Я сообщил Раффару. Побродил немного. И в половине седьмого вернулся домой.
— У меня бюллетень с завтрашнего дня.
Ортанс подняла голову. Чересчур поспешно. Хорошо. Я угадал: на следующий день она собиралась встретиться с ним, со своим Дюгомье.
— Я воспользуюсь им, чтобы съездить в Мо. Повидать мать. А то я уже сто лет не видел ее. С самых похорон Жюстины.
— Это хорошая мысль, — сказала мне она.
С несколько чрезмерным энтузиазмом в голосе.
— Я поеду на поезде, который отходит без двадцати три. Поэтому вернусь домой, наверное, довольно поздно. Не раньше девяти. Так что не волнуйся.
На следующее утро я отправился бродить, показался в квартале, поговорил с консьержкой.
— Вы не идете сегодня в министерство, господин Мажи?
— Я взял небольшой отпуск, госпожа Лоссон. Иногда нужно немного отдохнуть.
— Вы совершенно правы, господин Мажи.
Ортанс в этот момент спускалась по лестнице.
— Я оставила Марту наверху. Ты поднимаешься, Эмиль?
— Сейчас.
Я воспользовался этим, чтобы взять револьвер. И свои перчатки. Я проверил его. Он был заряжен. Мерзавцы! Я положил его в карман своего пальто. Затем, около двух часов, после обеда:
— Ладно. Я пошел.
— Поцелуй свою маму за меня.
Вот она, жизнь. Бедный муж едет навестить свою мать. А жена ждет любовника. И никакой жалости. Стало быть, спускаюсь. Захожу в два-три магазина. Захожу к часовщику, чтобы отремонтировать часы. В писчебумажный магазин, чтобы купить карандаш. При этом старался кривляться. Чтобы меня заметили.
— Только фирмы «Каран д'Аш», пожалуйста. Я не признаю другие фирмы. У других грифель стачивается мгновенно.
Леденцы для Марты. Сигареты — в табачной лавке. Каждый раз я не торопился уходить. Говорил что-нибудь о погоде, которая в тот день была пасмурной. Затем зашел в кафе, которое находится почти напротив моего дома. Сел там возле окна. И стал ждать. В три часа появился Дюгомье. В шляпе, которая придавала ему вид искателя приключений, умеющего держаться. Он прошел. Вошел в мой дом. И погубил себя. Если бы он позвонил и сказал Ортанс, что будет ждать ее в гостинице, мне пришлось бы все менять. Но нужно всегда принимать во внимание жадность людей.
— Патрон! Мое почтение!
— До свидания, господин Мажи!
Я спокойно свернул газету, степенно, не торопясь. У меня не было ощущения, что я делаю над собой усилие.
Но вот что любопытно: в тот момент, когда надо было действовать, на меня нашло какое-то оцепенение. Все последние дни я жил очень напряженно. А тут снова как бы погрузился в сон. Как будто происходящее меня не касалось.
Я пересек улицу. Поднялся по лестнице. Тихо-тихо. Чуть было не забыл надеть перчатки. Надел их. Послушал у двери столовой. Ни звука. Проскользнул туда. Темнота. Марта спала в своей кроватке. Подошел к двери гостиной. Ничего. Ни звука. Посмотрел в замочную скважину. Они были там. Целовались. Я взял револьвер. И открыл дверь. Они сразу же быстро отпрянули друг от друга, быстро, как лопнувшая пружина. Ортанс прикрыла рот рукой, как ЕСЛИ БЫ ХОТЕЛА СПРЯТАТЬ ЕГО, СВОЙ ПОЦЕЛУЙ.
И я выстрелил. Сразу. Три раза подряд: паф, паф, паф. Ортанс упала. Хотелось бы еще взять на прицел Дюгомье. Просто прицелиться, потому что мне никак нельзя было убивать его. Но это оказалось свыше моих сил. Я бросил револьвер посреди комнаты и убежал. Успел услышать, как закричала, проснувшись, Марта. Я быстро спустился по лестнице. Бегом. Громко крича. О-О-О-О! Чёрт, перчатки! Я снимал их на бегу. Прибежал к консьержке. На всех лестничных площадках уже открывались двери.
— Он сейчас убьет меня! Убьет меня! Госпожа Лocсон!
Сидя в огромном кресле, она глупо смотрела на меня из-под своего высокого шиньона.
— Он убьет меня! Он бежит за мной!
Вбежав к ней, я закрыл за собой дверь на ключ, на два оборота.
— Вы с ума сошли, господин Мажи.
И она туда же!
— НЕТ, Я НЕ СОШЕЛ С УМА. Он убил мою жену. Мою жену! Он хотел убить и меня.
И я заплакал. Причем заплакал по-настоящему.
— Полицию, госпожа Лоссон, вызовите полицию!
По лестнице спускались жильцы. В коридоре слышались крики. Госпожа Лоссон встала. Открыла свое маленькое окошко. Сначала воцарилась тишина, потом голоса усилились. Я услышал, как сын Бланжана, который жил на втором этаже, крикнул:
— Я иду за полицией.
А я, обмякший, раздавленный, сидел посреди клубков шерсти и недовязанных трико в большом кресле, спрятавшись за огромный зад госпожи Лоссон, которая стояла у своего окошка, сидел и медленно приходил в себя, задавая себе вопрос: КАК ОН СМОЖЕТ ТЕПЕРЬ ДОКАЗАТЬ, ЧТО СТРЕЛЯЛ НЕ ОН?
ГЛАВА XXXVI
И он действительно не смог доказать. Потому что все было против него. ЕГО револьвер. ЕГО отпечатки пальцев. ЕГО письмо. И даже его адвокат, видимо, тоже не верил ему, и с несчастным видом смотрел на меня во время очных ставок. Не говоря уже о следователе и прокуроре, которые забавно передавали друг другу эстафету, копаясь в этой гнусности. В правдоподобии. Все было логично.
— Драма эта очень проста, господа. История эта трагична, но очень проста. Отвергнутый своей любовницей, Дюгомье преследует, донимает ее своими мольбами и угрозами. Своими угрозами, господа. Слово фигурирует в письме, которое оставила нам жертва в качестве неопровержимого обвинительного акта. Обезумев от любви или, что более вероятно, оскорбленный в своей гордости, Дюгомье продолжает преследовать несчастную. Он приходит к ней домой. Может быть, он хотел только напугать ее, а может быть, уже питая мысль о мести, он берет с собой револьвер. Несчастная женщина не реагирует на его мольбы и угрозы. И тогда он стреляет.
— Это неправда! Это неправда!
— Что неправда?
— Все неправда. Ни одного слова правды.
— Дело в том, что Дюгомье отрицает все, господа. Все, даже самое очевидное. Так проще всего.
— Стрелял Мажи.
— А зачем ему было стрелять, коль скоро его жена оказывала сопротивление вам?
— Она не оказывала мне сопротивления.
— Вы черните вашу жертву. Это не очень порядочно, но это очень распространенный прием. К сожалению, у нас есть ваше письмо, благодаря которому мы знаем, что ваша связь была разорвана.
— Это было сделано нарочно.
— Это говорите вы. Почему же вы тогда решили преследовать свою жертву у нее дома?
— Я вовсе не преследовал ее. Она сама назначила мне свидание.
— Кто может вам поверить, что она назначила вам свидание именно в тот день, когда ее муж получил отпуск, когда он мог либо быть в квартире, либо вернуться в любое время?
— Я предполагаю, что когда мы договорились о свидании, она не знала, что ее муж будет в отпуске.
АДВОКАТ: Я хочу обратить внимание, что действительно…
