официальной идеологией. В идее коммунизма “светлого будущего” человечества нашла свое воплощение извечная мечта всех народов о социальном равенстве и справедливости, братстве всех людей. Для многих эта идея соответствовала народным и религиозным представлениям о справедливом устройстве общества.
В силу своей интернациональной сути коммунизм объединял людей и народы вне зависимости от этнической, религиозной или социальной принадлежности. Только светлая мечта о будущем справедливом и счастливом обществе могла захватить людей настолько, что они отодвигали на второй план различия в языке, вероисповедании, культуре и обычаях. Особенно это было характерно для убежденных коммунистов. В советские времена любой член КПСС, искренне веривший в коммунизм, считал себя в первую очередь “солдатом партии”, а уж только потом — представителем того или иного народа. И с другой стороны, как только коммунист отдавал приоритет национальным проблемам, он переставал быть коммунистом, — в качестве примеров можно привести добрую половину президентов нынешних независимых государств на просторах бывшего СССР.
Как бы теперь не старались демократы доказать обратное, у людей была вера в коммунистические идеалы, пусть даже повседневная действительность не всегда им соответствовала. Мы в самом деле долгое время верили, что наша страна прокладывает всему миру путь в “светлое будущее”. Безусловно, коммунистическая идеология и положение, которое занимала в обществе КПСС, в огромной степени способствовали тому, что народы многонационального Союза ССР осознавали себя единым советским народом. Советский народ не был мифом, он доказал это и на фронтах Великой Отечественной войны, и в трудные мирные годы, когда он как единое целое противостоял “темным силам империализма”, многократно уступая им в экономическом потенциале. Да и сейчас та боль, которую испытывает народ бывшего СССР, живое тело которого разрезано “прозрачными” границами, лишний раз доказывает, что советский народ не миф, а объективная реальность. Поэтому коммунизм, сочетавший социальное мессианство со старой имперской идеей величия России (СССР), являлся для нашего народа не только социальной, но и государственной, и национальной идеей.
Можно по-разному относиться к советскому варианту коммунизма — результату вульгаризации и догматического подхода к марксизму, но нельзя отрицать, что более 70 лет эта идеология (главным образом, именно она!) объединяла и сплачивала народы нашего государства. А. Зиновьев также подчеркивает роль идеологического фактора в истории СССР: “Будь в стране иной социальный строй, она была бы разрушена и растащена по кусочкам. Страна выжила главным образом благодаря новому социальному строю — коммунизму”[149].
Крах коммунистической идеологии в результате горбачевской перестройки означал приговор Советскому Союзу. Трескучая фраза из старой редакции гимна СССР: “… дружбы народов надежный оплот — партия Ленина” подтвердилась самым непосредственным образом. После поражения, которое потерпела КПСС в борьбе за власть, оказалось, что общности истории, экономических интересов и опыта многолетнего дружного проживания в одной стране недостаточно для сохранения государственного единства.
Инерция интернациональной, объединяющей народы коммунистической идеологии действовала до последнег о момента. Коммунистическая фракция в Верховном Совете Украины до известных событий августа 1991 г. противостояла националистам в республиканском парламенте и блокировала принятие Декларации о суверенитете. Однако уже 24 августа формально еще сохранявшие членство в КПСС депутаты взяли курс на независимость Украины. Причина, заставившая их так резко поменять свою позицию, очевидна: за те августовские дни Советский Союз перестал быть социалистической страной. Рухнула идеология, объединившая всех, независимо от национальной принадлежности, общей целью — построением общества социальной справедливости. Общество социальной несправедливости бывшие республики предпочли строить порознь.
Союз народов разрушили не национальные противоречия и не экономический кризис: в истории нашего государства случались периоды и разрухи, и голода, но они не приведи к его разрушению. С отказом от коммунистической идеологии стройное здание союзного государства лишилось главного стержня — государственной идеи.
