Дни промелькнули для капитана Джемса с такой быстротой, что когда вечером в воскресенье лорд Бенедикт попросил его отвезти завтра Дорию в довольно отдал„нный район Лондона, он точно с неба свалился, насмешив всех вопросом, какой же это будет день. На уверения, что завтра понедельник, что именно завтра он встретит свою невесту, капитан разводил руками и утверждал, что пятница и суббота просто куда-то провалились.
Для Генри дни летели не так быстро, словно бы жизнь на каждом шагу ставила ему препятствия. Л„жа после обморока в одиночестве, он вспоминал Алису, е„ ласковость, красоту, е„ необычайное сходство с матерью, решив сблизиться с девушкой, насколько это будет возможно. Он чувствовал в ней искреннего друга и хотел поведать ей историю своего печального разрыва с Анандой. И думал, что она даст ему верный совет или, по крайней мере, скажет, можно ли обратиться к лорду Бенедикту. Настроенный на этот лад, Генри уже ничего не видел, все его мысли сосредоточились на Алисе. Спускаясь по лестнице, он увидел, как девушка прошла на террасу. Сердце его сильно забилось, он поспешил туда же, но ему пришлось испытать жестокое разочарование. Все его эгоистические желания тут же разлетелись в прах, потому что рядом с Алисой сидело новое лицо, которое Генри ещ„ ни разу не видел.
– Позвольте вас представить ещ„ одной дочери лорда Бенедикта, – сказала Алиса, знакомя его с Дорией.
Довольно кисло поздоровавшись. Генри сразу же ощутил враждебность к Дории, нарушившей его планы. Е„ красивые т„мные и проницательные глаза, мелкие белые зубы, даже е„ приветливость, – вс„ было неприятно Генри, вс„ вызывало раздражение и даже злобу. Не особенно вежливо отвечая Дории на е„ вопросы. Генри спрашивал себя с удивлением, почему он так злится и раздражается. Какой-то род ревности, точно недовольство лордом Бенедиктом за то, что у него такая большая семья, что все эти люди здесь «дома», а он – пришелец-гость, которому могут каждую минуту предложить вернуться в Лондон, поскольку комната нужна другому гостю, шевелился где-то в глубине его сердца.
– Что, друг Генри, вс„ ещ„ не можешь сбросить с себя непрошеную гостью болезнь? – раздался голос Флорентийца.
От внезапности вопроса, от прозвучавшего во фразе слова «гость», которое бурлило в его душе, от появления хозяина дома за его спиной. Генри вскочил, задел чашку и вылил на себя весь кофе. Окончательно переконфуженный, он стоял в полной растерянности, когда вошли Наль и Николай. Готовый заплакать, Генри вдруг увидел подле себя Дорию, которая мокрой салфеткой удивительно ловко вытерла его костюм и, смеясь, сказала Флорентийцу:
– Мистер Оберсвоуд должен вам, лорд Бенедикт, предъявить сч„т за испорченное платье. Ну можно ли входить так легко и неслышно? Вы и меня-то перепугали, не то что человека, который ещ„ не совсем здоров.
– Прости, Генри, Дория права. Ты не привык ещ„ к тому, что все мои гости
– у себя дома и могут не стесняться или раздражаться от моей привычки появляться внезапно. Не огорчайся. Ты здесь не гость, а самый милый и желанный друг. Ты член семьи. А поскольку все мы гости на земле, отгостим здесь и уходим, – постольку и ты гость в мо„м доме. Но если всех нас связывает счастье жить на общее благо, все мы родственные члены одной семьи. И суть вовсе не в том, кто из нас хозяин и кто гость. А в том, чтобы все мы, считая друг друга братьями, несли доброту, а не раздражались.
Какое значение и смысл может иметь для Вселенной жизнь того человека, который решает проблему индивидуального совершенствования только в разрезе личного быта, наград, славы и почестей? Твоя мать. Генри, о которой ты говорил как о копии Алисы, по всей вероятности, ни разу в жизни не пролила в чь„-либо существование ни капли яду. Е„ портрет мне ясен, я его хорошо вижу. А твой отец?
Генри, понявший, что Флорентиец прочел все его мысли, никак не мог прийти в себя и сидел, потупя глаза перед новой дымившейся чашкой кофе, которую поставила перед ним Дория.
– Отец? – пробормотал Генри. – Я не знаю его и никогда не знал. Мать говорила, что он умер ещ„ до моего рождения.
– А семьи у твоей матери тоже не было? – продолжал спрашивать хозяин вконец смущ„нного Генри.
– У не„ семья была и, кажется, очень богатая. Но отец е„, мой дед, был очень крутого нрава. Знаю только, что брак заставил мать покинуть родной дом и скрыться. Но мама никогда не говорила о своей семье, а я и не спрашивал. – И никогда не говорила о сво„м брате? – О брате говорила, – в раннем детстве, когда пела мне ту песню, что запела вчера леди Алиса. Говорила, что он дивно пел, что оба они часто исполняли дуэты и мечтали учиться петь. Маме хотелось, чтобы я наш„л дядю, когда она умр„т, и сказал ему, что он всю жизнь оставался е„ единственной привязанностью, которой она до смерти была верна. Но время шло, я учился, мама старела и менялась, и разговоры о дяде давно уже прекратились.
