Но до чего же холодно оказалось на высоте, будь она неладна! Как ни вертись, но я падал на заледеневший остров Медовый, вокруг которого вращается Земля. По всему видать, оттуда мне не уйти еще много сотен лет, так что придется привыкать к холоду, одиночеству и длинной, на полгода, ночи. Останусь жив, базарник купит на одном из рынков в северных краях медвежью шубу, крытую сукном, меховые катанки, унты или пимы… или что там лучше всего иметь на ногах в медовом климате… А покуда поскорее бы опуститься на землю, чтобы не все силы уходили на полет, а там — наколдую защитный кокон. Должна же Ось понимать, что иначе я пропаду, не добравшись до дома.
Анрат небось во время полетов не мерзнет, она летучая ведьма, полет почти не отнимает у нее силы. А я должен выбирать: или падать в тепле, или замерзать в полете. Не может даже самый великий маг уметь все. Анрат в Прорве, думается, и часа бы не прожила.
Земля была близко, так что можно разглядеть не очертания острова, который раздался вширь и ушел за обозначившийся горизонт, а линию берега, водную гладь, на которой почти не было плавучих льдов, и кораблик, стоящий на якоре возле самого запретного острова. Рыбаки, промышленники, китобои? Или еще один соискатель земного могущества?
По мере сил я принялся направлять полет к кораблю. Кто бы там ни был, у них можно найти тепло, а возможно, и отдых.
Трудно поверить, но мой спуск был замечен, и, когда я не слишком мягко шлепнулся на камни, ко мне уже бежали люди. Первым делом на плечи мне накинули шубу, не медвежью, конечно, а важенковую, и сукном вовсе не крытую. Но те, дорогие, шубы были еще в работе у скорняка, а эта, неказистая, но теплая, спасла меня от холода, который царит на Медовом и в августе. На голову мне натянули лисий треух, и лишь потом парень, оставшийся в одной косоворотой рубахе, спросил:
— Отколь ты свалился, мил человек?
Зубы у меня ляскали, тело колотило, так что я и впрямь не смог сразу ответить на вопрос, а подумавши с полминуты, решил не открываться моим благодетелям. На севере колдунов не любят — и не без основания. Жизнь человеческая здесь сильно зависит от погоды, а у неопытного чародея… сами, наверное, знаете, что начинающий или глупый волшебник может ненароком устроить, взявшись колдовать. Но, с другой стороны, без волшебства люди по воздуху не летают…
— Хозяин меня сюда закинул, — выговорил я, продолжая трястись. — У чародея я в услужении, да не угодил ему. День жаркий. А я шербет хозяину подал не со льда. Хозяин и разгневался. Я, говорит, тебя научу напитки остужать! Да и забросил прямиком сюда.
— Да уж, — заметил парень в рубахе. — Тут на что ни глянь — все со льда. Чего ж твой хозяин сам сюда не заявится, когда по холоду соскучал?
— Он чародей, у него слуг довольно, — сказал я и, уходя от щекотливой темы, спросил: — Сам-то ты как без одежды?
— Я привыкши. Да и тепло сейчас, лето на дворе. Лед-то на солнышке тает. А на коче у меня другая шуба есть. Так что эту носи на здоровье.
Хороший был человек, и веяло от него уверенной доброй силой. Я порылся в поясе, нашел не потраченную покуда золотую монету, протянул ее своему спасителю:
— На вот, за твое тепло и доброту.
— Тю! — присвистнул парень, разглядывая желтый кругляк. — Такой деньгой не за мою драную шубейку платить, а за боярскую шубу на седых волках.
— Бери, не стесняйся, — сказал я. — Без твоей шубейки мне бы уже никакое золото было не нужно.
— Бери, Артемий, поддержал один из промышленников. Не тем шуба дорога, что богата, а тем, что в мороз подата.
— А и возьму! — вдруг согласился Артемий. — Это ведь у тебя золотинка? Так я из нее колечко справлю Олене.
— Невеста?
— Круче бери! Жена! Ребятенка она ждет, уж недолго осталось. У нас так: родит тебе жена мальчишечку — дари ей перстенек с зеленым камушком. А за девчонку — с красным. У меня уже изумруд приискан подходящий и гранат. Колечко хотел из серебра спроворить, но золотое показистей будет.
— На счастье, — сказал я.
