(Бенуа) эстетическом челе».
Однако разгладить морщины на «эстетическом челе» Бенуа не удалось. Материальные трудности сделали свое дело, и в 1926 году А.Н. Бенуа окончательно перебрался на постоянное местожительство в Париж. Во Франции – изобилие житейских благ, комфорт, семья. Но на родине остались «прерванные задачи всей жизни». «Вообще же, – писал он Ф.Ф. Нотгафту из столицы Франции, – сердце у меня продолжает разрываться между здешним и всем тем, что является делом жизни на родине. Нечего говорить, жить здесь удобнее, но туда меня тянет все то, что там осталось, и на первом месте – Эрмитаж».
Еще в 1922 году в московских художественных кругах зародилась идея организации выставки русских художников в Америке. Был сформирован президиум выставочного комитета в составе И.Э. Грабаря, И.И. Машкова, К.Ф. Юона, И.И. Трояновского и В.В. фон Мекка. Председателем комитета избрали Сергея Арсеньевича Виноградова, художника-пейзажиста, одного из основателей общества «Союз русских художников». Целью выставки было не только ознакомление американской публики с русским искусством, но и определенная финансовая поддержка художников. Предполагалась выгодная распродажа американцам представленных на вернисаже произведений искусства. Список участников выставки насчитывал около ста художников Москвы и Петрограда, каждый из которых мог представить для экспозиции и продажи 20 живописных и 20 графических работ. В приглашении, разосланном в июле 1923 года, говорилось, что «… желательно, чтобы художники дали на эту выставку не случайный очередной выставочный материал…, а произведения, представляющие его с самой лучшей стороны и тем самым верно отражающие лик художественной России».

Комитет выставки русского искусства в Америке. Второй ряд, слева направо: К.А. Сомов, И.Э. Грабарь. Фото 1924 г.
18 сентября 1923 года К.А. Сомов записал в дневнике: «…днем приходил Рылов, принес мне печатное приглашение на выставку в Америке. Дал мне мысль ехать туда. Вечером пошел к Кустодиеву на собрание по поводу этой выставки. Было несколько художников: Анна Петровна, Кругликова, Левицкий, Шиллинговский, которого я впервые увидел, Воинов, Митрохин. Все уговаривают меня ехать представителем от Петербурга. Я взволновался, Анюта еще больше, совсем расстроилась от этой мысли».
28 сентября прошло повторное собрание петроградских художников, на которое пришли только три человека: Всеволод Владимирович Воинов, Григорий Михайлович Бобровский и Константин Андреевич Сомов. Тем не менее Сомов назначается председателем, а Воинов секретарем выставочного комитета от петроградских художников. Начался отбор картин для экспозиции на американском вернисаже.
8 октября В.В. фон Мекк пришел к Сомову на Екатерингофский проспект и сообщил решение выставочного комитета. Константин Андреевич писал: «…моя судьба решилась: еду в Америку. Анюта страшно огорчена, плакала, и мне было больно и грустно… От волнения и бесконечных мыслей долго не мог заснуть».
Константин Андреевич в день своего отъезда не собирался покидать Россию навсегда. Поездка в Америку с выставкой его заинтересовала, но у художника оставались незавершенные планы работы в Петрограде, он намеревался обязательно реализовать их по возвращении домой. Однако тревожные предчувствия Анны Андреевны оказались вещими. Домой К.А. Сомов больше не вернулся. Но это еще впереди, а пока его Анюта помогала ему во всем. Вместе с сестрой Воинова переводила список картин на английский язык, укладывала отобранные работы в два упаковочных ящика, сопереживала брату, волновавшемуся по поводу задержки при оформлении заграничного паспорта. И вот наступил печальный день отъезда. Слова прощания, слезы, поцелуи и последний звонок к отправлению поезда, увозившего Константина Андреевича из России навсегда; навечно из родного города, дома, от близких и родных ему людей.
5 декабря 1923 года Анна Андреевна Михайлова получила письмо, отправленное Сомовым из Москвы: «Милая моя, дорогая Анюточка, доехал до Москвы совершенно благополучно… 6-го, т. е. завтра, во всяком случае, поедем четверо:
Я, Ив. Ив. (Трояновский), Виноградов и Захаров… Мекк уже больше месяца, как в Риге, и уже выхлопотал нам всем американские визы… Получил свой паспорт!!! Но я там выписан Самов. Но это все равно. Буду Самовым!»
