— Смотри ты, — удивился Хат, — прямо королевский прокурор, — и, навалившись плечом, стал помогать лошадям перетащить телегу через разобранный настил.
Тут мост дрогнул, качнулся и могучее течение Мсты стало относить его разорванные концы в стороны друг от друга. Подняв трупы на борт «Орла» и поднявшись сами, хуррениты убрали сходни и оттолкнулись. Течение быстро увлекло фрегат в образовавшуюся брешь, за ним пошли «Беркут» и «Ласточка». Галеры халашей их не преследовали. Самоха стоял на палубе, глядя как на разведенном мосту разыгрывается последний акт драмы. Тушмануману, видимо, окончательно удалось склонить весы на свою сторону. Для клана Выдры, поставившего все на одну карту, пришло время расплаты. Было видно, как убитые падали в воду по обе стороны моста.
Хат, проходя мимо Самохи, хлопнул его плечу и показал на верхнюю палубу, напоминая, что обязанности охранять принцессу с него никто не снимал.
Самоха поднялся на мостик и увидел, что там, кроме принцессы, за спиной которой маячил Жуч, и капитана Летимака, находятся коннетабль Замыка и несколько вельмож из свиты. Здесь же с кувшином вина крутился бородатый юнга Гроуд.
— Сколько человек убито на борту? — спросил Замыка капитана.
— Пятеро, — ответил тот. — Двое гвардейцев, караул у трапа, храбрые ребята, варвары провозились с ними добрые две минуты, этого нам хватило. И во время штурма, трое из команды. Еще один тяжело ранен, вряд ли доживет до вечера.
— Что на «Беркуте»? — спросила принцесса.
— Думаю, примерно, то же самое. Вероятно, погибли караульные. Один, во всяком случае, точно, его убили на моих глазах, и потом еще двоих или троих, когда халаши пошли на приступ, но вряд ли больше. Бой быстро кончился. На «Ласточке» скорее всего никто не пострадал, они успели отойти от пристани. Разве что стрелой кого зацепило.
Самоха бросил взгляд на берег, от моста, возле разорванных концов которого уже сгрудились галеры, пытаясь выгрести против течения и соединить их обратно, по дороге, к лагерю, как черная туча, шли халаши, впереди ехал одинокий всадник. На нижней палубе, там где были сложены мертвецы, запричитала женщина.
— Кто это? — спросила принцесса.
— Графиня Эльжгета, — ответил Хат. — Погиб Димори Цейенский.
Самоха понял, что речь идет о юноше в сером плаще, погибшем первым.
— Но она же предпочла ему нашего неотразимого коннетабля, — удивилась принцесса. — Впрочем, я ее понимаю, мертвый жених во многих отношениях бывает удобней живого.
Замыка покосился на нее, но ничего не ответил.
Лагерь халашей скрылся из виду, левый берег становился выше, вместо прежних лугов пошли высокие холмы, песчаные отмели чередовались с прибрежными скалами, по правому берегу тянулись, кажущиеся необитаемыми, леса. Корабли хурренитов шли на всех парусах, все дальше удаляясь от рокового места.
— Летимак, — спросил Хат, — что думаешь? Капитан устало присел на принесенное расторопным юнгой кресло и взял со стола кубок с вином.
— Тут думать особо нечего. Другой мост нам вряд ли попадется. Даже если предположить, что халаши сообразили послать гонцов вверх по реке, то последняя точка, где они могут приготовить нам встречу, Совиный плес. Его мы достигнем где-то через полчаса такого хода. После этого до самого Отиля уже никаких затруднений не предвижу, мы будем идти обгоняя вести о себе, на протяжении четырех дней, единственные, кто нам может попасться на пути, племя рыбаков фимфимов. Ну, они безвредны.
— А чудовище Шуш? — улыбнулся Хат.
— Храни нас небо от встречи с ним, — серьезно сказал Летимак, — но тут уж никто ничего предугадать не может.
— Ясно, — сказал Хат. — Совиный плес. Что ж, ветер усиливается, в случае чего, думаю, запустим мельницу.
— Почему нет? Запустим, — согласился Летимак, чокаясь с ним, и крикнул — Ребята, ставь загородки.
