замечал, как те недоуменно переглядываются по поводу некоторых выходок стратигиссы. Пару дней князь думал, как укротить зарвавшуюся хозяйку, и придумал.
Во время одной из вечерних трапез Лидия снова потребовала разрешить ей выйти в город, пусть даже под охраной. Дарник привычно отшутился. Возмущенная хозяйка вскочила со своего сиденья и заходила вдоль стола.
— Я так зла на тебя, что мне хочется тебя ударить!
— А вот этого не надо. Опасно для жизни, — предупредил князь.
— Неужели? — Она подскочила к нему и двумя руками сильно толкнула в грудь.
Воеводы за столом замерли.
— На чурбак! — приказал «вождь пиратов» и посмотрел на потолочную балку, указывая, где именно произвести наказание.
Арсы с готовностью бросились выполнять приказ. Чурбака не нашли, зато подвернулся маленький четырехногий табурет-подставка. Находчивый десятский отломил одну из ножек, сделав табурет весьма неустойчивым. Петля была уже закреплена на потолочной балке, а два арса-телохранителя вязали Лидии сзади руки.
— Не смейте! Что вы делаете! Отпустите ее! Негодяи! За что? Она же ничего не сделала! — попеременно выкрикивали хозяйка дома и отец Паисий.
Не выдержав их воплей, Дарник с силой ударил клевцом по серебряному подносу. Ромеи замолчали, арсы тоже приостановились.
— Это не казнь. Никто Их Великолепие вешать не собирается, — разъяснил по-ромейски Рыбья Кровь. — Это наше словенское испытание. Стоя на плохой подставке, она должна спокойно развязать свои руки и снять с себя петлю, только и всего.
— Да как же развязать связанные за спиной руки? — не мог взять в толк священник.
— Нет такой веревки, которая от усилий постепенно не развязывалась бы. — И Дарник знаком указал арсам продолжать.
Вот они уже поставили Лидию на искалеченный табурет и ладились надеть ей на шею петлю.
— Нет! — завопил отец Паисий. — Не ее, меня лучше подвергните этому испытанию.
— Хорошо, — легко согласился князь. Новый знак — и арсы вяжут и ставят на табурет Паисия.
Лидия от пережитого ужаса сидела без сил на стуле и не могла произнести ни слова.
Вот уже священник стоит на табурете с петлей на шее и начинает двигать за спиной руками, чтобы чуть ослабить веревку. Воеводы и арсы с нескрываемым удовольствием смотрели на него — давненько князь не баловал их подобным зрелищем.
Испытание продолжалось недолго — физические упражнения не были сильной стороной Паисия — одно неловкое движение, и табурет выскользнул из-под его ног. Лидия истошно закричала. Дарник взмахнул рукой, два арса бросились к дергающемуся телу и вытащили его из петли.
Рыбья Кровь с воеводами вернулся за стол, чтобы продолжить трапезу. Лидия держала голову приходящего в себя отца Паисия на коленях.
— Ты вандал! Ты самый мерзский, самый отвратительный вандал, какие только есть на свете! — выговаривала Лидия, с ненавистью глядя на князя. — Я все сделаю, чтобы тебя казнили самой жуткой, самой изощренной казнью…
Дарник слово в слово переводил ее угрозы воеводам, те только смеялись. В эту ночь князь предпочел остаться ночевать у Адаш. Потом все пошло как прежде. С той лишь разницей, что его пленники смотрели теперь на своего мучителя совсем иначе.
2
Прошла неделя с начала переговоров, и из Константинополя вместе с ответом прибыл сенатор Стахис, молодой толстый мужчина с холеным самоуверенным лицом. Заменив собой комита пехотной татмы, он вместе с префектами сам отправился к липовскому князю.
— Мы не нашли следов договора с вами во всей столичной канцелярии, — сообщил сенатор. — Но это и не столь важно. Мы можем заключить с вашим войском новый договор прямо здесь. Однако, перед тем как мы его с вами составим, вы должны обязательно выполнить предварительное условие: открыть ворота города и выпустить из крепости стратигиссу Лидию, а также тех женщин, которые не венчаны с вашими воинами.
Лидия и отец Паисий, тоже присутствующие на переговорах, переглянулись между собой, слыша надменную речь Стахиса. Дарник жестом позвал толмача и предпочел говорить со столичным переговорщиком только через него:
— В таком случае у меня тоже есть предварительное условие. Постройте лодии, которые вы сожгли, и все женщины будут отпущены.
— Это была вынужденная мера за учиненный словенами разбой.
— Договоримся проще: город мы отдаем, а крепость пока останется до окончания переговоров за нами.
— Если вы не освободите всех женщин, мы казним захваченных моричей, — пригрозил Стахис.
— Они покинули мое войско без разрешения, поэтому их судьба меня не интересует.
Сенатор явно не ожидал такого ответа.
— Вы можете не отдавать город, но освободите стратигиссу Лидию, — пошел он на уступку.
— Стратитисса Лидия будет освобождена лишь в самый последний момент, когда мое войско взойдет на ваши дромоны.
Как ни пытался Стахис и дальше торговаться, ему в конце концов пришлось согласиться на условии Дарника.
Зато остались недовольны липовские воеводы:
— Зачем просто так отдаем город? Теперь в крепости они нас враз придушат.
— Сначала они придушат своим войском собственный город. Вместо тысячи грабителей теперь их в Дикее будет три тысячи, — успокаивал соратников князь.
В самом деле, едва весть о достигнутой договоренности облетела город, как в нем возникло сильное волнение. Одни боялись наказания за потворство словенам, другие не хотели предоставлять жилье и пропитание стратиотам, третьи опасались военных схваток на улицах города. Все, кто имел родственников за пределами Дикеи, поспешили к западным городским воротам, которые по приказу Дарника были перед ними открыты. Часть наемных работников и рабов, напротив, попросилась к словенам в крепость, мол, пусть будет так, будто вы нас захватили с собой. Князь, смеясь, не возражал и против этого.
Наконец настал условный момент: липовцы все ушли в крепость, а ромейское войско вошло в город.
Северные ворота крепости, однако, днем продолжали оставаться открытыми. Родственники «жен» по-прежнему беспрепятственно сновали туда-сюда. Один раз перед воротами появилась ромейская тагма человек в триста. Заградительная сотня липовцев у воротного колодца схватилась за оружие, но ворота закрывать не стала, напротив, криками и жестами приглашала стратиотов заходить. Те, потоптавшись на месте, предпочли удалиться.
Первый вечер во дворце, в осажденной крепости, проходил в заметном напряжении. С момента «повешения» прошло всего несколько дней. Их Великолепие и отец Паисий вызывающе молчали, воеводы чувствовали от этого себя неловко. Один Дарник не желал на такие пустяки обращать внимание, и был, как всегда, умеренно словоохотлив со своими ближайшими помощниками.
— Не боишься, что эта злючка тебе сонному нож в сердце воткнет? — полюбопытствовал Буртым.
— Могу оставить тебя в спальне для охраны.
Воеводам шутка понравилась.
— Можно я переведу твои слова ромеям? — предложил впервые приглашенный за воеводский стол молодой толмач.
