чернокожих рабов.
На рубеже веков противников рабства больше всего волновало то губительное воздействие, которое система рабовладения оказывает на белых членов общества. В качестве решения проблемы Американское общество колонизации предлагало поэтапное освобождение рабов с выплатой компенсации их владельцам и дальнейшим выселением освобожденных за границы Соединенных Штатов. Однако свободные чернокожие американцы отвергали подобный путь, настаивая на немедленном освобождении рабов и предоставлении им равных прав в пределах американского государства. В начале 1830-х годов аболиционистские призывы афроамериканцев были подхвачены белыми реформистами. Особую активность проявлял Уильям Ллойд Гаррисон, который в 1831 году для борьбы с рабовладением начал выпускать газету «Либерейтор» («Освободитель»). Двумя годами позже он основал Американское антирабовладельческое общество.
Гаррисон, Лидия Мария Чайлд, Фредерик Дуглас, Анджелина Гримке и другие призывали соотечественников проявить сочувствие к «чернокожим братьям», покончить с абсолютным всевластием рабовладельцев и искоренить это страшное зло американской жизни. Соединенные Штаты должны наконец превратиться в государство всеобщего равенства и свободы. Это единственно верный путь, логически вытекающий из борьбы американцев за свою независимость. Проявить слабость и свернуть с намеченного пути равносильно предательству демократических принципов. Это означало бы, что нация потерпела поражение в войне с тиранией, коррупцией и бесчеловечностью. Аболиционисты особо подчеркивали связь своей борьбы с революционными идеалами прошлого, зародившимися еще в эпоху основания американского государства.
Движение за отмену рабства объединило в своих рядах почти четверть миллиона жителей северных штатов. Для пропаганды своих идей они использовали различные методы: распространение многочисленных памфлетов и трактатов, публичные выступления, экономические бойкоты и обращения в Конгресс. Однако далеко не все северяне разделяли взгляды аболиционистов. Их упорная борьба столкнулась с не менее упорным сопротивлением в тех же северных штатах. Им противостояли разъяренные толпы антиаболиционистов, во главе которых нередко стояли «высокопоставленные, состоятельные джентльмены». Южане же попросту запретили у себя распространение аболиционистской литературы по почте и другим каналам. В 1836 году палата представителей одобрила политику затыкания ртов: прения по данному вопросу были запрещены, а все петиции борцов с рабством спрятаны под сукно.
Со временем в лагере аболиционистов наметились внутренние противоречия, сильно затруднявшие их деятельность. Чернокожие активисты обвиняли белых единомышленников в расизме; женщины крайне неохотно допускались к участию в движении. Сторонники Гаррисона порицали конституцию, трактуя ее как соглашательский договор с рабовладельцами. Аболиционистам нередко приходилось выслушивать обвинения в пацифизме, пассивном непротивлении и попытке разрушить единство американской республики. К тому же они никак не могли прийти к единому мнению относительно методов: кто-то ратовал за политические акции, другие уповали на моральное убеждение. В конце концов в движении борцов за права американских негров наметилось два раздельных лагеря: аболиционисты призывали к немедленному запрету рабства в масштабах всей страны, сторонники более умеренного направления ставили целью не полную отмену, а скорее, ограничение рабства на Юге и ориентацию новых западных земель на использование свободного труда белых фермеров.
Права женщин
Наибольшие споры среди противников рабства вызывал вопрос о так называемом женском статусе. Допустимо ли, чтобы женщины влились в движение на правах полноправных участников, а возможно, даже и лидеров? Правы ли те аболиционисты, которые призывают покончить со всяким неравенством – как по расовому, так и по половому признаку? Дебаты по этим животрепещущим вопросам привели к окончательному расколу организации в 1840 году Но это было только начало. Дискуссия, зародившаяся в рамках аболиционистского движения, распространилась на всю страну. На протяжении десятилетий довоенная Америка спорила по поводу роли, прав и ответственности женщин в американском обществе.
Со временем выявилось несколько четко очерченных позиций. Сторонники одной из них утверждали, что женская деятельность допустима в пределах ограниченной сферы, а именно дома и семьи. Именно здесь природное моральное превосходство женщин будет служить очищению и совершенствованию человеческой натуры. В своем «Трактате по домашнему хозяйству» (1842) Кэтрин Бичер писала, что «успех демократических институтов, зависит от интеллектуального и морального уровня народных масс». Наивысшее социальное предназначение женщины заключается в том, чтобы распространить свое «благословенное влияние» на «деградировавшего мужчину» и повсюду насаждать прекрасное – «облечь все уголки земли красотой». Пропагандисты «культа домоводства» настаивали, что женщине отводится самая важная из всех возможных ролей в процессе реформирования общества.
