Ошибка '2012'. Джокер

— Вот, Оксана Викторовна, цепляйте. Мало ли что в жизни бывает, вдруг пригодится...

Серёжка была невзрачная, с блёклым камушком. Брось такую на улице, не всякий и нагнётся поднять.

— Ой, а у меня уши не проколоты, — смутилась Варенцова.

Серёжка была, ясен пень, не простая. «Небось потрёшь её и... И что будет? Васечка на выручку прибежит?..» Почему-то она стеснялась спросить.

Дырявить вас, Оксана Викторовна, в наши пла­ны вовсе не входит... — Марьяна подошла, с улыбкой поднесла руку и чёрт его знает как вдела серёжку в ухо. Ни боли, ни крови.

— Ну, Маря, ты даёшь, - непроизвольно вырва­лось у Оксаны. — Спасибо.

— Счастливо тебе, Окся, в добрый путь, — от­кликнулась та. — Иди собирайся.

Это не заняло особого времени. «Нищему со­браться — только подпоясаться». Оксана подхвати­ла свой рюкзачок, проверила на месте ли «куликов- ка», водворила сверху ленивого разоспавшегося к<»- та... Поклонилась на прощание — то ли иконам, то ли самой избе...

— Ну, счастливо оставаться, Оксана Викторов­на,— остановился у площади Забелин. — И вообще — счастливо...

Варенцовой вдруг показалось, что ему было стыдно. С другого стола, не с другого — а всё одно вот так уезжать... Мужик как-никак. Однополчанин к тому же.

— Спасибо на добром слове, — поблагодарила Оксана и, смиряя гордость, спросила: — Посоветуй­те хотя бы, что мне теперь делать?

— Как что? — справился с собой Забелин. — Иг­рать! Но — тонко, без суеты. Важен не разум, а ин­туиция. Не голова, а сердце. Вот и вся премуд­рость...

Оставшись одна Оксана зачем-то посмотрела на часы и нашла глазами свой балкон на фасаде гости­ницы. «Такой лещ пропал. Жирный. Экологический.

Икряной. Его теперь, наверное, мурры жрут. С те­ми, которые ещё хуже... Ну, пусть подавятся...»

Было без пяти минут девять.

«А ну как всё окажется розыгрышем, и сейчас позвонит мудель Пётр Петрович, и я выпущу кота и поеду на мотоцикле куда-нибудь на городскую помойку. В матированном забрале, задом наперёд и вниз головой. А вечером вернусь к себе в номер и съем этого леща. С костями и чешуёй... Ну?! От­ счёт пошёл...» Минута.

Сорок пять секунд.

Тридцать.

Пятнадцать.

Ноль.

Телефон не зазвонил. Ни в девять ноль-ноль, ни в девять ноль пять, ни даже в половине десятого. Оксана стала подозревать, что Забелин и в особен­ности Марьяна отнюдь не шутили. И свинья, то есть Васечка, Петру Петровичу была подложена по пол­ной программе.

«А некоторые ещё говорят, будто на периферии скучно служить...»

На мгновение ей захотелось подняться в красв- ский номер, забраться с Тихоном под одеяло и ле­жать неподвижно без эмоций и мыслей, наплевав на реальное с ирреальным.

Пока не явятся те, которые «ещё хуже».

«Вот только Тишеньку жалко. Он же меня защи­щать будет...»

Миг слабости не прошёл незамеченным высши­ми сферами. Оксана оглянулась и поняла, что ей был нисиослан ответ: узрела блаженного Никиту. Тот шёл мрачный, угрюмый, лишённый обычного благолепия, — сизый нос, в сумке позванивает буты­лочное стекло...

— Ты вот что, желанная. И не думай,— начал он, даже не поздоровавшись. — В эту свою отель ни но­гой! Это я тебе как ветеран рум-сервиса говорю. Ни ногой! Всё гам, — он указал на гостиницу, — теперь проклято для тебя. Кой-кто постарался...

— Спасибо, Никита, — кивнула Варенцова. — Я вообще-то в курсе. В общем и целом. Мне эти ва­ши, она замялась, не зная, как выразиться, — игро­ки с другого стола ещё вчера рассказали...

«Вот так, — констатировала она про себя. — Вче­ра вёлся разговор только про номер, сегодня про всю гостиницу. А завтра что, на Марс велят уле­тать?»

