боюсь одна теперь. – Если разрешите, я проведу ночь в вашем магазине, внизу, и тогда вам совсем не будет страшно, – подавая Жанне накидку, сказал И.
– Надо спешить. Князь, мы вас эксплуатируем. Но я только час назад узнал, что именно сегодня должен встретить того мудреца из Б., о котором вам говорил, – пожимая князю руку, сказал Ананда. – Разрешите мне занять комнату капитана, а ему я уступлю свои.
– Зачем же? Хватит комнат в доме, – запротестовал было князь, но Ананда настоял на сво„м.
Мы простились с нашим милым хозяином и поспешили к пароходу.
Жанна шла между И. и Анандой, а И. держал меня под руку. Я так одурел от всех происшествий дня, что стал «Левушкой-лови ворон».
Когда мы завернули за угол пустынной улицы, то увидели что навстречу ид„т Браццано, нагло глядя на нас. Его адская физиономия выражала крайнее раздражение.
Но не сделав и тр„х шагов, он вдруг согнулся чуть не пополам, свернул на мостовую и стал переходить улицу. – Идите, – сказал нам Ананда. – Я сейчас вас догоню. В один миг он был подле турка, и каждое слово, произнес„нное его металлическим голосом, долетало до нас:
– Ещ„ есть время одуматься. Доползи сгорбленным до дома и три дня не имей сил разогнуться. Обдумай, во что вступаешь. Обдумай, кого вызываешь на бой. Ещ„ есть время, ещ„ можешь вс„ искупить. Сиди без языка и движений и думай. Опомнись или пеняй на себя за вс„, что последует. В последний раз милосердие дарит тебе зов и возможность исправиться.
Ананда догнал нас, оставил И. с Жанной, ласково обнял меня и сказал:
– Мужайся, мой дорогой. Так много испытаний упало на тебя сразу. Боишься ли ты? – спросил он меня.
– Месяц назад меня перепугала Хава. Но турка я не испугался и вообще ничего в вашем присутствии не боюсь. Я только молю Флорентийца помочь мне в страшные минуты – если они будут, – привести мой организм в полное спокойствие, быть работоспособным.
– Браво, друг, – рассмеялся Ананда. – Ты мне напомнил рассказ капитана, пораженного твоим вес„лым смехом в самый ужасный момент бури. Теперь и мне стало весело от твоей храбрости.
Я не успел ничего ответить. Через несколько минут мы уже стояли перед сэром Уоми и Хавой, шедшими нам навстречу с пристани.
После первых радостных приветствий мы усадили Хаву, Жанну и И. в экипаж. Слуга сэра Уоми, н„сший за ним два больших чемодана, положил один из них в экипаж, и кучер натянул вожжи.
Сейчас сэр Уоми показался мне несколько иным. В л„гком сером костюме, в белой шляпе на т„мных вьющихся волосах, с тростью какой-то особенной формы, он легко ш„л рядом с державшим меня под руку Анандой. Он отказался от экипажа, сказав, что с большим удовольствием пройд„тся с нами пешком. Но прежде он обернулся к своему слуге и спросил, не тяжело ли тому будет нести вещи. Слуга улыбнулся и, положив, как игрушку, чемодан на плечо, ответил, что и десять в„рст прошагать с такой поклажей сущий пустяк.
Встречать нас вышел князь. Против обыкновения лицо его было расстроено, хотя приветствовал он сэра Уоми с большой радостью, даже восторгом, так ему свойственным.
Мы пропустили сэра Уоми и Ананду впер„д. Не сговариваясь с князем, мы оба поняли, что хотим что-то сказать друг другу.
– Князь, – шепнул я ему, – к обеду надо непременно дыню. Восточный мудрец без дыни немыслим, – повторил я слова кондитера, вдруг уверовав в них как в несомненную истину.
– Ах ты Господи, я совершенно об этом забыл! Сейчас побегу распорядиться,
– засуетился князь. – Но, Левушка, это поправить легко. А вот вещи те проклятые вс„ лежат в комнате до сих пор. Я ношу ключ в кармане, чтобы никто туда не вош„л. Ананда трогать не велел, и я боюсь его ослушаться.
Мы стояли перед крыльцом Ананды и, должно быть, имели вид заговорщиков, потому что услышали его вес„лый смех: – О ч„м вы так таинственно шепчетесь, друзья? – О том, что лежит на полу, – ответил я.
Лицо Ананды стало серь„зно, он бросил нам: «Подождите» и вернулся к сэру Уоми. Прошло, вероятно, минут десять. Князь успел распорядиться насч„т дыни и вернуться назад, раньше чем на крыльце показались оба наших друга.