Представители другой точки зрения с возмущением отрицали разглагольствования об «ограниченных сферах». Они утверждали, что женщинам предназначено решать важнейшие общественные задачи. Но если уж установлено моральное и духовное превосходство женщин над мужчинами, то они просто обязаны приложить свои способности к исправлению испорченного, хаотического мира, который их окружает. Именно на таких предпосылках базировалась организация под названием Американское женское общество реформы морали, которая пыталась привнести порядок и моральное очищение в жизнь фабричных работниц, прислуги, проституток и других женщин, вынужденных самостоятельно пробиваться в жизни. Не удовлетворяясь простым «очищением дома», о котором писала Кэтрин Бичер, члены общества придали своей деятельности гораздо больший социальный масштаб.
Третья группа реформистов благополучно исключала из своего лексикона такие понятия, как всяческие «сферы» и «моральное превосходство», они апеллировали – ни много, ни мало – к «природным правам». Вместо того чтобы претендовать на особые женские качества, писала в 1837 году Сара Гримке, надо помнить, что «мужчины и женщины созданы равными». А раз и тем и другим в равной степени дарованы ум, способности и обязанности, отсюда следует: «то, что хорошо и правильно для мужчины, точно так же хорошо и правильно для женщины».
Достаточно установить сей простой факт, писала сестра Сары Анджелина, и становится очевидным, что «нынешние установления общества… не что иное, как насилие над правами женщин, типичная узурпация власти, жестокий захват и конфискация того, что является священной и неотчуждаемой собственностью женщины». Таким образом, признание прав женщин не требует ни специальных условий, ни новых открытий – только восстановления того, что от природы им принадлежит.
Десять лет спустя после того, как сестры Гримке выступили в защиту прав женщины, их доводы повторили Лукреция Мотт и Элизабет Кэйди Стэнтон. Сделали они это на первой американской конференции по правам женщин, которая состоялась в июле 1848 года в поселке Сенека-Фоллс, неподалеку от Нью-Йорка. Пользуясь языком революционных постулатов и Декларации независимости, женский конвент утвердил свою платформу. Программным документом стала «Декларация чувств». Его авторы объявляли «самоочевидной» истину о равенстве мужчин и женщин и осуждали «долгую вереницу злоупотреблений и неправомерных присвоений прав», которые принижали женщин и «заставляли их подчиняться». Участницы конференции потребовали, чтобы женщинам предоставили «немедленный доступ ко всем правам и привилегиям, которые принадлежат им как гражданкам Соединенных Штатов». Прошли десятилетия, прежде чем их требования были услышаны: лишь в 1920 году Девятнадцатая поправка к конституции гарантировала женщинам равные избирательные права с мужчинами. Однако это не умаляет смелости тех, кто собрался в Сенека-Фоллс, дабы заявить о своих правах. Именно они сделали первые шаги на долгом пути преобразований и реформ – пути, который в конце концов видоизменил республиканский порядок, устранил несправедливость, даровал свободу и независимость доброй половине населения Америки.
Утопические сообщества
Самые грандиозные социальные эксперименты были предложены мыслителями-утопистами. Не довольствуясь частными реформами – там подлатать прорехи в морали, здесь подправить поведенческие отклонения, – они пытались заново воссоздать общественный строй целиком, глобально изменив человеческое существование. На протяжении XIX столетия в Америке возникло свыше 100 утопических сообществ, к которым на пике движения (1840–1860 гг.) присоединилось свыше 100 тыс. мужчин и женщин. Идеологи утопических экспериментов отрицали традиционную культуру собственнического индивидуализма и рыночной конкуренции, которые вели к неизбежному разъединению членов общества; предупреждали об опасности деградации в условиях тяжелого труда, низводящего человека до положения рабочего скота. Они мечтали возродить в своих общинах равенство и чувство товарищества, вернуть радость от созидательного труда и восстановить социальную общность. В результате люди – и мужчины, и женщины – должны были обрести свое истинное, самой природой и Богом предназначенное место.
Множество коммун было создано на религиозной основе. Наиболее удачным можно считать эксперимент братьев-шейкеров из числа наиболее энергичных и преданных квакеров, которые под воздействием откровения своей основательницы, «Матери» Энн Ли, в 1774 году прибыли в Америку. Они заложили около двадцати поселений на северо-востоке и на северо- западных территориях, где обосновалось свыше 6 тыс. членов этой секты. Тщательно расписанная жизнь шейкерских колоний была подчинена религиозным догматам их веры. Любопытно, что бог шейкеров объединял в себе как мужские, так и женские качества, что неизбежно отразилось на жизненных стереотипах сектантов: им удалось в известной степени нивелировать положение членов общины, независимо от полового признака. Женщины у шейкеров были облечены гораздо большей властью, чем во всей остальной Америке. Поставив во главу духовное богатство, члены секты отказывались от накопления материальных благ, вели простую и скудную жизнь аскетов. Их культ простоты отразился и на архитектуре построек – тщательно сбалансированных, чистых и аскетических по стилю. Свидетельством тому служат отреставрированные в наши дни шейкерские поселки, например Плезант-Хилл в штате Кентукки.