Альтернативой коммунистическому интернационализму в большинстве бывших союзных республик стал буржуазный национализм. Причем ключевое слово в этом понятии — “буржуазный”, национализм в процессе противостояния коммунистов и местных сепаратистов играл подчиненную роль. Это только на первый взгляд кажется, что СССР пал жертвой роста национализма и усиления межнациональных противоречий. Хотя эти факторы и сыграли свою дестабилизирующую роль, они не были определяющими и решающими.
Националисты не пользовались серьезным влиянием за пределами Прибалтики, Молдавии, Грузии, Армении и запада Украины. Подтверждением этому служат результаты Всесоюзного референдума 17 марта 1991 г. Желание жить в СССР высказали от 93,3 % до 97 % голосовавших в Азербайджане, Казахстане и Средней Азии, 82,7 % в Белоруссии, 71,3 % в РСФСР и 70,2 % на Украине (это при том, что в ее затадных областях за Союз проголосовали только 16–19 % пришедших на избирательные участки). Явка избирателей оказалась очень высокой — 80 %[150]. Сегодня демократические СМИ предпочитают не вспоминать об этом, поскольку данные всенародного волеизъявления всего за пять месяцев до трагического августа 1991 г. однозначно засвидетельствовали желание подавляющего большинства советского народа жить в едином союзном государстве.
Главный удар буржуазных (подчеркнем это еще раз) националистов был направлен против коммунистов и социалистического строя и лишь во вторую очередь — против “империи”. Их целью была реставрация капитализма и буржуазных порядков, от чего они ожидали получить личную выгоду. Национализм — только следствие этой цели, так же как интернационализм — неотъемлемая черта коммунистической идеологии.
Наиболее отчетливо вторичная роль национализма по отношению к целям капиталистической реставрации видна на примере России. Для российских демократов лозунг возрождения России и провозглашение ее суверенитета были не более чем средствами политической борьбы за власть.
В начале перестройки демократы были слабы. На пути к достижению их цели — реставрации капитализма — стояли по крайней мере два серьезных препятствия. Первое из них — веру широких слоев народа в коммунистические, коллективистские идеалы — демократы преодолели, завоевав монополию на средства массовой информации. Метод концептуальной лжи, с помощью которого они добились успеха, описан в предыдущей главе. Дополнительно к сказанному по этому поводу выше следует заметить, что действия демократических СМИ полностью подтвердили мнение Ленина о буржуазной демократии как о “свободе проповедовать то, что буржуазии выгодно проповедовать”[151] .
Вторым препятствием была совокупная мощь социалистического государства — экономическая, финансовая, военная. Через министерства, силовые ведомства, администрацию на местах КПСС фактически осуществляла функции государственной власти в стране. Пока экономика функционировала в нормальном режиме, пока КПСС продолжала контролировать огромные материальные и финансовые ресурсы и вся пирамида государственных административных органов работала на укрепление власти Коммунистической партии, демократы не могли достичь заветной цели. По существу, КПСС олицетворяла собой государственную власть в СССР. В силу этого обстоятельства логика политической борьбы неизбежно заставила демократов выступить противниками коммунистической государственной машины и государства (СССР) вообще. Единое союзное государство, оплот ненавистной демократам власти коммунистов, стояло на пути к достижению вожделенной цели — капитализации страны, поэтому, стремясь к завоеванию власти, они принялись “раскачивать” государство.
Это только казалось, что в период поздней перестройки содержание политических процессов определялось борьбой за демократизацию общества, права человека и “общечеловеческие ценности”. На самом деле велась яростная и грязная борьба без правил за обладание собственностью, ресурсами и властью на шестой части суши. Этот вывод подтверждается фактами нашей недавней истории не только до 1991 г., но и после него: разве разгон и последующий расстрел Верховного Совета в октябре 1993 г. соответствуют основополагающим демократическим принципам терпимости, поощрения плюрализма мнений и признания прав политической опппозиции?
Ставки были слишком высоки, и для демократов не существовало запрещенных средств. Их не могла
