Эта мысль приходила Дарнику и самому. Но тысячеверстный путь по враждебным землям был слишком труден и рискован.
— Неужели наши булгары не договорятся со своими единоплеменниками-болгарами? — продолжал рассуждать бывалый бродник.
Действительно, еще каких-то полтораста лет назад все булгары были единой ордой, потом одна часть пошла вверх по Итилю, а другая оказалась здесь, во Фракии и Македонии. Но из этой южной булгарской ветви лишь старики еще хранили свое прежнее наречие, остальные давно перешли на местный словенский язык.
Предложение Сеченя прозвучало заманчиво, но хитроумные ромеи были мастерами плести козни между народами и в отместку за самовольный уход могли подкупить любое племя напасть на слишком малый липовский отряд, поэтому действовать приходилось предельно осмотрительно.
— Мои люди слишком застоялись без дела, — сообщил Рыбья Кровь мирарху. — Хотят совершить набег на болгар.
— Сразу после договора о мире? — удивился Лаодикис.
— Мы же не ромеи, мы наемное войско. Если ты дашь нам договор на прекращение нашей службы, мы можем нападать на свой страх и риск за пределами Романии на кого угодно.
— Разрешение из Константинополя на ваш отъезд еще не получено.
— Это неважно. Нам хватит и твоего разрешения.
— А если придет отказ? Тем более что война в Армении? Да и зачем тебе мое разрешение? Болгарам показывать?
— Прежде всего оно нужно тебе, чтобы оправдаться, что не ты помогал нам в набеге. Мы же никуда не денемся. Морем уплыть не сможем. Пройти через все Болгарское царство тоже не получится. Короткий бросок — и назад. Четверть захваченной добычи твоя.
Доводы, особенно последний, показались мирарху весьма привлекательными, и, чуть подумав, он дал согласие.
Липовцы встретили разрешение на проход домой с ликованием — всем этот затянувшийся поход надоел до крайности. Сербы, прослышав про набег, просили их взять с собой, Дарник вежливо отказывался:
— Для набега слишком большое войско не нужно. Просите у мирарха набег в другую сторону.
Чтобы еще лучше обмануть ромеев, Рыбья Кровь приказал оставить на месте все повозки, а книги, золото и ценные вещи разложили по вьюкам освобожденных из повозок лошадей и переметным сумам арсов.
В краткий срок набега поверил даже отец Паисий:
— Я как раз за эту неделю съезжу навестить свою константинопольскую родню, — обрадовался он.
— Неужели тебе еще не надоела вся эта глупость? — сказал, указывая на его измазанные чернилами пальцы, Дарник.
— Почему? По-моему, твое жизнеописание выходит весьма красочным.
— Ты что же, после Армении еще и в наш Русский каганат за мной поедешь?
— Обязательно. Для достоверности мне надо увидеть твою жену, всех твоих наложниц и детей.
— Ну, тогда возьми на всякий случай эту купеческую липовскую фалеру, чтобы тебя никто в наших землях не мог остановить.
Но даже эту фалеру священник принял всего лишь за свидетельство обычных дарникских рассуждений о собственной смерти, и только.
10
Войско, после отделения сербов, в самом деле было весьма малочисленно: семьсот липовцев, две сотни черного войска из молодчиков всех мастей и полсотни женщин. Отойдя от Хаскиди верст двадцать пять, дарникцы по другой староромейской дороге вошли на болгарскую землю. О том, что они пересекли границу, свидетельствовали конские хвосты, висевшие на сухих мертвых деревьях. Дарник приказал всем спешиться и двигаться дальше ведя своих коней в поводу — лучший знак мирных намерений.
Приграничная территория и до и после границы была пустынна — кто ж захочет все время подвергаться вооруженным нападениям. На ромейской земле встретились два укрепленных замка, на болгарской не было и того. Зато всюду полно развалин когда-то богатых, многолюдных вилл-поместий. В одной из них войско остановилось на ночлег.
Утром высланные вперед дозорные доложили, что впереди в седловине между двух холмов собралось много вооруженных болгар. Захватив с собой ватагу арсов, две ватаги булгар и полдюжины женщин, Рыбья Кровь отправился на переговоры.
Проехав версты полторы, они увидели на крутых склонах подступавших к дороге болгарских лучников. Дарник приказал своему отряду остановиться и спешиться и дальше поехал лишь в сопровождении знаменосца и булгарского сотского Калчу. Из доспехов на князе были лишь нагрудник и наплечники, скрытые под рубашкой, малый щит закинут за спину, а шлем с бармицей повешен на переднюю луку седла. Двадцать саженей, отделявших его от ближайших лучников, не позволяли надеяться уйти невредимым от их стрел.
Остановившись со своими спутниками посреди дороги, Рыбья Кровь терпеливо ждал, разглядывая лучников и давая им возможность рассмотреть себя. Запоздало пришла мысль, что он не дал команды, как действовать оставшемуся за спиной малому отряду на случай болгарского нападения. Хорошо если они догадаются броситься к нему на выручку не все, а половиной, а вторая половина чуть задержится для второго наскока, а гонца пошлют назад за остальным войском.
Как только из-за камней вышли трое болгарских старейшин, Дарник вместе с Калчу сошли с коней и, оставив их на попечение знаменосца, зашагали вперед.
— Приветствуй их по-булгарски, — тихо сказал князь сотскому.
Калчу так и сделал.
Идущие им навстречу болгары даже приостановились от такой неожиданности и озадаченно переглянулись между собой. Потом самый старший по-булгарски ответил на приветствие.
— Они спрашивают, кто мы и куда собираемся идти, — перевел Калчу князю.
— На каком языке им проще говорить?
Услышав словенскую речь, главный переговорщик ответил Дарнику сам:
— На болгарском.
Болгарский мало чем отличался от сербского, и скоро в разговоре уже не чувствовалось особых трудностей.
— Не тот ли ты словенский князь, что отличился при осаде Хаскиди?
— Как только я прибыл к Хаскиди, там не погиб ни один болгарский и ни один словенский воин, — осторожно произнес Рыбья Кровь.
— Но благодаря тебе мы отступили из крепости?
— У меня был договор с ромеями воевать там, где они укажут. Теперь я не хочу воевать против своих братьев-болгар, поэтому увел из Хаскиди свое войско.
— Неужели ты рассчитываешь за это на нашу благодарность?
— Мне нужна не болгарская благодарность, а болгарские жены.
— Болгарские жены?! — На Дарника с изумлением, посмотрели не только переговорщики, но и собственный сотский.
— Я знаю, что по ромейскому обычаю у болгар сейчас принято единобрачие, — продолжал развивать свою придумку князь. — Значит, у вас много женщин и девушек, которым не достались болгарские мужья.
— Неужели ты думаешь, что наши женщины и девушки захотят быть женами наемных разбойников, у которых нет ничего, кроме меча?