Это было последнее письмо из пределов России, а затем из-за рубежа на Екатерингофский проспект пошли многочисленные подробные письма брата, оставшегося на чужбине, мятущегося, страдающего и тоскующего в разлуке со своей милой Анютой.
В Америку ехали более месяца, через Ригу и Англию. Из Риги Константин Андреевич сообщил Анне Андреевне о первом приятном сюрпризе, поразившем изголодавшегося художника в купе поезда «Москва- Рига»: «…когда мы отъехали от Москвы и один из нашей компании открыл выдвижной ящик у столика под окном купе, нам представился волшебный вид – в ящике в изобилии находилась чудесная провизия – фунт сливочного масла, открытая уже коробка сардинок, несколько ломтей семги, кусочек сыру, в большом количестве шпиг-вурст, языковая колбаса, медвежья копченая колбаса и большой кусок кисло-сладкого хлеба… Все было безукоризненно свежим…».
Анна Андреевна тяжело переживала разлуку с братом, всегда понимавшим ее, делившим с ней все радости и печали, с наставником и учителем в ее трудном ремесле, беспощадным критиком ее работ и доброжелательным советчиком, вдохновлявшим на светлое и прекрасное в искусстве. Теперь, разъединенные границами, занавесом враждебных идеологических систем, они общались и разговаривали письмами, подробными и содержательными. Константин Андреевич, не любивший писать никому, сестре писал часто, по 10–12 писем в месяц. В них, изливая любимому и родному человеку душу, он рассказывал Анне Андреевне о своей жизни в эмиграции, новых работах, встречах со старыми друзьями и многочисленными знакомыми, происходивших в среде русских эмигрантов событиях и явлениях, ставшими сейчас историей той трудной и интересной эпохи.
15 января 1924 года делегация российских художников наконец прибыла в порт Нью-Йорка. Начались нелегкие хлопоты по устройству выставки. Огромную помощь в этой работе оказали художникам русские эмигранты. Особенно много и полезно работал родственник Сомова, Евгений Иванович Сомов, эмигрировавший из России после известных волнений 1905–1907 годов.

На даче племянника К.А. Сомова под Нью-Йорком.
К.А. Сомов – второй в первом ряду.
Третий справа во втором ряду – И.Э. Грабарь. Фото 1924 г.
В годы реакции он вынужденно уехал из Петербурга, так как участвовал в революционных событиях того времени. Константин Андреевич в письмах к сестре восторженно отзывался о нем: «…Евгений Иванович само совершенство – лучше человека себе и нельзя представить. Большего альтруизма я ни у кого не встречал (кроме тебя!..)». Жалуется Анне Андреевне: «…Нью-Йорк мне не понравился, хотя я к нему уже привыкаю, но я никогда бы не согласился жить в нем долго. Уж очень деловой, вечно стремящийся куда-то народ <…> Чем больше живу в Нью-Йорке, тем больше чувство, что мне не хотелось бы тут жить долго или совсем оставаться. Так чужда вся жизнь, ее невероятный темп. Часто думаю с нежностью о комнате на Екатерингофском, о деревьях на нашем канале и о тишине. Время пройдет как миг, и опять я буду с тобой…».
В Нью-Йорке жила семья Рахманиновых, Константин Андреевич нанес им визит и обедал у них. Самого Сергея Васильевича в городе не было, «…поэтому я решился, – писал он Анне Андреевне, – с Книппер петь дуэтом старинные русские романсы…».
В феврале 1924 года Сомова посетил мистер Бринтон, художественный критик, он ознакомился с вещами, привезенными на выставку. Искренне восхитился работами его сестры, сказав, что «это драгоценности». На американской выставке экспонировались 10 цветочных орнаментов для дамских платьев и шляп и 2 сумочки (шелк, ленты, бисер), прекрасно выполненных Анной Андреевной Михайловой. Когда Константин Андреевич уложил цветы, сделанные его сестрой, в коробочку, американский критик взял ее, поцеловал и повторил, что «это драгоценность».
Американцам русская выставка очень понравилась. Художники по очереди дежурили, давали объяснения, беседовали с критиками и публикой. Было много русских посетителей. Но покупали мало, в основном по пустякам. Касса не пополнялась. Пришлось снижать цены. Коммерцию поддержали русские эмигранты. С.В. Рахманинов купил сразу несколько картин.
Анне Андреевне Сомов сообщил: «… я очень устал и изнервничался. Нью-Йорк ужасный город…» 20