— Запомни, девка, для нас с тобой они не очень- то наши, — веско сказал Никита — У нас своя ком­пания, у них — своя. Та ещё шайка-лейка...

«Ага— мысленно кивнула Оксана — только вче­ра они меня приняли и защитили, а ты туманными намёками ограничился...»

— Ну в общем, раз ты знаешь, я пошёл, — поднял сумку Никита — Поминали вчера с начальством дру­зей боевых... то ромом, то водкой...

— А вот скажи, уважаемый, — прищурилась Ва­ренцова. — Твой-то в чём интерес? Чего ради ты мне помогаешь?

Она ждала новых рассуждений о козырях, шуле­рах и готовой ополчиться секьюрити, но услышала совершенно другое.

— Э, девонька, вот ты о чём,.. — как-то затума­нился Никита, и голос его неожиданно дрогнул.— На дочку ты мою сильно машешь... Мамай, собака, взял её тогда в полон, недоглядел я, каюсь, недогля­дел. А ты на неё — как сестра.. Что, лещика-то мо­его так и не попробовала? Не горюй, ещё один есть, последний, так и быть, желанная, поделюсь.

С этими словами он достал крупного вяленого леща, примерился, крякнул и с лёгкостью фокусни­ка разорвал рыбину надвое.

— На-кось, держи.

Леш был поделен идеально, словно раскроен ла­зером. Зеркально-чистый срез проходил точно посе­редине хребта В брюхе поблёскивала половинка ик­ряного мешочка.

— Спасибо. — Уставшая удивляться Оксана бла­годарно приняла лакомство. — Большое.

Потом она сидела на лавочке и прислушивалась то к сердцу, то к разуму, то к внутреннему голосу. Все они хором твердили одно: «Краев». И то прав­да, к кому ей теперь идти? Больше не к кому. Толь­ко вот куда?..

Сотовый механическим голосом объявлял аппа­рат вызываемого абонента выключенным или вре­менно недоступным. Гостиница нынче справок не давала по причине проклятости. «Язык до Киева до­ведёт», — в конце концов решила Оксана и пересту­пила порог маленького кафе.

Называлось оно уютно, вкусно и даже как-то до­верчиво «Морошка». И румяные ягодки на вы­веске были нарисованы с явным знанием дела.

Рыжая полненькая девушка, хозяйничавшая в кафе, показалась Оксане некоторым образом похо­жей на ту самую морошку, круглую добрую звёздоч­ку' на пути странника по болотам. Она удивительно быстро поставила перед Варенцовой кофе, да не ка­кой-нибудь пахнущий нефтяными цистернами рас­творимый, а самый настоящий, ароматный, крепкий и животворный, от которого Оксана ощутила весё­лое и злое желание не просто выжить, но и «всем показать».

Тихон, разбуженный запахами съестного, высу­нул рыжую морду из рюкзачка, и Светочка восхи­тилась:

— Ой, это кто там у вас, котик? Можно, я сме­танки ему принесу?..

Естественно, она знала, где дислоцировался по­исковый отряд.

— Это вам по трассе надо идти. Как автозаправ­ку минуете, сразу налево свернёте и дальше про­сёлком. Так и придёте. — И добавила, кладя рядом с кофейной чашечкой большую конфету от щедрот заведения: — Ваши все там.

Прозвучало это довольно загадочно. По крайней мере, допускало интересные толкования. Оксана хо­тела было спросить, что именно Светочка имела в виду, но прикусила язык.

От заправочной станции просматривался пещёр- ский указатель, свёрнутый уж не тем ли ночным таранным ударом, давшим название гостинице. Ок­сана сопхурилась против солнца и поняла: сбылась мечта идиотки. Просёлок, куда направила её осве­домлённая Светочка, оказался тот самый, который она всё собиралась обследовать на досуге.

Совпадение? Женская интуиция? Магические флюиды?..

Тихон завозился в мешке, требовательно мявк- нул, ткнулся лбом в хозяйскую спину. Имей, дес­кать, совесть, выпусти по делам!

— Давай, малыш, беги.

Оксана расстегнула молнию, проводила взглядом кота, исчезнувшего в высокой траве за домиком АЗС, и присела на заботливо установленную кем-то лавочку. Солнце проливалось наземь нежарким, удивительно приятным теплом, от которого Оксану начато даже чуть-чуть клонить в сон. Она прикрыла глаза и попробовала представить, что уже перееха­ла в Пещёрку жить насовсем, что сидит у себя на участке, принимая заслуженный роздых после вся­ких утренних дел. Накормлены гуси, уложено под­ходить в корзинку хлебное тесто, вымыт и выгу­лян проказник Васе1ка-младший. Сейчас она чуток отдохнёт, а потом сварит вкусного кофе и отнесёт уткнувшемуся в компьютер Олегу...