– Не волнуйтесь, князь. Конечно, вс„ это очень неприятно, но страшного для вас и вашего дома здесь нет ничего. Вот я вижу у стены стоит лопата. Возьмите е„ с собой, она нам пригодится, – сказал сэр Уоми князю.
Князь очень удивился, но не сказал ничего и взял лопату. Через несколько минут мы были в комнате и остановились возле сверкавшего на полу розового браслета и узкого ножа. Сэр Уоми, взяв у князя лопату, подобрал на не„ обе вещи, достал из кармана коробочку вроде табакерки и высыпал из не„ какой-то ж„лтый порошок, густо покрывший браслет и нож.
– Отойдите, Левушка, станьте за моей спиной, – сказал мне сэр Уоми. – А вы, князь, спрячьтесь за Анандой.
Когда мы исполнили его приказание, он подн„с спичку к лопате и отодвинулся.
Порошок ярко вспыхнул, вскоре послышались шипение и треск, а потом, точно разбитое стекло, с каким-то стоном разлетелся вдребезги нож. Дым и смрад разошлись по всей комнате, и Ананда во всю ширь распахнул дверь на балкон.
– Вот и вс„. Теперь эти вещи ни для кого больше не опасны, Бедный Браццано решил, что он колдун и владеет тайнами средневековья, обладающими несокрушимой силой. И, как всегда, при встрече с истинным знанием все злые тайны, не представляющие ничего другого, кроме гипноза той или иной силы, разлетаются в прах, – задумчиво обводя нас своими фиолетовыми глазами, говорил сэр Уоми.
– Теперь, Левушка, вы можете взять браслет, он абсолютно безвреден, а по красоте это вещь изумительная. – Сэр Уоми засмеялся и с неподражаемым юмором продолжал: – Можете хоть Анне надеть его на е„ прекрасную руку. Надо только протереть, он закоптился. Возьмите вот этот флакон и протрите камни.
Он подал мне небольшой флакон, я смочил носовой платок и прот„р браслет. Больше такой вещи я уже никогда не видел. Вероятно, Браццано ограбил какую-нибудь гробницу египетских фараонов. Думаю, что в коронах европейских королей не было ни подобных камней, ни оправы.
Я собрал жалкие остатки искривленной, ставшей совсем ч„рной стали на лопату и выбросил с балкона в сад, а браслет подал сэру Уоми.
– Нет, дружок, эта вещь предназначалась для передачи через вас. Снесите е„ в вашу комнату, умойте руки, и не станем задерживать нашего милого хозяина, – ласково сказал мне сэр Уоми. – А какова будет судьба браслета – увидим дальше, – усмехаясь, прибавил он.
Быстро прош„л я к себе, спрятал, не без отвращения, браслет, доставивший страдания и заботы стольким людям, умылся и присоединился ко всему обществу, вышедшему на балкон. Я застал уже конец разговора. Сэр Уоми говорил: – Все эти так называемые т„мные силы – не что иное, как невежественность. Люди, стремящиеся подсмотреть силы природы, при известном напоре одной воли – отыскивают их. Обычно это люди, одар„нные более развитыми, чем у других, психическими силами. Но так как их цель – знание, служащее только их собственным страстям и обогащению в ущерб общему благу – они отгораживаются в отдельные группы, называя себя разными умными именами. Компаньонов они подбирают непременно с большой и упорной волей, обладающих силой гипноза.
Это очень длинная история, о ней в двух словах не расскажешь. Тянется она от древнейших врем„н, и таких источников лжи и лицемерия, слывущих колдунами, алхимиками, провидцами и т.д., очень много.
Возьм„м наш случай. Почему скрючился и лопнул нож? Потому что так называемый «наговор» на н„м был сделан на смерть упорством воли. То есть, если бы человек, которому он был дан, встретил препятствие к выполнению внушенного ему приказания, – он убил бы всякого, ему мешавшего. Браслет же н„с в себе и другой наговор и имел целью привлечь любовь той, чью руку он должен был украсить.
Та сила знания, где не упорством воли, а любя побеждают, скромная часть которого известна мне, – помогла мне в одно мгновение победить и уничтожить все труды злой воли невежды, истратившего на свои заклятия годы жизни и считавшего ч„рную магию вершиной знания.
Слуга приш„л пригласить нас к обеду. Обед сэра Уоми состоял из молока, хлеба с м„дом и фруктов. Я нетерпеливо ждал, будет ли он есть дыню, боясь осрамиться перед князем. Он съел кусок, лукаво поглядел на меня своими беспредельной доброты и ласки глазами. Я обмер; мне показалось, что он раскрыл мою черепную коробку и читал вс„, что я думал, и знал, как я боялся, что он вдруг не прикосн„тся к дыне.
