сообщила, когда практически все пассажирские каюты были уже заняты. Однако и здесь, он надеялся, я смогу расположиться не без удобств и плодотворно потрудиться.
Я усмотрел в его заявлении скрытый сарказм, так оно и оказалось. Мы с ним расхохотались и мгновенно почувствовали себя, совершенно по-свойски. Оказалось, что он, как и я, немало полетал на боевых кораблях и прекрасно понимал мое состояние. Георг признался, что вел меня в номер по самому длинному маршруту, какой только смог придумать, чтобы в полной мере насладиться моей реакцией на окружающую обстановку. Он тоже, попав на «Маджипур» двумя неделями раньше, пережил подобный шок, но теперь уже вполне освоился. К хорошему привыкнуть не так уж сложно, заверил меня Георг.
– Алекс, твой багаж я сложил в шкафы в прихожей. А в кабинете на столе я приготовил тебе материалы по Корнезо.
Я заглянул в кабинет и увидел на столе огромную кипу бумаг и высокую стопку пластин.
– Спасибо, Георг… Как ты это все сюда притащил?
– Как, как… на гравиподносе, взял в ресторане у официантов… Слушай, Алекс, сегодня у тебя – день приезда. Что ж ты, прямо так сразу и начнешь вкалывать? Давай я тебе покажу, что здесь где и как, а потом отметим наше знакомство!
Идею Георга я воспринял с энтузиазмом. Честно говоря, последние дни, проведенные на «Джо», были довольно утомительны.
Для начала Георг вывел меня на лоджию моего номера. Я аж присвистнул. Лоджия выходила во «внутренний дворик», если так можно было назвать огромное пространство, ограниченное с трех сторон стенами внутрикорабельного «здания», в котором располагались каюты пассажиров. Их лоджии, как и моя, выходили «во двор». Каюты занимали двадцать пять друсов. Моя располагалась на восемнадцатом.
Внизу простирался парк, полого спускающийся к пляжу на «берегу моря». В воде плескалось несколько человек.
Понятно, что в виде пляжа был оформлен край одного из больших бассейнов «Маджипура». Но противоположного края бассейна видно не было. Глазам открывалась морская даль. В голубом небе летали флаеры, у горизонта скользили цветные паруса яхт. Из-за облачка выглянуло яркое, почти как настоящее, солнышко. Дунул ветерок. Донесся крик какой-то морской птицы.
– Я узнавал у техников,- сказал мне Георг,- фильм снимался непрерывно несколько месяцев на одном из островов Средиземного моря. Они говорят, что скоро будет даже небольшой шторм. Качество съемки исключительное. Вот, смотри, в нише стоит подзорная труба. В нее можно разглядеть тех, кто плавает там на яхтах. За горизонтом находится Карфагенский порт, и прекрасно видно все корабли, взлетающие и идущие на посадку. А ночью в небе можно рассматривать в деталях орбитальные станции. Солнце здесь, конечно, более тусклое, чем настоящее, но загорать можно, поскольку есть ультрафиолетовая подсветка.
Да, голофильм был потрясающий. Я, как ни вглядывался, так и не смог обнаружить, где заканчивается настоящая вода, а где начинается иллюзия.
– Пойдем, на «маджипурской» половине я тебе еще и не то покажу! – повлек меня из номера Георг.
«Маджипурская» часть корабля отличалась от «земной» еще большей пышностью, особой изысканностью форм, блеском благородных металлов, непривычными глазу линиями, формами и цветовыми сочетаниями. Изобретательность декораторов впечатляла.
Я чувствовал, что восприятие мое близко к пределу насыщения. Георг сжалился надо мной и вывел на галерею обозрения кратчайшим путем.
…Мы стояли на балконе одного из дворцов на вершине Замковой горы. Непосредственно под балконом на террасах склона раскинулся, как и на «земной» половине, парк, но вместо большого бассейна здесь я насчитал четыре небольших «озера» в разных частях парка. Вниз и вдаль тянулся колоссальный склон, переходивший в равнину, которая где-то в туманной бесконечности соединялась с бледным небом. Бескрайнее пространство вмещало в себя бесчисленные леса, поля, реки и города…
Георг показал мне карту на стене:
– В подзорную трубу можно увидеть массу подробностей! Вот города Замковой горы: Морпин, Бомбифейл, Норморк, у подножия – Амблеморн. А дальше, в долине реки Глейдж – видишь? – Пендивейн и Велазеир. У каждого – своя неповторимая архитектура! А у самого горизонта можно разглядеть даже Лабиринт!
