Вступив в хижину, я замер, ожидая, пока глаза привыкнут к полутьме, царящей в жилище вожака волкодлаков. Обстановка обычная, как в простой сельской хате. Стол, скамья, печь и… пожалуй, все.
— Сейчас принесут угощение, а пока я хотел бы преподнести гостю подарок.
Седовласый волкодлак вышел, видимо за подарком, а я склонился к уху Кэт:
— Сырое мясо я не ем.
— Я тоже, — успокоила она меня.
— Почему волкодлаки не могут отследить маньяка? — задал я вопрос, над которым уже давно бился и не находил ответа.
— Лесные девы живут в заговоренных лесах, в которые не может зайти ни один зверь, так как в этом случае его сведет с ума и убьет запах материнских древ.
— Почему?
— Чтобы кабаны не подрывали корни, а медведи и зубры не рвали кору. Чтобы рядом никто ни на кого не охотился, не убивал…
— А как же маньяк?
— Что?
— Как он заходит? Нос зажимает? Или в противогазе?
— На людей этот запах не действует.
— Понятно. Волкодлаки просто не могут войти туда, чтобы взять след.
— Правильно. Войти они могут только в человеческом обличье, а нюх у них обостряется только в волчьем.
— Жаль, засаду они тоже не смогут организовать, — сообразил я.
— Да. В пределах заговоренного леса не организуют.
— Потому что убийства происходят как раз в то время, когда волкодлаки волей-неволей принимают облик волков.
— Молодец, — похвалила меня Кэт.
— Придется действовать в одиночку.
— А я? Полетать вышла?
— Ты с воздуха прикрывать будешь.
Ведьма открыла рот, чтобы выразить свое мнение по поводу моего заявления, но не успела. Вошел Здирих, неся в руках какой-то предмет, завернутый в холстину.
Предмет сей после удаления обертки оказался посохом. Больше всего к нему напрашивается определение «классический». Вырезанный из черного дерева, покрытый замысловатой вязью, которая вполне может оказаться рунами, с редкими вставками красного и белого цвета, он словно сошел со страниц фэнтези. Я не удивлюсь, если окажется, что он магический.
— Мы знаем, сколь трудный путь предстоит преодолеть тебе, — сказал волкодлак. — Возьми же этот посох, и пусть ноги твои не знают усталости, а бег будет легок и быстр.
— Спасибо, — искренне поблагодарил я старого оборотня, приняв дар.
Посох оказался на удивление легким и теплым.
— А теперь самое время перекусить.
Молоденькая девушка внесла тазик с замоченным мясом и целую гору различных приправ и плодов.
— Сейчас будем готовить наше секретное блюдо. Его рецепт передают из поколения в поколение.
Вожак волкодлаков достал из-за печи длинные деревянные спицы и принялся попеременно нанизывать на них, точно на шампуры, кусочки мяса и колечки лука.
Что-то весь этот процесс мне напоминает…
Дым костра, водка в пластиковых стаканах, девчата, выкладывающие на импровизированный стол овощи, ребята, перепачканные сажей, но с гордостью несущие свежеприготовленные шашлыки, аромат которых щекочет ноздри и вызывает аппетит. Воспоминания, воспоминания…
Заложив в печь дров, Здирих поднес к ним горящую лучину и удовлетворенно хмыкнул.
Пока дерево прогорало, хозяин поведал нам историю, приключившуюся с его прапрапрабабкой. Это прозвучало как некая версия сказки «Золотые яблоки».
— Жила-была, ела-пила, и однажды-таки случилось несчастье, ну, не беда-горюшко, однако неприятно. А все из-за живота ненасытного. Любила прародительница всласть покушать. Съела, значится, коня Ивана-царевича, а тот в слезы, сопли по щекам размазывает, ревет, что тебе та белуга — на жалость давит. Никто, дескать, его не любит, не лелеет, и всяк в убыток ввести норовит.
Короче, послушала его причитания прабабка (тогда-то она девкой молодой была), поковырялась в зубах сосновой иголкой и говорит человеческим голосом:
— Не трусь, квакуха, помогу тебе. По моей ты вине без транспортного средства остался, значит, мне тебя и до места нужного нести.
Царевич слезы утер, прыг на бабку. «Но!» — кричит.
Лесами дремучими, топями непроходимыми, но добрались до царства, где яблоня с фруктами молодильными произрастает. Добрались тайно, незамеченными. А как иначе? Фрукт редкий, цены великой, царь тамошний Берендей никому разрешения на вывоз за пределы державы не дает. А Ивану-царевичу он позарез нужен. Что делать?
— Контрабандой вывезти, чтобы таможенники при шмоне не конфисковали, — выдав предположение, я довольно усмехнулся, уверенный на все сто, что никто из присутствующих ничего не понял из сказанного.
Волкодлак закончил нанизывать мясо на шампуры и продолжил повествование:
— Прабабка в этих делах толк знала, вот и насоветовала царевичу-королевичу, как яблочек молодильных потихоньку умыкнуть. Без физического ущерба и без платы непомерной. И все бы получилось как надо, но царевича жадность сгубила. Повязали его стражники и представили на суд царя своего. Так, мол, и так, задержан при попытке ограбления.
Осерчал царь Берендей, ножкой затопал, а потом поинтересовался:
— Кто таков?
— Царевич я, — отвечает Иван. И ну плакаться, на судьбу жалиться.
А раз дело такое, казнить его не стали, а отправили в царство соседнее, принести чудо-птицу, любимую игрушку царя Афрона.
Прабабка уже не рада, что с ним связалась. Убежала бы, да жалко — пропадет ведь один.
— Садись да держись покрепче.
Царевич скок на хребет, вцепился в шерсть, ножками о ребра стучит.
Долго ли бежали, коротко ли — того не ведаю, наконец прибыли.
Осмотрелись.
В саду царском беседка стоит, в беседке той клетка золотая, а в ней птица златокрылая. На солнце огнем так и пышет. А вокруг беседки стражники ходят, оружием потрясают.
Пригорюнился Иван.
А прабабка и говорит:
— Не печалься, дело это разрешимое. Подождем до ночи, а там стражники задремлют, ты тихонько прокрадешься, птицу в мешок, и бегом. Главное клетку не трогай, а то беда будет.
— Понял, не дурак.
Может, и не дурак, а жадность и на этот раз погубила, позарился на клетку златую… Схватил ее — как завоет что-то. Стражники проснулись, повязали царевича-королевича.
Допросил царь его, прикинул так и сяк и послал Ивана-царевича… за этим… за конем златогривым, вот. Привезешь — забирай птицу, а нет — значит нет.
Посмотрела бабка на него, почесала за ухом, плюнула.
Добрались они и до следующего царства.
— Проберешься в конюшни царские, — наставляет Ивана волчица, — выведешь коня златогривого, только уздечки не трогай.
Долго не было царевича. Вернулся без коня, забрался на волчицу и говорит:
— Едем за Златовлаской, девицей-красавицей.
— Не утерпел все же, взялся-таки за уздечку, — укоряет его прабабка.