– Кстати, Ананда, Хаву вы с И. у меня похитили и пристроили по своему усмотрению. Я остался на бобах, без секретаря, хотя мог бы быть спрошен, желаю ли этого, – весело смеялся сэр Уоми. И смех его напомнил мне звон серебряных, гармонично подобранных колокольчиков. – Теперь я хочу – без спроса у вас – похитить во временные секретари вашего юного литератора.
– О, как бы я был счастлив, если бы мог удостоиться такой чести, – в полном восторге воскликнул я.
– Сэр Уоми, я виноват перед вами. Но ведь это только на одну сегодняшнюю ночь, – сказал Ананда. – И если вам сейчас нужен секретарь, я готов служить вам. Сэр Уоми покачал головой и тихо сказал:
– Хаве придется прожить там намного дольше. Вы с И. будете очень заняты. А мальчик пусть останется при мне. Сегодня мне никто не нужен. А завтра, Левушка, если тебе не кажется страшным заделаться секретар„м такого сердитого хозяина, приходи в девять часов ко мне и будешь работать часов до тр„х-четыр„х.
Сэр Уоми встал, поблагодарил князя и сказал, что в пять часов они все вместе зайдут осмотреть его больную жену. С самим же князем побеседует завтра вечером у себя.
Я был на десятом небе. Вс„ пело у меня внутри. Мы проводили сэра Уоми в его комнату и вернулись к себе. Ананда устроился в комнате капитана. Я не мог удержаться, бросился ему на шею и попросил:
– Ананда, миленький, хороший Ананда, помогите мне не осрамиться завтра у сэра Уоми. В ч„м заключаются обязанности его секретаря?
Ананда обнял меня за плечи, рассмеялся своим металлическим смехом и, поддразнивая, сказал:
– Вот если бы ты не боялся Хавы, ты бы мог у не„ об этом спросить.
– Ну что вы, я уже давно с ней подружился! Это уже история из моего детства. Ананда снова весело засмеялся.
– Постойте, – сказал я, вслушиваясь в его смех. – Как странно. Вы сейчас смеялись, а я почувствовал, что мысли ваши совсем не здесь, а в ч„м-то дал„ком, печальном и даже воинственном. Сэр Уоми смеялся, – и я точно серебряные колокольчики слышал. Хотя тоже знал, что мысли его далеко. Но… Как бы это выразить? – замешкался я, подыскивая образ для своей мысли. – Понимаете ли, мысль сэра Уоми была какая-то всеобъемлющая. Она была и где-то там, но одновременно жила здесь. А ваша – жила где-то далеко, а здесь только скользила.
– Да ты, Левушка, действительно любишь загадывать загадки, – улыбаясь и пристально глядя мне в глаза, сказал Ананда. – Ты совершенно отрезвил меня, мальчик. Моя мысль действительно раздвоилась. Но то, что ты подметил и что составляло различие меж нами, не было моей рассеянностью. А тяжким порывом личного горя, причин„нного мне одной душой, в тв„рдости и верности которой я ошибся. Конечно, я сам виновен, потому что видел то, что мне хотелось видеть, а совсем не то, что носил человек в сердце. И дважды виноват, что воспринял это как личную печаль. А сэр Уоми не может ничего воспринять лично. Его любовь проникает в человека, подымая его и облегчая ему жизнь во всех е„ проявлениях.
Ты отрезвил меня и… ты же порадовал вчера с Генри, сегодня с Жанной. Ты много выстрадал, но зато ты далеко шагнул. И сколько бы ни продвигался впер„д человек, через какие тяжкие страдания он бы ни ш„л к знанию, если он честен и верен до конца, если компромисс не соблазнит его, – он достигает счастья жить легко, радостно. Живи легко и дай себе слово никогда не плакать. – Ананда обнял меня, и мы разошлись по своим комнатам.
Впервые после отъезда из Москвы я расстался сегодня с И. И имел случай в одиночестве подумать обо вс„м, чем я обязан этому человеку. Я был полон благодарности и нежной любви. Мне так не хватало сейчас моего снисходительного друга и наставника; и было горько, что я ничем не могу быть ему полезен теперь и не увижу его, проснувшись завтра утром. Решив, что после занятий с сэром Уоми я попрошу разрешения сбегать к И., я лег спать счастливый и радостный. Как бы ни был тяжел этот день, а жил я сейчас поистине «легко».
Ровно в девять часов следующего утра я стучал в двери сэра Уоми.
– Ты точен, друг, – встретил он меня, сам отворяя мне дверь.
Меня удивило, что в комнате ничего не изменилось, точно здесь продолжал жить Ананда, у которого неизменно царил образцовый порядок. И сейчас тоже не было заметно никаких следов завтрака, нигде ни пылинки, – только на письменном столе лежало несколько писем, какая-то тетрадь и ещ„ не обсохшее от чернил перо. Видно было, что сэр Уоми уже давно