Обычно маги счастья не желают, поскольку разучились говорить искренне, но тут пожелание сказалось само, и значит, так и сбудется. А покуда будущий счастливец дождался, когда с корабля привезут запасную одежду, и все зашагали по берегу прямиком к могиле Скорна.
— Там знак на берегу, — объяснял разбитной промышленник, — но поставлен странно, не для мореходов. С моря его плохо видать, да и невелик он. Вроде как меч в камень вделан, а для чего — не пойму. Но вделан на совесть — не вытащить. Должно, свинцом залито, а то я бы вытащил. Я бы и со свинцом вытащил, камень расколупать — дело недолгое, но зачем ломать? Люди старались, работали — стало быть, нужный знак. Понять бы, к чему он там…
Под эти разговоры дошли до могилы. Проводник подергал рукоять, показывая, как крепко вделана сталь в камень. Остальные пятеро промышленников уважительно качали головами, но силу пытать не торопились.
— Свинцом залито, — уверенно повторил проводник.
— Что-то не вижу я тут свинца, — возразил Артемий, ухватил рукоять и одним движением выдернул меч из каменного плена.
— Ну, ты силен! — восхитился проводник.
— И где тут свинец? — спросил Артемий. — Затем он прислушался к чему-то и добавил: — Шапки-то скиньте. При могиле стоим.
— Откуда знаешь? — спросил кто-то.
— Меч нашептал. Воин тут похоронен, Скорном звали. Видать, из западных, у них есть такие имена. И меч так же зовут.
— А меч-то хорош, — произнес промышленник постарше.
— Хорош, да к делу не гож. Куда он мне?
— С таким мечом тебя Чубарь в ватагу на раз возьмет.
— Он-то возьмет, а я пойду ли? Ушкуй дело пагубное — бедных грабить да невинных убивать. Это не по мне. А так просто оружие дома держать — лишний соблазн.
— А ежели враги? — напомнил я.
— Такое в теплых краях бывает, где жизнь полегче да побогаче. А тутошних рыбаков даже Чубарь не грабит. Вот я весной за гагачьим пухом хожу, летом и осенью зверя бью, моржовый клык добываю. Товар все дорогой. А много ли с него прибытков? На юге он в цене поднимается, там и грабить начнут, там и меч понадобится. А тут гарпун нужнее. Так что… — Артемий поклонился могиле, — спасибо, брат Скорн, за подарок, но мне он не нужен. Всем хорош, да не ко двору пришелся.
Артемий двумя руками, словно гарпуном замахивался, вздел меч и, не примериваясь, вбил его на прежнее место, только сталь скрежетнула.
— Зря, — сказал проводник. — Штука дорогая. Не нужен меч — продал бы или мне отдал. Уж я бы ему дело сыскал.
— Ты, Потапка, никак умом тронулся, — заметил пожилой промышленник. — На могиле взятое — продавать! Себе взять можно, а за деньги продавать — грех. А уж тебе его дарить — и вовсе курам на смех. Не по руке он тебе. Хошь — вон бери!
Потапка подергал рукоять, сморщившись от натуги, потянул. Меч не шелохнулся. Старое заклятие, сомкнувшись, держало клинок, не желая отдавать оружие недостойным рукам.
— Как влитой! — сообщил Потапка, утирая пот. — Ты, Артёма, — лось, такую дуру сначала вытащить, а потом обратно загнать!
— На коче, — веско произнес Артемий, — распечатаем баклагу с фряжским, помянем человека. Пусть спит бестревожно.
— Это дело! — обрадовался Потап, сразу успокаиваясь.
— А ты как? — повернулся Артемий ко мне. — С нами пойдешь или тут останешься, шербеты студить?
Раз совравши, потом правды не скажешь, приходится лгать дальше.
— Я бы с вами пошел, — постно произнес я. — Только я человек подневольный. Хватится меня хозяин, так с его словом не поспоришь. Поднимет в небо да и унесет под свои светлые очи.
— Тяжелая жизнь у вас на югах. У нас намного легче. А что, очи у твоего господина и впрямь светлые?
— Кто его знает? — пожав плечами, ответил я. — Ему в глаза смотреть боязно. Но величать нужно светлыми.
