– Круто, – сказал Протасов, представивший Олькину свекруху на трибуне Верховного Совета СССР: «Товарищи! В Нигерии ниггерам не хватает бананов! Их пожрала империалистическая военщина! Позор!»
В свое время все уши мне политикой прожужжала. Что надо делать и как. Лавры Нины Андреевой[33] покоя не давали.
– Это та мудачка, которую от оплодотворения через пробирку перло? – прищурился Протасов.
Оля передернула плечами. Едва разговор коснулся политики, Протасову стало скучно. Политическая риторика действовала на него, как реланиум.
– А ну их на хрен, – зевнул здоровяк. В начале 90-х он заправлял скупкой золота под ювелирными магазинами, а вопросы политического обустройства страны его совершенно не трогали. Тогда казалось, будто именно на улице куются капиталы, в то время как депутаты переводят время, без всякого толку молотя языками. Потом выяснилось, что это не так.
– Не ну! – возразила Ольга. – Не ну. Если хочешь от Нины хотя бы гроша ломаного добиться, то заруби себе на носу, Протасов: она вполне сознательно в обновленную коммунистическую партию подалась, когда большинство нормальных людей выкинуло партбилеты на помойку.
Протасов почесал затылок:
– А какого хрена, в натуре, она там забыла?
– Хочет защищать Родину от воров и казнокрадов, – пояснила Ольга.
– От казнокрадов, значит, – приуныл Протасов.
– Поэтому, – резюмировала Ольга, – когда она про твои видео-двойки «Sony» услышит, так тебя сразу в три шеи и выгонит. Испугаться, Валерочка, не успеешь.
– За что, е-мое? – искренне удивился Валерий.
– А за то, что из-за твоего «Sony» проклятого наши «Славутичи» и «Оризоны» ноги протянули.
– Свобода рынка… – возмутился Протасов.
– Вот и пойдешь погулять, вместе со своей свободой.
– Бред. – Сказал Протасов, и повыше натянул одеяло.
– Бред не бред, а полностью соответствует истинному положению вещей. – Лицо Ольги приняло глубокомысленное выражение.
– Ты о чем думаешь?
– Да вот, вспомнила, как мы с Ниной в девяностом телевизор покупали.
– Вот этот гроб, что ли? – Протасов махнул в сторону торчащего из стенки «Славутича», отразившего последние отечественные достижения в этой отрасли. Не высокие, откровенно говоря.
– Непатриотично, – сказала Ольга.
– Перестанут говно делать, буду патриотом, бля буду. – Торжественно пообещал Протасов. – А пока… Телеку сколько лет?
– Четырех нету.
– А труба уже села. Взять бы ее, и директору с разгону в жопу. Для пользы дела.
Я ради него три месяца в очереди отмечалась. Под «Украиной».[34] Каждый вечер, к девяти на перекличку.
– Малая, ты убивала время.
– Вся жизнь – убитое время.
Протасов хмыкнул. Он не собирался упражняться в софистике.
– Ладно, давай, рассказывай, чем твоей Нинке баки забивать?
– Скажешь, что кредит требуется под производство. Отечественных производителей она обожает.
– Под производство чего? – нахмурился Протасов.
– Чего, сам придумай. Чтобы ее пробрало.
– Видал я одних производителей, – осклабился Протасов. – Готовые иномарки из-за бугра гоняют, только без буферов. Буфера в пригороде прикручивают, вот и все производство гребаное. Зато льготы и вся пурга. Поняла, о чем базар?
– И без «базара» завтра вечером обойдись. Нина не оценит. Без шуток.
– В нашей стране только гробы и шлепать. Вот гробы в самый раз. Такая тема, ништяк. Золотое дно, е- мое. Люди дохнут, а тебе лавандос капает.
– Можно что-то другое?
– Гонишь, – вздохнул Протасов. – Про-из-вод-ство. Да тебе ни один банк под такую шнягу ни копья не даст. Купи, продай, это да. Самый цынус.
– Нина даст. Она сознательная.
– Ни хрена. Сама подумай. Торговля двигатель прогресса.
– А я думала, реклама.
– Не важно, – отмахнулся Протасов. – Я тебе конкретное дело предлагаю, а ты мне пургу втуляешь.