Флорентиец задумался. Его фигура на миг точно застыла, и все сидевшие за столом замерли, боясь прервать е„ молчание. Глубоко вздохнув, он посмотрел на Алису, перев„л глаза на Генри и тихо сказал:
– Различные бывают встречи. Бывают счастливые. Но встречи, развязывающие сразу десятки карм, так же редки, как т„мные индийские изумруды. Эти встречи долго готовятся в веках. И каждый, кто попадает в их кольцо, должен особенно тщательно следить за собой, чтобы не открыть через себя ни малейшего доступа злой силе. Берегись, Генри, раздражения. Берегись его особенно сейчас и чаще вспоминай мать, вс„ прин„сшую тебе в жертву.
Ты, Алиса, шутливо назвала Генри братом. Будь же эти дни подле него и помогай ему не зализывать свои раны, но раскрывать талант восприятия человека и жизни, как векового пути. В эти дни многое должно совершиться. Старайтесь прожить их в мире и полном доверии друг к другу.
Всем, в особенности Генри, слова Флорентийца показались загадочными. Один незаметно вошедший капитан Джемс оставался совершенно спокойным, точно от человека своих мечтаний он ничего иного и не ждал. После завтрака Алиса предложила Генри и Дории небольшую прогулку, и Генри стоило большого труда победить в себе недоброжелательство и пойти туда, куда его звали. Взгляд Флорентийца и его улыбка показали ему, что он снова был вывернут мыслями наизнанку. Капитана лорд Бенедикт ув„л в свой кабинет.
– Садитесь, Джемс, теперь я человек ваших мечтаний, Флорентиец, и вы можете меня так звать.
– Счастью моему в эту минуту нет предела. Но звать вас Флорентийцем, именем столь для меня священным, я не смею. Чем я заслужил такое неслыханное счастье – встретить вас, быть в вашем доме, говорить с вами, – я не знаю. Я сознаю, как я мал, как по-обывательски текла моя жизнь до встречи с доктором И., как я ничего не понимал в жизни, перспективы которой не подымались для меня выше плоскости земли и личных исканий.
Правда, меня всегда томила бездеятельная жизнь окружавшей меня с детства среды. И я выбрал путь моряка не только потому, что любил море. Мне казалось, что именно так я могу приносить максимальную пользу. Однако меня преследовало чувство неудовлетвор„нности, я постоянно искал, куда направить порывы самоотвержения и благородства. И только встретив доктора И. и Левушку, увидев сэра Уоми и Ананду, я понял, что такое человек, каковы должны быть его задачи и чего он может достичь, будучи из плоти и крови, если впустит в свои клетки дух и свет. Точно удар грома расколола меня встреча с Анандой, но снова собрала в монолит дивная гармония, покой и мир, исходившие от пригрезившегося мне вашего образа. Я почувствовал в себе такую силу, такую спокойную уверенность и счастье, что сам себе сказал: я найду человека моих мечтаний. Я побеждал умом, теперь пойду с любовью. Но я не надеялся, не смел мечтать, что так скоро свершится чудо встречи, до которой я не дорос. Сознаю себя пигмеем и жажду только учиться жить подле вас.
– Быстрота исполнения наших заветных желаний это не карма, мой друг. Хотя сама встреча – всегда кармический зов. Но время, место, интенсивность восприятия встречи и е„ влияние на жизнь человека зависят от неповторимых его качеств, его такта, энергии и приспособляемости. Если бы вы не сгорели в Константинополе в одну ночь, наша встреча не могла бы состояться так скоро. Для каждого человека положена своя мера вещей. И только те подходят к Учителю в одно воплощение так, чтобы общаться с ним непосредственно, кто выполнил свою меру вещей, то есть разрушил в себе прежние представления о жизни вообще и жизни на одной только земле.
Пока человек полагается на чью-то помощь и связи, пока ищет решения своих вопросов в советах сильных мира сего, он не в состоянии выскочить из орбиты сковывающих его предрассудков, которые заставляют балансировать между собственным тяготением к высшему миру красоты и земным благополучием. Кто и как проходит свой день? По какой орбите мчит человека земля, зависит не только от труда веков, но ещ„ и от опыта данного воплощения. Вы скоро женитесь, и женитесь по любви. Если бы вы не встретили И., если бы не двинул вас впер„д Ананда с такой сверхъестественной силой, что вс„ в вас перевернулось, – вы так и остались бы холостяком. Создавая теперь свою семью, помните мои заветы.
Жена. Никогда и ни в ч„м не подавляйте е„ волю, е„ вкусы, е„ устремления. Если будете видеть, что вкусы и склонности е„ в ч„м-либо вульгарны, покажите ей красоту. Но так, чтобы она никогда не заметила, что вы учите е„. Если вы сумеете раскрыть ей глаза на прекрасное, она изменится сама. Но если будете назойливо предлагать и убеждать, то красота в ней не раскроется и в жизнь свою она е„ внести не сможет, как бы ни были настойчивы ваши доказательства.