На палубу поднялись матросы, неся охапки металлических вилок, каждая длиной около двух локтей, и принялись устанавливать их в пазы, выдолбленные в бортах. После чего вставили в них три ряда досок, оставляя между ними зазоры для стрельбы.
— Эй, Жуч, — спросил Самоха, — а что там с Клепилой?
— Живой, — ответил Жуч. — Мозги вправляет. Узвар корня кащеева, немножко столбохлыста, сушенного в одуванчиках, и печень махаона. Дальше не помню. — Мимо жучева носа, шурша шелками сильно декольтированного платья, павой проплыла княжна Генида Ло, и облокотившись на поручни, встала у бойницы, любуясь пейзажем. Жуч расправил плечи и сел, по- простому, на палубу, скрестив ноги. Извлек из ножен покрытый, еще свежей, кровью клинок и, посвистывая, принялся его чистить.
— Этот самый Жуч Лихотский, — заявил принцессе Хат, — отчаянный рубака.
— Надо же, — сказала принцесса.
Самохе показалось, что буро-зеленые холмы правого берега потеряли для княжны Гениды Ло часть своей прелести, в пользу героического Жуча Лихотского.
Жуч поднял клинок своей смертоубийственной сабли, словно рассматривая его на просвет. Капитан Летимак уважительно хмыкнул.
— Я видел, как он, один, — продолжал Хат, отхлебывая из кубка, — дрался с шестью халашами. Все они там и остались.
— Их было десять, — поправил Хата коннетабль Замыка, — но один все-таки уполз.
Жуч, приоткрыв рот, хотел, по всей видимости, чего-то сказать, но передумал и вновь занялся саблей.
— Он любил! И был отвергнут, — раздался скрипучий голос и из люка появилась, обмотанная тряпкой, голова мертвецки пьяного Клепилы.
— Клепила Хлатский, — сказал Самоха, — был убит в самом начале сражения, потому особых подвигов не совершил.
— Невежда, — сказал ведун, сворачиваясь у борта калачиком. — Свежий воздух, тихая беседа, милые лица. Хоть бы во сне приснилось, что ли.
— Готов, — сказал Жуч.
Берега словно сдвинулись, теперь по обе стороны были видны только гряды скал, за которыми скорее угадывались верхушки деревьев. Течение Мсты становилось все быстрей, корабли, несмотря на попутный ветер и усилия гребцов, теперь двигались медленно. Но длилось это недолго, скалы сменились лесистыми холмами, течение замедлилось, корабли вновь набрали ход.
— Совиный плес, — сказал Летимак.
В этом месте Мста разливалась так широко, что левый берег совершенно скрылся в легкой дымке, вода, сверкающая, как расплавленное стекло, казалось стояла неподвижно, и два острова, лежащие прямо по курсу, словно парили над ее поверхностью.
— А вот и халаши, — сказал Затыка.
— Двадцать вымпелов, успели все-таки! — Летимак махнул рукой и опять по всему кораблю загремели крышки и заскрежетали рычаги и шестерни.
Затем капитан облизнул указательный палец правой руки и поднял его над головой. Хотя и так было видно, что ветер сильный, длинные уши капитанской шапки мотались вокруг его лошадиного лица. — Мельница!
Матросы посыпались по трапам на нижнюю палубу, и сняли кожух, скроенный из коровьих шкур, прикрывавший большое, в три человеческих роста, колесо, такое же было установлено и по другому борту. Самоха перевесился через борт, пытаясь получше рассмотреть это странное сооружение, от которого вдоль палубы шел вал соединенный множеством приводных ремней с затворами метательных орудий. Ступица колеса была деревянная, а вот шлицы и спицы были сделаны из какого-то неизвестного Самохе материала, тонкого, но, очевидно, достаточно прочного. Вероятно это были обработанные соответствующим образом части панциря или крыльев какого-то гигантского насекомого. Но какого именно, Самоха понять не мог и решил спросить об этом Клепилу когда тот очнется.
Было ясно, что на этот раз переговоров не будет, даже если Тушмануман решил отменить свой первоначальный приказ об уничтожении каравана, второй гонец никак не успел бы сюда. Галеры под красно-золотым знаменем выстроились в боевой порядок, разделившись на две равные группы они устремились вперед.