Поскольку в основе их веры лежали принципы любви и братства, шейкеры проповедовали пацифизм и культ семьи, который распространяли на всю коммуну. Они служили Создателю через труд, а посему очень бережно относились ко всем продуктам, которые выращивали на полях, как и к ремесленным изделиям, которые производили собственными руками. Будучи глубоко религиозными людьми, в повседневной жизни шейкеры практиковали целибат. Отказ от сексуальной жизни служил средством очищения души и путем к единению с Богом.
Помимо религиозных коммун, существовало и большое количество мирских объединений, которые основывались не на вере, а на здравом смысле и общих представлениях о жизни. Один из подобных экспериментов связан с именем шотландского фабриканта Роберта Оуэна. Начав с реорганизации своих хлопчатобумажных фабрик в Нью-Ланарке (Шотландия), он вплотную подошел к идее перестройки общества. Оуэн верил, что правильная окружающая среда способна благотворно влиять на жизнь человека. Исходя из этого убеждения, он организовал коммуну под названием «Новая гармония», ориентированную на равенство, кооперацию, образование и экономическое разнообразие. Ее открытие произошло в 1824 году в штате Индиана – при большом стечении народа, под фанфары и ликование толпы. Увы, триумф длился недолго – всего несколько лет, а затем социальная гармония сгинула в котле внутренних склок и противоречий.
Прочие светские утопии разделили печальную судьбу «Новой гармонии». В Америке существовало несколько десятков коммун, базировавшихся на учении французского философа Шарля Фурье, популяризацией идей которого в Штатах занимался Альберт Брисбейн. Он призывал жителей коммун преодолеть «недоверие, изоляцию, разъединение, конфликты и антагонизмы», которые на тот момент царили в обществе. Сделать это Брисбейн рассчитывал, изъяв людей из большого, чуждого, погрязшего в непонимании мира и поместив их в небольшие, хорошо организованные (в социальном и экономическом плане) общины – «фаланстеры», по определению Фурье. Оптимальный размер и конфигурация общин вычислялись математически – чтобы обеспечить их членам «привлекательную деятельность» в соответствии с пожеланиями и наклонностями. Фурье, как и Оуэн, надеялся, что подобные условия сумеют восстановить внутренний и внешний баланс, безнадежно разрушенный в современном мире.
Другие коммуны демонстрировали в той или иной мере смешение религиозных и светских принципов. В общине с названием «Ферма Брука», основанной в 1814 году священником- унитарием Джорджем Рипли неподалеку от Бостона, практиковались религиозные размышления в сочетании с активным физическим трудом. Рипли стремился к максимальному развитию всего диапазона человеческих способностей. С этой целью он собрал различных людей и поместил их в обстановку, где необходимо было работать и руками, и головой, и сердцем. К несчастью, попытка построить прочные общественные связи внутри коммуны потерпела неудачу. Против ожидания, лишь незначительное количество рабочих, ремесленников и фермеров изъявили желание принять участие в эксперименте. Зато он привлек множество представителей творческой интеллигенции. В их числе оказались такие литературные знаменитости, как Ральф Уолдо Эмерсон, Маргарет Фуллер, Бронсон Олкотт и Натаниэль Готорн. Эмерсон, правда, высказывал сомнения по поводу целесообразности вступления в коммуну. Он боялся, что в результате просто-напросто сменит «нынешнюю тюрьму на иную, меньшего размера». Готорн скоро разочаровался в коммуне и подверг ее резкой критике в своем романе «Блайтдейл». К 1846 году стало ясно, что, несмотря на все старания участников, эксперимент провалился.
Хочется упомянуть еще одну известную (причем не с лучшей стороны) коммуну, в основе которой лежала странная смесь перфекционизма, социализма и некоторых скандальных сексуальных теорий. Джон Хамфри Нойес и его единомышленники основали коммуну «Онейда» в 1848 году неподалеку от города Сиракьюз, штат Нью-Йорк. Веря, что тысячелетнее царство Божье уже не за горами, Нойес призывал своих последователей очиститься от греха, а заодно и от развращающей власти светского правительства и эгоистических привилегированных институтов «собственности», имея в виду не только частную собственность, но и моногамный брак. Последний пункт вызывал особенные сомнения у пуританского американского общества. В отличие от милых и добродетельных шейкеров, практиковавших коллективный отказ от сексуальной жизни, Нойес, напротив, призывал всемерно активизировать эту жизнь. Он пропагандировал теорию «коллективного брака»: все члены коммуны являются между собой супругами. Подобные крайности выглядели особо подозрительными – какими-то уж слишком