Решительно не позволяйте себе вмешиваться в е„ искусство, в е„ творчество. Предоставляйте ей полную свободу, критикуя искренно, если спрашивают, но не позволяя себе давить и тушить порывы, если, по вашему мнению, они недостаточно тактичны и мало соответствуют канонам того общества, в котором вы жив„те. Не талант для общества, а общество для таланта. Талант же для всей Жизни. Поддерживайте е„ всячески, если даже дом ваш станут считать «оригинальным», что в Англии отнюдь не похвала.
Если бы у вашей жены оказалось мало воли и с рождением детей она возжаждала бы забросить искусство, если в е„ мыслях, чувствах, поступках над художницей станет превалировать мать, – разъясните ей вс„ значение искусства в воспитании младенческой души и вообще в жизни детей.
Каждая семья строится заботами огромного числа невидимых тружеников и помощников. И те семьи, где главным элементом жизни является искусство, – всегда ячейки высшие, откуда выходят творческие силы, приближающиеся к Учителю. Если бы у вас не было ни одного талантливого реб„нка, то у внуков, рожденных от развитых и чутких к искусству детей, уже будет та атмосфера гармонии, в которой они смогут развить свой талант. И, в частности, у вас так оно и случится. Вы привед„те ко мне своих младшего внука и среднюю внучку – два больших таланта. В вашей жене они найдут начала новой связи, к которой дети будут ещ„ не готовы. Но жена ваша будет много страдать от чрезмерно страстной любви к детям. Такт и ваша любовь помогут объяснить ей, что материнская любовь должна быть творческой энергией, очень спокойной, чтобы не давить на детей, не быть для них слишком тяж„лой; они должны расти, в полной мере развивая свой дух и способности.
Преданность матери, которая видит подвиг в отказе от искусства ради детей, доказывает только неполноценность е„ таланта человека, слуги Жизни, давшей ей каплю своего Вечного огня. Споры по вопросам воспитания детей в вашем доме недопустимы. Самое бдительное внимание вы с женой должны обратить на складывающиеся отношения ваших детей с окружающими. Никакой замкнутости, никакой отъедин„нности от других. Приучайте их к общению.
Лучшими уроками воспитания бывают те дни, когда дети встречают разнообразие характеров среди себе подобных. Но чтобы реб„нок рос внимательным к окружающему, – его надо учить этому с первых же сознательных дней. Развивайте внимание своих детей параллельно своей выдержке. Не забывайте, что дети, родившиеся у вас, не только плоды вашей плоти и крови. Но и те драгоценные чаши, которые Жизнь дала вам на хранение, чтобы вы улучшили и развили их творческий Огонь. Не прилепляйтесь к ним, как улитка к раковине. Всегда думайте, что им суждено пожить и отгостить в вашем доме какое-то время только для того, чтобы созреть для собственной жизни. Ваша жизнь ценна для мира постольку, поскольку вы сумели вскрыть е„ самодовлеющую красоту, не зависящую ни от чего.
Создавая семью, вступайте в не„ освобожденным от предрассудка закрытости, где варятся в собственном бульоне. Напротив, разрушайте перегородки между собой и людьми, привлекайте встречных красотой, которую они стесняются обнаруживать в себе.
Дети не только цветы земли. Они ещ„ и дары ВАШИ Вселенной. Через них вы, как все родители, либо помогаете возвышаться человечеству, либо оста„тесь инертной массой, тем месивом, из которого, как из перегнившего леса, через миллионы лет родятся уголь и алмаз.
В данную минуту в сердце вашей невесты клокочет буря. Иногда вас пугает е„ темперамент. Но темперамент для таланта такая же необходимость, как пар для машины. С огромным тактом, нежностью и вниманием старайтесь всегда переводить излишек е„ темперамента в искусство.
Я очень хотел бы, чтобы вы привезли свою невесту в мой дом. На будущей неделе мы все переедем в Лондон. Туда я жду Ананду. Приезжайте к завтраку к двенадцати часам в понедельник. Что же касается знакомства со стариками, то предоставьте это мне. В нашем ответном визите я сам устрою вс„ так, как будет лучше и удобнее графам Е. Не станем заглядывать впер„д. Я вижу, что вас ещ„ беспокоит желание стариков ехать за вами. Думаю, что и в этом я вам помогу.
Поговорив ещ„ с капитаном о его делах и некоторых особенностях его личной жизни. Флорентиец отпустил его и присел к столу, читая какое-то письмо. Через некоторое время за окном мелькнула фигура Тендля и раздался его голос:
– Простите, лорд Бенедикт, я три раза слышу ваш голос, точно вы зов„те меня. Дважды я сходил вниз, ибо мне казалось, что голос ид„т из вашей комнаты, и дважды я возвращался, не смея нарушить тишину. Наконец, только поднялся к себе, – снова ваш зов. Тогда я решился подойти к окну, в котором увидел свет. Теперь я вижу, что был введ„н в заблуждение собственной галлюцинацией. Простите, что помешал вам.
– Я как раз звал вас, Тендль, и собирался уже рассердиться. Ну, давайте руку, англичанин-спортсмен, и прыгайте.
