востоке. Оставаться на поверхности моря в сумерки было опасно: самолета или корабля, находящихся в темной части горизонта, не увидишь, в то время как подводная лодка оказывалась в их поле зрения. Тут может и свой утопить — поди распознай.
Мы были уже на глубине, когда я заметил беспокойство старшего инженера-механика. Переговорив с дизельным отсеком, Горчаков доложил:
— Протекают газоотводные захлопки.
— И клинкеты не держат?
— Нет. Воды поступает много, приходится откачивать за борт.
Попробовали погрузиться поглубже в расчете, что захлопки прижмет давлением покрепче и вода перестанет поступать. Но это не помогло. Более того, течь на глубине усилилась.
— Что будем делать, командир БЧ?
Горчаков доложил, что осмотреть место протечки и, если потребуется, произвести ремонт можно только снаружи, в надводном положении.
Пришлось всплывать. Как только рубка показалась на; поверхности, я открыл люк и выбрался на мостик. Вслед за мной из люка выскочили сигнальщики, а также два моториста — Андрей Орлов и Николай Федин. У каждого из них на шкертиках, подвязанных к поясу, висели инструменты (чтобы не уронить за борт).
— Вас предупредили, что в случае появления противника лодка погрузится?..
— Так точно! — спокойно ответили мотористы и, соскочив на палубу, побежали в корму; открыв лючки, они нырнули в надстройку.
— Вы послали добровольцев? — спросил я Горчакова, поднявшегося на мостик.
— И да и нет. Я задал вопрос, есть ли желающие. И тут выяснилось, что хотят идти все. Тогда я выбрал кандидата партии Орлова, длинного, худого, и комсомольца Федина, маленького, верткого. Оба они отличные специалисты. Разрешите лично осмотреть место неисправности?
— Взгляните и немедленно возвращайтесь обратно.
— Есть.
А. Н. Горчаков прибыл на лодку еще в 1940 году, почти одновременно со мной. Он обладает обширными знаниями: окончил с отличием Высшее военно-морское инженерное училище имени Ф. Э. Дзержинского, служил на подводных лодках, затем учился в Военно-морской академии имени К. Е. Ворошилова. Перед тем как прийти к нам, Горчаков плавал на «малютках», а теперь успешно осваивает управление механизмами большой лодки. Корабль знает, службу — тоже, подчиненными руководить умеет. Александр Николаевич — один из старейших на лодке членов партии, активно участвует в работе партийной организации. И то, что он вызвался осмотреть неисправность, мне нравится.
Погода нам благоприятствовала: ни сильного ветра, ни большой волны. Лодка двигалась малым ходом.
На мостик возвратился Горчаков.
— Захлопки в порядке, но они плотно не закрываются из-за нагара. Его надо снять, а прилегающие поверхности захлопок тщательно зачистить, — доложил он. И немного подумав, продолжил: — Нельзя ли остановиться? На «стопе» мотористам спокойнее работать, да и аккумуляторы не будут разряжаться.
— Нет. Корабль должен двигаться: без хода он беззащитен.
Как все же обеспечить наибольшую безопасность мотористов? Эта мысль не дает мне покоя. Размышляю: видимость полная, надводные корабли противника, если они появятся, обнаружим на большом расстоянии и отозвать матросов из надстройки успеем. Не страшна и вражеская подводная лодка: пока от нее уклоняемся, матросы прибегут на мостик и нырнут в люк. Хуже при стычке с авиацией, но не безнадежно. Гитлеровцы посылают на поиски лодок, как правило, одиночные самолеты-амфибии. Вооружение у них слабое, скорость небольшая — сможем отбиться. Для этого в рубке сосредоточен артрасчет. Другое дело, если появится группа самолетов, посланная на поиск союзного конвоя. Они могут сбросить против нас весь запас бомб и торпед. Вот тут-то и придется нырять под воду немедленно…
А тем временем Орлов и Федин, извиваясь между стальными балками, стойками, угольниками, выполняли в надстройке боевое задание. Теснота страшная. Протиснуться до захлопок невероятно трудно. В конце концов ребята приспособились: один спускался в узкую щель головой вниз, а напарник держал его за ноги. Но в таком положении долго не проработаешь, и они часто менялись ролями. Чтобы как-то вытащить человека за ноги наверх, затрачивалось много времени и сил. Нагар очищали скребками, а то и зубилом. Работа в тесноте (локти упирались то в одну, то в другую конструкцию) потребовала огромного напряжения. Матросы испытывали на себе холод от соприкосновения с мокрым металлом. Вдобавок их обдавало ледяной водой: накат волны, ударяясь о борт, проникал в надстройку, создавал веерообразный душ.
Экипаж с нетерпением ждал завершения работы. Это понимали Федин и Орлов. Но торопиться тоже нельзя, да и невозможно.
— Как у них дела? — спрашивает Герасимов.
— Скоро закончат, товарищ капитан третьего ранга, еще минут десять, — докладывает Горчаков.
Поглядываю на берег: он ясно виден, могут и нас заметить. Но для этого наблюдатели противника должны находиться на вершинах гор.
Но вот на кормовой палубе показались две мокрые фигуры; они подошли к мостику и с трудом поднялись на него.
— Работа закончена!
— Не придется снова всплывать?
— Никак нет, захлопки в порядке, зачистили хорошо.
— Ну, молодцы! Отправляйтесь вниз.
Я приказал военфельдшеру М. Д. Значко проследить, чтобы мотористы переоделись в сухое белье, и выдать им по две порции водки — одну для наружного, другую для внутреннего употребления.
Мостик опустел. Я докурил папиросу и положил окурок в консервную банку, засунутую в карман реглана. Окурки, спички и прочий мусор за борт не выбрасывались. Это правило, которое строго соблюдалось в интересах скрытности: противник не должен был догадываться о пребывании лодки на позиции,
Снова в фиорде
Проверка показала, что захлопки воду не пропускают. Значит, Орлов и Федин оправдали наши надежды. Они показали настоящий матросский характер. За завтраком (на этот раз поздним) Герасимов вспоминает, как на подводной лодке «К-23» заело минносбрасывающее устройство. Для его ремонта в цистерну спустился коммунист Носов. Горловину цистерны пришлось задраить. Появись противник поблизости, и лодка погрузилась бы. К счастью, все обошлось благополучно. Да, подводники готовы идти на любой риск но задумываясь.
— Таков советский воин, — говорит Герасимов.
На нашей лодке служили русские (они составляли добрую половину команды), украинцы, белорусы, воины других национальностей страны. И все они достойно выполняли воинский долг. Кстати, Орлов и Федин носят русские фамилии, но сами они с Украины.
Лев Николаевич спросил о происхождении моей фамилии. Я поделился с ним историей своих предков. Еще задолго до революции мой прадед эстонский крестьянин Тамман приехал в Москву на заработки, да и остался в ней навсегда. Ни отец с матерью, ни мы, их дети, уже не знали эстонского языка. Я исколесил полсвета, плавая в торговом флоте, но на родине своих предков так и не довелось быть. К нам, на лодку, скоро придет новый командир рулевой группы — лейтенант Михаил Николаевич Иванов. У него исконно русская фамилия, а он, между прочим, родился в Тбилиси и знает грузинский язык лучше русского (последний он тоже хорошо освоил — говорит грамотно, почти без акцента).
Беседа с замполитом неожиданно прервалась: вахтенным офицер доложил о подходе лодки к границе вражеского минного поля, и я поспешил в центральный пост.