Разговор был закончен и начинал тяготить всех, поэтому я скорчил испуганную гримасу, прошептал: «Хозяин зовет!» — и стал невидимым. Улетать на глазах у всех, нелепо размахивая руками и что-нибудь выкрикивая, не хотелось.
Промышленники смущенно потоптались, разглядывая из-под ладоней небосвод, но ничего не высмотрев, направились к себе на корабль. Я глядел вслед и думал, что им и впрямь живется легко. Сама жизнь на краю земли так непроста, что прочие трудности обходят ее стороной. Счастлив человек, которому не нужен меч и у которого хватило разума отказаться от оружия, когда оно само легло ему в руку.
Оказавшись в одиночестве, я поднялся в воздух и полетел к дому. Не хотелось лишний раз возмущать Ось, но что делать, пешком я туда не доберусь даже в Артемьевой шубе, тем более что нет у меня при себе ни прыг-скока, ни волшебной баклажки. Летел я низенько и аккуратно. Анрат бы со смеху померла, глядя на мой полет. О том, что мне осталось сделать, я старался не думать.
После битвы на Медовом Носу молот Тора был поднят уцелевшими победителями. Они и определяли его судьбу. Все разумно решили, что никто не должен владеть столь опасным предметом. Молот поместили в специальное хранилище, и каждый из великих магов наложил на него заклятие, не позволяющее другим коснуться смертельного сокровища.
Вокруг великого артефакта было накручено столько посторонней волшбы, что найти его не составляло ни малейшего труда. Точно так же охранные заклинания великих магов — не преграда для того, кто действует, слившись с Осью.
Ось была неспокойна. Полотнища Покрова бились в вышине, искажая привычные токи магических сил; сполохи и зарницы озаряли ночное небо, жители Африки могли любоваться северным сиянием. Не так трудно было сломать мироздание, раздергивая его на артефакты, куда сложнее собрать и отладить его заново.
Я смотрел на молот Тора и пытался на расстоянии определить, что он может. Больше всего меня тревожило, сможет ли его владелец летать не хуже великой ведьмы Анрат?
Знаменитый молот скорее походил на клевец, нежели на рабочий инструмент. Рукоять его отливала серебром, било чудилось отлитым из золота. Сочинители романов сообщают, что молот Тора хранится одновременно на Солнце и Луне. Как оно было в действительности, никто не узнает, Ашх никому не рассказал, где он умудрился добыть эту вещь. Молот Тора — средоточие и высшее проявление человеческой магии. Почему-то все считали, что он годится только на то, чтобы разрушать и, в конечном счете, погубить мир. Пока люди думают так, у мира не будет никаких шансов уцелеть.
Любоваться молотом можно было долго и при этом не высмотреть ничего. Пришло время действовать.
Сложная вязь, облака и туман чужих заклинаний окутывали артефакт. Великие маги постарались на славу, защищая молот от любых попыток похитить его. Вот здесь потрудилась Анрат, это — кто-то незнакомый, эти захваты смастерил Кайхо, бывший моим соперником, когда меня избирали королем Истельна. Стыдно вспомнить, какие мелочи волновали меня в ту пору. Корона Истельна — вот уж о чем не буду жалеть! А это кто постарался? Приятель Галиан! Уж конечно, без тебя не обошлось, ты же у нас самый великий маг! Вот твои заклинания я и развею, чтобы беспрепятственно взять молот. Пусть это будет моим щелчком по твоему самолюбию. Когда молот исчезнет, сюда немедленно слетятся все великие, и каждый будет знать, кто допустил оплошку.
Рукоять удобно легла в ладонь. Молот оказался не слишком тяжел, но самая его вескость, казалось, упрашивала: размахнись — и бей! Нет уж, милый, тобой и так лупили без толку, так что теперь и самые прозорливые не скажут, будем ли мы живы завтра. Тебе пока найдется другое применение.
Взяв молот, я немедленно ушел к себе. Совершенно не интересно лицезреть обманутых магов и наблюдать ту кутерьму, что начнется здесь через пару секунд. Куда важнее в тишине и спокойствии осознать, чем молот может помочь мне в настоящую минуту.
Молот мог многое. Любой великий артефакт многое может. Но летать он не умел… не полагается молоткам летать по поднебесью. Оставалось надеяться на свои силы или просить помощи. А поскольку летаю я немногим лучше воробья, то на свои силы рассчитывать не приходится. Один, даже развеликий маг всего сделать не может.
