– Не подложишь, – сказал Юрка, – я тебя раньше прикончу.
– Пусть она живет, – сказала Юла, притронувшись к Юркиной руке.
– Видишь, старуха, из-за этой женщины дарю тебе жизнь, – молвил Юрка.
– Не надо мне твоего подарка, – разошлась Лизета. – Убивай, бей сразу на месте! Лучше мне в ад сойти, чем тут оставаться.
– И ступай, – ответил Юрка, – ежели не хочешь на земле жить.
– И уйду, – бушевала Лизета, – а ты, Юла, знай, что я тебе скажу: батрака и свой сарай Юрка сам сжег, караулил, чтобы парень не выбрался.
В избе на несколько минут воцарилась тишина. Затем Юла вразвалку подошла к Юрке и спросила:
– Правда, сжег?
– Правда.
– Зачем?
– Он со старухой спал.
– Ас тобой спала Юла, надо и ее сжечь! – снова раскричалась Лизета.
– У Юлы ребенок, а у тебя доныне ничего, – ответил Юрка.
– А эта премудрость у тебя откуда? Тоже из церкви?
– Из священного писания, – ответил Юрка. – Сказано там: «Плодитесь и размножайтесь».
– И ты, Юла, не бросишь этого убийцу? – обратилась Лизета к девушке.
– Он отец моего ребенка, – ответила та.
– Ладно, я обоих вас выдам полиции, – пригрозила Лизета.
– За что? – спросил Юрка.
– За то, что батрака сжег.
– Я не сжигал.
– Ты же сам сейчас сказал Юле, что сжег.
– Ничего про то я не слышала, – заявила Юла. – Уж не сама ли ты сарай запалила, может, тебя саму полиции сдать?
Лизета была сражена: те двое выступали заодно. Она простонала:
– Я умру из-за вас.
– От своей же злобы помрешь, – сказала Юла. Лизета больше не отвечала. Она слегла в постель и сказала, что будет ждать смерти. Пусть живут другие – с нее хватит, в жизни она только обманывалась. Шел день за днем, Лизета лежала, не принимая от Юлы ни пищи, ни питья. Сама не говорила ни слова и другим не отвечала; даже когда Юрка приходил проведать ее, она была глуха и нема. Так она пролежала, пока в один прекрасный день Юла не нашла ее мертвой. Ну что же, Юла согрела в котле воду и обмыла мертвое тело, чтобы пристойней было в гроб класть. Помощи Юле не понадобилось – хозяйка и живая была тощая, а мертвая и того тощее. Юла одна справилась со всем. Обмыв покойницу, она пошла сказать Юрке, что умершая хозяйка осталась одна домовничать и добро стеречь. Именно так и подумала Юла: домовничать и добро стеречь.
Глава четвертая
Услышав, что жена умерла, Юрка сказал об этом Антсу. Тот был человеком дотошным, дал Юрке гвоздей и досок, а заодно и пилу с рубанком, чтобы Юрка собственными руками сколотил жене гроб. Затем Юрка с Юлой зашагали вдвоем домой – мужик впереди – со своей ношей, она следом за ним. И все могло бы сойти как нельзя лучше, не нагрянь нежданная беда. Когда Юрка пришел к пастору с известием о смерти своей жены – надо ведь, чтобы били в колокол за упокой ее души и прочее, – тот вытащил одну за другой несколько объемистых книг и стал в них чего-то искать, повторяя про себя одно и то же слово:
– Нет, нет.
– Как нет? Ведь я сам ей гроб сколотил! – наконец, вырвалось у Юрки.
– Да, возлюбленное чадо мое, гроб есть, а души нету, – сказал пастор.
Юрка сел на стул и, вытаращив глаза, уставился в пол. Пастор никак не мог взять в толк, в чем же дело, о чем так сокрушается мужик. Для пояснения он добавил:
– Нет ни тебя, ни твоей старухи.
– Так ведь я тут, – сказал Юрка и встал со стула.
– Сам тут, а души нету, – усмехнулся пастор.
– А где же она, моя душа? – оторопело спросил Юрка.
– Где-нибудь в другом месте, в другом приходском списке. Однако, возлюбленное чадо мое, кто ты таков? Я что-то не припомню, чтобы видел тебя раньше.
– Я несколько раз бывал в церкви.
– Как у тебя обстоят дела с причастием, возлюбленное чадо мое?
Нет, к причастию Юрка еще не ходил.
– А сам ты, возлюбленное чадо, откуда?
– Из Самого Пекла.
– Ах, вот что! – протянул пастор. – Так, так! Теперь я начинаю понимать!
Юрка, однако, ничего не понимал, в недоумении глядя на пастора.
– Прежнего хозяина звали Нечистым, а с тобой как быть? – ухмыляясь, спросил пастор.
– Прежнего звали эдак, а я и в самом деле Нечистый, – ответил Юрка.
– Так ты, возлюбленное чадо, и есть настоящий Нечистый?
– Я и есть самый настоящий, – подтвердил Юрка. Пастора разобрал смех, он захохотал от всего сердца.
Однако Юрка никак не мог взять в толк, с чего тот разошелся, и из вежливости тоже попытался засмеяться вместе с пастором. Но, едва услышав гулкий грохот, словно из бочки, пастор умолк и пристально вгляделся в Юрку, будто и впрямь узрел перед собой живого Нечистого.
– Если ты в самом деле Нечистый, так зачем же ты пришел на землю? – спустя некоторое время спросил пастор, внимательно наблюдавший за Юркой.
– На то воля небесная.
– Так. Ну а все же, с какой стати?
– Чтоб обрести блаженство.
– Если хочешь обрести блаженство, возлюбленное чадо, то тебе нельзя верить, что ты Нечистый.
– Но ведь я – он самый есть.
– Нечистый не может обрести блаженства, возлюбленное чадо мое.
– А если он человек?
– Если человек, то должен верить, что он – человек. – А если я все-таки Нечистый?
– Тебе надо уверовать в невозможное, тогда и обретешь блаженство.
– Я верю, что обрету, иначе люди не пойдут в ад.
Пастор ровно ничего не понял, а потому спросил с любопытством:
– Как же так, возлюбленное чадо?
– Про то апостол Петр говорил.
– Что же именно сей Петр сказал?
– Петр сказал: человек грешен; он не может спасти душу, до того грешен. Хочет спастись, да не может. А вдруг и не хочет? Вот на небесах и пожелали узнать, хочет он или нет, может или не может. Поэтому, когда я пришел за душами, Петр и сказал мне: не получишь, мол, больше. «Если, говорит, хочешь душами раздобыться, так ступай на землю и будь человеком, – попытай, сможешь ли обрести блаженство. Если сможешь, стало быть, и человек может, да только не хочет; а не сможешь, значит, и человек не может, если бы даже и захотел. Так вот, если человек может, а не хочет, то пошлем его к тебе в ад, если же он не может, а ему хочется, то пойдет он в рай, и не видать тебе больше ни единой душонки». Так Петр и сказал. Вот я и пришел на землю, чтобы обрести блаженство.
От Юркиных слов пастор так и онемел. Наконец, он произнес:
– Но, возлюбленное чадо мое, как же будет с искуплением грехов?
Пастор опустился на стул. Он, веровавший в то, что скудоумие есть залог блаженства, любил в свое время посещать дома умалишенных. Там он встречал людей, считавших себя кто сыном божьим, кто