Понятно, что маджипурская иллюзия была не натурными съемками, а компьютерной конструкцией. Интересно, что, кроме смены суток, погоды и архитектуры городов, поддерживает эта программа? Я взял подзорную трубу и навел ее на какой-то из городов. Видно было все замечательно. Приглядевшись, я обнаружил движущийся по улицам транспорт и крошечных человечков. Интересно, это просто статистический фон, или программа способна индивидуализировать поведение большого количества объектов? Георг этого тоже не знал. При случае стоило поговорить с техниками.
На сегодня у меня впечатлений было более чем достаточно, и я прямо сказал Георгу, что пора бы и перекусить. Георг привел меня в маленький, почти пустой ресторанчик в «земной» части корабля. Зал был оформлен в стиле ретро, под начало нашего тысячелетия. Обстановка была тихой и уютной, столики стояли среди цветущих кустов, приглушенное освещение и цветные фонарики создавали впечатление, что мы находимся в вечернем саду. В глубине я обнаружил небольшую сцену, но никто выступать пока не собирался.
Официант возник, казалось, из воздуха, принял заказ и так же незаметно испарился. Я, как всегда, заказал мускат, а Георг решил выпить за знакомство коньяку. Это подтвердило мое смутное ощущение, что он – не Потенциал, поскольку я помнил, как на Марсе вечером в гостинице Лара бросила фразу: «кто же из нас без крайней необходимости всякие зубровки- перцовки употребляет?». Думаю, что коньяк тоже следует отнести ко «всяким зубровкам-перцовкам». Это соображение расположило меня к Георгу еще больше, потому что мне было бы неприятно, если бы рядом с Мелиссой находился бы еще один Потенциал и она делила бы свое внимание между нами. Я прекрасно понимал, что мной руководят эгоизм и все та же ревность, но ничего с собой поделать не мог. Увы, Я – не ангел.
Кухня на «Маджипуре» соответствовала интерьерам. Еда была великолепная, правда, я предпочел бы что-нибудь менее. изысканное. Съев мясное суфле, политое соусом с непроизносимым названием, я подозвал официанта и спросил, нельзя ли приготовить отсутствующее в меню блюдо? Он уверил, что повара могут все. Я попросил свиную отбивную с отварным картофелем и квашеной капустой. Официант с подчеркнуто бесстрастным лицом принял заказ.
Тем временем я заглянул в тарелку к Георгу. Он, имея уже двухнедельный опыт питания в местных заведениях, заказал тройную порцию котлет, фаршированных смесью ананасов и, кажется, папайи с какими-то травами. Принесенные котлетки он аккуратно препарировал и с удовольствием поглощал их без экзотической начинки. Правда, кусочками ананаса он закусывал коньяк.
Мой заказ принесли довольно быстро. После того как удалось сгрести с мяса и картофелин толстый слой ароматных приправ, все оказалось очень даже съедобным. Конечно, капусту не преминули посыпать острыми специями, и часть продукта пришлось оставить на тарелке. Я лишний раз с благодарностью вспомнил Валентину Петровну: у нее каждое блюдо имело натуральный вкус продуктов, из которых было приготовлено, а не добавленных в еду приправ и специй.
Утолив голод, мы с Георгом, неторопливо попивая напитки, стали вспоминать, кто когда, где и с кем учился и служил. Обнаружили нескольких общих знакомых. Георг закончил Академию за два года до того, как я туда поступил, но некоторые преподаватели читали свои предметы и ему, и мне. С особым чувством мы вспомнили занятия по военной подготовке и семестры, проведенные на Альбе.
Вскоре выяснилось, что Георг обо мне давно наслышан и с интересом ждал личного знакомства. Я и предположить не мог, какие легенды ходят обо мне в Космофлоте! Конечно, большинство историй, которые мне пересказал Георг, являлись невероятным преувеличением моей роли в каких-то реальных событиях, а кое-какие истории были просто абсолютным вымыслом. Но некоторые случаи действительно имели место быть.
Помнится, на «Королеве Марии», в первую неделю моей службы в качестве капитана, при прохождении корабля вблизи голубого гиганта никак не хотел отключаться двигатель Вульфа. Я тогда обнаружил пробой в одном из силовых кабелей буквально в десяти метрах от вершины поглощающей воронки и сумел быстренько поставить временную перемычку. Она продержалась всего несколько наносекунд, но этого хватило, чтобы успеть вырубить двигатель… Да, тогда я начисто облысел, и кожа с лица и рук сходила прямо клочьями. Хотя все это было и не смертельно, меня на пять суток положили в Р-камеру, пока внешность моя не приобрела более-менее пристойный вид.