На мачте «Орла» взвился красный шар, вступил в действие план заранее отработанный капитанами хурренитских кораблей. «Ласточка» отстала, а «Беркут», наоборот, прибавил ход и шел параллельным курсом с «Орлом», на расстоянии около пятидесяти шагов. Галеры быстро приближались, сыпящиеся с них стрелы скоро начали залетать на палубу «Орла». Все, незанятые у орудий, постарались найди себе укрытие. Хат попросил женщин перейти в надстройку. Самоха проводил принцессу в ее покои, у дверей которых встал на страже Литиций, забрал из каморки луки, свой и Жуча, и вернулся на палубу, когда стрелами уже были утыканы надстройка и борта. Пока никто не пострадал, но скоро халаши стали пускать стрелы вверх и теперь, падая почти отвесно, они втыкались в доски палубы, гвардейцы прикрылись щитами. Матросы, лишенные такой возможности, замерли у спусковых рычагов, не отрывая глаз от Летимака. Первым убило юнгу Гроуда, стрела попала ему в темя, когда он поднимался по трапу с очередным кувшином вина. Вскрикнул гвардеец, которому перебило ключицу. Спящего Клепилу кто-то перед началом боя догадался накрыть щитом, и теперь в этом щите торчало две стрелы. Обернувшись на звон, Самоха увидел, что стрела попала в стол, за которым они утром пировали. Ее наконечник пробил золотое блюдо и глубоко вошел в столешницу.
Летимак достал из-за отворота халата огромный грязно-белый платок и взмахнул им. Стоящий в нескольких шагах дородный матрос в дырявых сапогах, из которых торчали пальцы ног с накрашенными желтой краской ногтями, прижал к губам медный рожок с широким раструбом, щеки его надулись и побагровели, раздался печальный, протяжный звук удивительной чистоты. Летимак встал к штурвалу.
Колеса, приведенные в действие невидимым механизмом, опустились в воду и начали вращаться. Скорость «Орла» ощутимо упала, Летимак резко крутанул штурвал. Корабль развернуло поперек течения и с него градом полетели камни, иные из которых были величиной со взрослого барана, и бревна. Этот маневр был в точности повторен «Беркутом». Строй галер сломался, Самоха видел, как окованное железом бревно снесло вырезанную из дерева русалку на носу передовой галеры и пролетело, калеча и убивая гребцов, насквозь, до самой кормы. Еще одна галера, на которую упал огромный камень, переломилась и затонула в считанные минуты. Остальным досталось в меньшей степени, потерянные весла, сбитые мачты, проломленные борта. Но куда более серьезней кораблей пострадали их команды, в рядах которых метательные орудия «Орла» и «Беркута» произвели страшное опустошение. Возможно халаши сумели бы продолжить атаку, но сразу вслед за первым залпом последовал второй, а за ним третий. В промежутке между ними Летимак погнал всех с верхней палубы на нижнюю, помогать матросам.
Спустившись, Самоха увидел, что вал, протянутый вдоль борта, крутится с бешеной скоростью, взводя, благодаря системе шестеренок и ремней, рычаги и затворы метательных орудий, вокруг которых суетилась прислуга. Дело это было небезопасное, в нескольких шагах от Самохи приводной ремень соскочил и раздробил череп неловкому матросу, а другому сломал руку, но уцелевшие накинули ремень на прежнее место и продолжили стрельбу. Самоху поставили на подачу, и он, по команде босого хурренита в сером балахоне, перетянутом веревкой, брал из кучи каменные ядра и подавал их заряжающему, пока наводчик прицеливался, ворочая, закрепленный на поворотном круге, лафет. Но длилось это недолго, снова завыла труба и объявили отбой. Самоха опять поднялся наверх. Корабли хурренитов по широкой дуге огибали разгромленную халашскую флотилию, которая теперь представляла, дрейфующее вниз по течению, скопище неуправляемых посудин, сцепившихся снастями и заваленных трупами. На двух, вырвавшихся вперед, галерах, вообще, никого в живых не осталось, и они покачивались на воде совсем близко, словно плавучие кладбища. А с остальных еще летели стрелы, но теперь их было совсем немного.
— Все, — сказал Летимак. — Больше они нас не побеспокоят.
Караван снова двинулся вверх по течению, оставляя за кормой трупы и разбитые корабли.
ГЛАВА 7
