– Когда сами сходим за нею.
– А когда мы пойдем?
– Успеется.
Юрка охотно промолчал бы, но так как ребенок спрашивал, приходилось что-нибудь отвечать. Когда Юрка молчал, в нем возникало нечто, представлявшее собой смесь размышлений и воспоминаний. Он словно в них искал утешения или объяснения происшедшему. В конце концов дело обстояло не так уж плохо. Когда он пришел в Самое Пекло, у него, кроме старухи, ничего не было. Но все-таки старуха-то была, а это как-никак уже кое-что. Тогда же они раздобыли первую тварь – кошку, и ту задаром да обманом. А как после обзаводились. добром? С помощью Антса. Но он и посейчас жив, и нечего поэтому особенно и горевать. К тому же положение у Юрки сейчас лучше, чем вначале у него есть подсвинок, две овцы, две курицы, петух, кошка, Рийя и немало всякого домашнего скарба, что за годы скопился словно сам собой. Сена у него больше, чем съедят за зиму две овцы, и поэтому можно сразу обзавестись конягой и телкой. Если же это не выйдет, лишнее сено можно будет продать и перезимовать безбедно – картофеля и хлеба хватит. Лошадь, конечно, нужна – возить то, другое. Но можно обернуться и без нее, как вначале, потому что дрова для печи – дома, а сено для овец он стащит и на себе. Но все эти полные надежд виды на будущее опрокинул Антс, лучший друг Юрки, от которого он ждал помощи советом и делом, чтобы начать жить по-новому. Началось с того, что Антс снова пришел в Самое Пекло, и не один, как раньше, а вместе с двумя свидетелями, в присутствии которых он сообщил, что арендный договор у него с Юркой сроком на год, а так как возобновлять договора он не намерен, то Юрке предстоит будущей весной убраться из Пекла.
– Куда? – спросил Юрка.
– Должен сам знать, – ответил Антс.
– Я останусь в Пекле.
– Не уйдешь добром – заставим силком. Велю, чтобы полиция выселила тебя и прогнала.
– Да ведь ты мне друг.
– Ясно – друг, но коли ты не желаешь послушать дружеского совета, то…
– Что же ты советуешь?
– Переходи ко мне в домик, знаешь…
– Ты советуешь не по-дружески.
– Именно как друг, потому что…
– Я хочу остаться в Пекле.
– Из этого ничего не выйдет, тебе не уплатить аренды.
– Уплачу, если ты мне поможешь, как вначале.
– Ты был тогда молод и…
– Молодость не в счет.
– А что же в счет?
– Я Нечистый, вот что…
– В Самом Пекле ты человек, Юрка, ибо хочешь обрести блаженство.
– Как же я обрету, если ты гонишь меня отсюда?
– Блаженство сыщешь не только здесь.
– Нет, для меня оно только в Самом Пекле. Здесь я возделывал землю.
– Но земля-то эта моя?
– Лес, чащоба – твои; поле – мое, моими руками взрыто.
– Юрка, старый мой друг, слушай, что я тебе скажу: у меня есть новый арендатор, и аренды он будет платить вдвое больше, чем ты. Поэтому мне и невыгодно оставлять тебя здесь.
– А новой земли он добавит?
– В этом больше нет нужды. Лес, что стоит сейчас, так и останется лесом.
– Значит, на возделанной мною земле будет жить другой?
– Другой…
– Слушай, Антс, ты мне враг.
– Враг ли, друг ли – неважно, главное чтобы выгодней было.
– Таких, как ты, нужно убивать.
– Эго бесполезно, дорогой Нечистый, – пошутил Антс, – те люди, чго останутся, не лучше, – они такие же.
– Так же дерут с того, кто трудится, и…
– И самая лучшая еда у того, кто ничего не делает, – договорил Антс. – Ты на своем веку работал за десятерых, а нынче, когда я зову тебя пожить у меня повольготней, ты ни за что…
– Я не верю тебе, Антс.
– Зачем же мне врать тебе?
– Ты хочешь, чтобы я отдал тебе клочок земли, возделанный моими руками.
– Я его так или иначе отберу и передам другому, который…
– Кто этот другой?
– А вот он тут же стоит. Будет платить мне вдвое больше, – при этом Антс показал на соседа, который стоял рядом, и спросил его: – Не правда ли, Петер?
– Да, я заплачу вдвое, – ответил тот.
– А чего этому третьему надо? – спросил Юрка.
– Он свидетель, что мы говорим правду, – ответил Антс.
– И что ты гонишь меня отсюда? – снова задал вопрос Юрка.
– Хочешь не хочешь, а придется тебе отсюда уйти. Хватит с меня Нечистого, я хочу человека, который вместе со мной вознесется в рай.
– Всем вам дорога в ад, – убежденно сказал Юрка.
– Отделаемся от Нечистого – будем в царствии небесном.
– И ты, Петер, попадешь в рай? Хоть ты и отнимаешь у меня землю, которую я возделал?
– Не я, так другой отберет, сделка выгодная, – пояснил Петер.
– Охотников до земли много, – подтвердил Антс.
– И ты, Антс, не хочешь больше дружить со мною?
– Нынче невыгодно, – усмехнулся тот, а двое других расхохотались во все горло.
– Ну хорошо, – сказал Юрка и встал с таким спокойным видом, словно все было в полном порядке. – Наши отношения ясны: я – Нечистый, вы – люди. Я хочу обрести блаженство, вы – попасть в ад. Поэтому вы и обираете меня. Антс говорит о дружбе, но он враг.
Глава двадцать первая
Юрка широкими шагами направился к дому. Все в недоумении смотрели на него. Подойдя к избе, он сорвал со стрехи пучок сухой соломы и переломил его надвое. Затем он стал что-то нашаривать в карманах.
– Поджечь хочет, – зашептали мужики Антсу.
– Не подожжет, – процедил тот сквозь зубы, держа во рту потухшую трубку и выпятив подбородок.
Юрка достал из кармана кремень, огниво, трут и спокойно стал высекать огонь.
– Честное слово, запалит крышу, – сказал Петер.
– Не запалит. – Антс продолжал медлить. Подбородок его по-прежнему глядел вперед.
Юрка тем временем разжег трут и сунул его в солому, а потом начал размахивать ею по ветру, чтобы раздуть искру в пламя. Дымный след потянулся за пучком. Внезапно всю солому охватило пламенем, еще мгновение – и пучок оказался в стрехе. Мужики бросились было к Юрке, чтобы удержать его, но было поздно Конечно, Антс с самого начала догадывался о намерении Юрки, но делал вид, что не верит этому, ибо ему было выгодно, если строения станут жертвой огня. Они были застрахованы за полную цену и при переходе участка к Петеру вызвали бы пререкания. Мысль удержать Юрку, пришедшая мужикам в последний момент, была порождена отчасти инстинктом страха перед огнем, а отчасти теми правильными соображениями, что впоследствии будет чем похвастаться: мы, дескать, от всей души старались. Про себя же Антс думал так: разыграл он все это настолько хорошо, что самому богу нечем будет попрекнуть его в судный день.
Другое дело – могли ли мужики помочь тут чем-либо, поступи они иначе. Можно ли было спасти