К концу бутылки коньяка Георг признался мне, что за четыре года работы с Адмиралом так и не сумел избавиться от робости при общении с ней.
– В ее присутствии,- жаловался майор Розетта,- язык у меня просто прилипает к горлу, а руки и ноги отказываются двигаться. Хорошо еще, что не отказывают мозги…
Действительно, когда Мелисса знакомила нас, Георг показался мне сдержанным и молчаливым, и я удивился сегодня, когда обнаружилось, что он веселый и разговорчивый парень. Я припомнил, что и те офицеры, которые при мне общались с Мелиссой, тоже держались как-то довольно скованно.
Иначе обстояло дело с людьми на острове Мелиссы. Но это понять легко. Валентина Петровна знает Мелиссу уже чуть ли не две сотни лет и успела привыкнуть. Да и встретились они впервые не где-нибудь, а на Саракосте, были «товарищами по оружию». Это не в кабинетах общаться! Джонни с биостанции вообще был селфером, а для Лиины – девочки, пилота глайдера – Мелисса была просто «тетей Лиссой», которую она знала с самого рождения…
В эту картину не вписывался только я. Почему-то я, общаясь с Мелиссой, ни секунды не чувствовал ни робости, ни малейшего смущения. Мной владели весьма сильные чувства, но чувства эти были совсем другие. Более того, я точно знал, что нет никаких причин смущаться и робеть. Я точно знал, что Мелисса очень доброжелательна ко всем окружающим, к человечеству в целом и к каждому человеку в отдельности. Вот даже Белову, явно в чем-то крупно виноватому, она помогла выбраться из неприятной ситуации, и ни о каком наказании речь не шла… Не понимаю, откуда я все это знал, но я был абсолютно уверен, что Мелисса не может желать зла или причинить вред никому из людей!!!
Стоп! А как же «Высший Суд»? Как я помнил из курса истории, именно Мелисса изобрела эту штуку…
Это произошло лет через пятьдесят после окончания войн за передел мира. Человечество тогда никак не могло справиться с захлестнувшей планету волной преступлений против личности. Убийцы, психопаты и террористы всех мастей губили человеческие жизни и судьбы почти безнаказанно: суровые законы военного времени сменились гражданской судебной системой, гуманной и неповоротливой. Преступники, даже будучи пойманы, часто бывали оправданы «за недостаточностью улик» либо проводили несколько лет в довольно комфортных тюремных условиях, а потом опять принимались за старое. В худшем случае им грозило пожизненное заключение, из которого они часто выходили в результате очередного кровавого преступления, например, теракта с захватом заложников, совершенного их подельниками. Несколько самых жутких душегубов были, в порядке исключения, приговорены к смертной казни, операции почти безболезненной. С другой стороны, нередки были случаи осуждения людей невиновных.
Законодательство совершенствовалось медленно, не успевая за ростом насилия. Силы правопорядка разбухали, но никто не чувствовал себя защищенным. Жертвой мог стать любой – ребенок, домохозяйка, инженер, сельский житель, полицейский, высокопоставленный чиновник,- никто не был в безопасности.
Тогда Мелисса и предложила принципиально новую систему защиты общества от преступников: человека судило не общество, он судил себя сам.
Методически новая система основывалась на том, что личность любого человека есть информационная модель, созданная его мозгом, которая содержит в себе, кроме массы прочих вещей, всю информацию о намерениях и поступках субъекта, а также систему оценок этих намерений и поступков с точки зрения как самого этого субъекта, так и с точки зрения других членов общества. И эта информация гораздо объемнее и полнее, чем человек отдает себе в этом отчет или желает считать. Грубо говоря, что бы человек ни говорил, что бы он совершенно искренне, как ему казалось, ни считал, он все равно прекрасно знал, «что такое хорошо и что такое плохо», что с людьми делать можно, а чего делать нельзя ни в каком случае. Система внутривидовых отношений складывалась в течение сотен миллионов лет, правила поведения человека с себе подобными закреплены генетически и внедрены в самые глубокие уровни подсознания. Полностью искоренить, извратить их не могут ни воспитание, ни защитные механизмы психики людей, которые на сознательном уровне стараются представить самые чудовищные деяния как необходимые иди даже героические действия. То есть «в глубине души» каждый знает, что творит.
Техническая реализация метода системы «Высший Суд» заключалась в том, что в мозг подозреваемого вводился активный микрочип, связанный с центральным процессором системы. Система с помощью внедренного в мозг чипа использовала для инициирования памяти субъекта глубинные процессы мышления, не контролируемые его сознанием. Информация,