Вернувшийся Тишка вспрыгнул на колени и на­чал топтаться, щекоча пушистым хвостом Оксанину шею. Варенцова тряхнула головой, поднялась, во­дворила кота в рюкзачок и средним шагом двину­лась дальше.

Карты пещёрских окрестностей у неё под рукой не имелось, да и Бог-то с ней, с картой: просёлок там всё равно не значился, Оксана уже проверяла. Что поделаешь, из наших общедоступных карт за­служивают доверия только те, что сделаны для спортивного ориентирования. Остальные составле­ны по принципу «пойдёшь — не вернёшься». На них асфальтированными числятся дороги, куда асфальт завезут хорошо если при следующем президенте, ес­ли у него там будет дача. Зато вместо одного-един- ственного тракта, обозначенного в лесу, можно за­просто обнаружить штук шесть. Кому-то явно лень было откорректировать продукцию выпуска три­дцать седьмого года, когда карта должна была не столько помогать рыболову и грибнику, сколько вводить в заблуждение вражеского агента, буде он начнёт по ней ориентироваться.

В этом смысле красиво оформленный атлас 11е- щёрского края пребывал вне конкуренции. Оксана в первый же день купила его в ларьке и пролистала во время обеденного перерыва. В нём было под сотню страниц, неотличимых одна от другой, — сплошь го­лубые штрихи с далеко не повсюду проставленной глубиной. О существовании деревни Глуховки, куда волокла свои корзины престарелая Ерофеевна, со­здатели атласа вовсе не подозревали. Мало того, на­прочь отсутствовал и подробный план самого район­ного центра. Так, пятнышко два на два сантиметра на узеньком зелёном язычке посреди заштрихован­ного пространства. Да и его умудрились засунуть в стык страниц, проклеенных по торцу.

Необъяснимо...

Или, может быть, как раз так и весьма объяс­нимо?..

„Одним словом, Оксана морально готовилась к марш-боску километров этак на сорок, да всё непро­лазными хлябями, но идти оказалось совсем неда­леко. Спериа лесная дорога почтительно огибала здоровенные сосны, потом местность заметно пошла вниз, нмегго песка появились глинистые колеи, а по сторонам поднялись могучие ели, такие густые, что под ними уже не росло ничего, кроме бархатного изумрудного мха.

Оксана только успела вздохнуть об оставшихся в Питере резиновых сапогах, когда впереди заблес­тел торфяной ручей, пересекавший дорогу. Варенцо­ва перешла мостик, сложенный из смолёных шпал, - на удивление крепкий, явно рассчитанный на маши­ны, — и дорога снова полезла вверх. Было похоже, что составители атласа намухлевали ещё и с мас­штабом. Если руководствоваться заявленной шири­ной зелёного язычка, путнице давно полагалось бы утонуть «с ручками». На практике же болота не было и в помине.

А потом лес не то чтобы расступился — так, ле­гонько подвинулся, давая местечко доброму и ува­жительному соседу, — и Оксана вышла к деревне.

Она даже остановилась, потому что у неё захва­тило дух. Вот оно, древнее серебро изб, срубленных так, чтобы — внукам и правнукам на добро. Крепко и поистине ладно, то есть с чистым сердцем и в нерушимом ладу с небом, солнцем, лесом, землёй, зыбучими водами. Детский смех, столетний старик, плетущий корзину, босоногая девушка в домотка­ной рубахе и клетчатой понёве, надетой не ради эт­нографического мероприятия, а просто потому, что лучшей одежлы, чем эта, выработанная веками, еще не придумано и никогда придумано не будет...

Указатель, осенявший просёлок косым подбитым крылом, не соврал. Перед Оксаной была истинная Пещёрка.

Она шла единственной улицей, жадно вбирая глазами густые зелёные палисадники и дымки на­дворных печей. С ней здоровались, как с доброй знакомой, она улыбалась и кивала в отвег и, только миновав последнюю избу, спохватилась: небось надо было спросить, где тут стоят лагерем поисковики... Ну да не возвращаться же. Дорога дальше идёт, зря ли Светочка